Не абсолютное заблуждение и понятие о верховном фетише, управляющем вселенной. В нем примитивно и образно намечается идея об единстве мирового процесса, которая, развиваясь и изменяя формы, из конкретно-религиозного постулата превращаясь в абстрактно-метафизический, а из него в научный принцип, всегда является душой человеческого мышления, его высшей организующей формой.
Но В.Ильин, конечно, иного мнения:
«…Существа вне времени и пространства, созданные поповщиной, и поддерживаемые воображением невежественной, забитой массы человечества, суть больная фантазия, выверты философского идеализма, негодный продукт негодного общественного строя» (стр. 214).
Таково, значит, происхождение высших религиозных концепций: это «больная фантазия», «выверты» и т.д. Они «созданы поповщиной», и «негодным общественным строем». Как вы думаете, читатель, сколько нужно смелости человеку, стоящему на подобной точке зрения, чтобы называть себя «марксистом», и мало того — истинным марксистом, в противоположность всяким ложным?
Представьте себе Маркса, объясняющего происхождение религии больной фантазией, обманом попов, негодностью того, исторически необходимого в свое время, общественного строя, при котором она возникла! Физически больно становится от такой нелепости.
Впрочем, пусть выскажется сам Маркс.
В своем «Капитале», в первой главе первого тома, относительно разоблачаемых им фетишистических «категорий буржуазной экономии» он говорит:
«Это — общественно-значимые, следовательно — объективные формы мышления для производственных отношений данного, исторически определенного общественного способа производства — товарного производства. Весь мистицизм товарного мира, все чудеса и призраки, окутывающие продукты труда при товарном производстве, — все это немедленно исчезает, как только мы переходим к другим формам производства[335].
Итак, социально-значимое, это, по Марксу, и есть объективное. Для отношений товарного производства фетишистические формы объективны; они перестают быть таковы, когда мы выходим из его рамок, т.е. при ином содержании экономического опыта. Маркс в этом вопросе, как видите, строгий «эмпириомонист».
Чтобы защищать философию Маркса, полезно ее… знать.
XVII
Даже из всего изложенного в предыдущих главах читатель мог ясно видеть, что материалистическому понятию «природы», как совокупности «вещей в себе», соответствует в общем, та эмпириомонистическая концепция, которая обозначается словами: «непосредственные комплексы низших ступеней организованности». А понятие «физический опыт» выражает совершенно иное — не «природу в себе», а ее отражение в коллективно-организованном опыте или, говоря иначе, «вещи» какими они «являются для нас», т.е. в нашей трудовой и познавательной обработке.
Школа Плеханова, и В.Ильин в том числе, вообще не обладает отдельным понятием, соответствующим понятию «физический опыт». Как мы видели, она, в сущности, всякий опыт считает психическим; и потому «вещи для нас» или физические комплексы опыта она постоянно путает с «представлениями» и «ощущениями»[336]. Поэтому каждый раз, когда мне приходится беседовать с нашими соотечественниками «материалистами», я старательно объясняю, что «физический опыт» есть не то, что они называют «природой» или «материей», т.е. не мир, взятый без человека и независимо от человека, а мир «вещей опыта», т.е. «явлений» физического характера.
Теперь читатель легко догадается, в чем состоит полемика В.Ильина против моего учения о физическом опыте: почтенный автор, конечно, пользуясь своим методом «замещения» понятий, просто систематически подменяет мое понятие «физического опыта» своим понятием «природы», и обратно. Остальное уже не представляет трудностей.
Следить за почтенным автором по всей линии его «замещений» у меня не хватает ни места, ни охоты. Ограничусь двумя примерами.
В предисловии к третьей части «Эмпириомонизма» я указывал, что если называть материалистическими теории, признающие первичность природы над духом, то эмпириомонизм тогда вполне «материалистичен», хотя я и не считаю нужным применять к нему это слово. «Именно, — писал я, — он рассматривает все существующее, как непрерывную цепь развития, низшие звенья которой теряются в хаосе элементов, а высшие, нам известные, звенья представляют опыт людей — психический и, еще выше — физический опыт, причем это опыт и возникающее из него познание соответствует тому, что обыкновенно называют духом» (стр. XII).
К слову «физический опыт» сделано внизу страницы примечание: «Физический опыт, результат долгой социальной обработки человеческих переживаний, постоянно меняющийся в своем содержании и формах в зависимости от развития науки, не следует смешивать с «природой», о которой говорит Бельтов. Этой «природе» в эмпириомонистической картине мира соответствуют… низшие непосредственные комплексы»… и т.д.
Что же делает наш критик?
Ни единым словом не упоминая об этом примечании, он немедленно же отождествляет физический опыт с природой, как он ее понимает, и затем разражается градом восклицаний:
«Физический мир называется опытом людей, и объявляется, что физический опыт выше в цепи развития, чем психический. Да ведь это же вопиющая бессмыслица! И бессмыслица как раз такая, которая свойственна всей и всякой идеалистической философии» и т.д. (стр. 266).
Что и говорить! способ полемики вполне надежный: замещая каждое данное понятие произвольно выбранным другим, всегда можно доказать или опровергнуть что угодно. И В.Ильин не стесняется, а продолжает в том же духе.
Он цитирует из I части «Эмпириомонизма» следующее место:
«…Мы признали, что сама «физическая природа» есть производное от комплексов непосредственного характера (к числу которых принадлежат и психические координации), что она есть отражение таких комплексов в других, им аналогичных, только самого сложного типа (в социально-организованном опыте живых существ)». («Эмп-зм» I, изд. 2-е, стр. 146; В.Ильин, стр. 269).
В этой фразе слова «физическая природа» у меня были поставлены в кавычки, чтобы показать, что они применены мною в особом, не мной установленном значении, а именно в том, которое, как прямо перед тем указано, придает им дуализм. О нем было сказано:
«Он принимает, что все «тела» находятся в одном непрерывном общем поле — а «природе физической», и понятно, что они там могут «воздействовать» одно на другое», и т.д.
Ясно, что дуализм говорит о «физической природе» в смысле физического опыта; на это я и указывал, ставя в дальнейшем данный термин в кавычки. А В.Ильин, замещая понятия, для большей безопасности еще устранил эти кавычки в цитате, так как они, несомненно, обращали бы внимание читателя именно на то, в каком смысле термин употреблен. — А дальше остается, понятно, перейти к «теплым словам»:
«Философия, которая учит, что сама физическая природа есть производное, — есть чистейшая философия поповщины» и т.д.
Очень вероятно, что В.Ильин гораздо лучше меня знает, какова именно философия поповщины. Я же вспоминаю, что лет 15-20 тому назад мне пришлось держать университетский экзамен по православной апологетике. Ее полемические методы отличаются большой свободой; но таких, какие применяет систематически В.Ильин, я там все-таки не нашел.
XVIII
Я не считаю себя в праве полемизировать с В.Ильиным за моих товарищей, атакованных им в его книге: они лучше сумеют это сделать сами. Но один-два эпизода его полемики с ними я позволю себе привести здесь, исключительно с той целью, чтобы дорисовать психологическую картину его методов.
В одной из статей сборника «Очерки по философии марксизма» Базаров, разбирая отношение материализма Плеханова к материализму Энгельса, цитирует из статьи Энгельса «Об историческом материализме» то место, где объясняется, что только на практике мы можем узнать, насколько правильны наши представления о той или иной вещи:
«…Если она оказывается годной для того употребления, к которому мы ее предназначаем, то это служит положительным доказательством того, что в этих границах каши представления о веши и об ее свойствах совпадают с существующей вне нас действительностью»…
Базаров так комментировал формулировку Энгельса:
«…В тех границах, в каких мы на практике имеем дело с вещами, представление о вещи и ее свойствах совпадают с существующей вне нас действительностью. «Совпадать» — это немножко не то, что быть «иероглифом». Совпадают — это значит: в данных границах чувственное представление и есть вне нас существующая действительность» (Оч. по фил. марк-с.. стр. 65)
