не принадлежало, или, точнее, принадлежало лишь в небольшой степени. Дело в том, что по изгнании Пифагора и его последователей из Кротона там же, в Кротоне, была организована школа, которая её организатором Гиппазом представлялась публике как непосредственная преемница той, прежней школы, организованной самим Пифагором. В этой школе и учился Филолай. Сам Гиппаз называл себя учеником Пифагора, но он был лишь «акусматиком» («слушателем»), так что истинных пифагорейских знаний он получить не мог, ибо эти знания преподавались лишь «эзотерикам», «учащимся». К этому следует добавить, что поставщиком теоретических соображений, распространившихся среди деятелей этой новой школы в Кротоне, был, между прочим, и Телавг – родной сын Пифагора. Но и он не был действительным учеником своего отца по причине своего слишком юного возраста во время прекращения деятельности прежней, настоящей школы. Написанное им позже сочинение было, в основном, изложением математической стороны учения Пифагора, и оно воспринималось Филолаем как полное выражение учения самого Пифагора, хотя на самом деле это сочинение Телавга лишь частично и односторонне выражало взгляды Пифагора. Вот эта комбинация взглядов Гиппаза и Телавга и стала через Филолая восприниматься впоследствии как истинное учение Пифагора, хотя в действительности это были разные системы взглядов. Эта разница впоследствии стала выражаться в истории философии как разница между учением Пифагора и учением пифагорейцев.
Итак, Филолай учился в школе, где циркулировали новые понятия, выдававшиеся за прежние. В этой школе, между прочим, преподавались начала зороастризма (как они попали туда, это отдельный вопрос), которые для Пифагора не имели почти никакого значения, ибо он ориентировался прежде всего на египетскую религиозно-философскую систему и, отчасти, на вавилонскую. Так, например, Гиппаз придавал исключительную роль огню в возникновении вселенной, признавал его единственным мирообразовательным началом, мировою душою и божеством. Эти понятия потом оказались у Филолая и, кстати, у Гераклита. Но главное в другом – в школе Гиппаза и у Телавга культивировалось неверное толкование т.н. «символики чисел» Пифагора, которое впоследствии через Филолая распространилось как истинное учение самого Пифагора, хотя на самом деле это было учение именно т.н. пифагорейцев, а не Пифагора. Причина этого искажения в том, что эта символика излагалась в отрыве от религиозно-нравственного содержания учения Пифагора, реалии которого это символическое употребления чисел и обозначало. В результате чего возникло такое, ставшее впоследствии типичным, изложение философского содержания учения пифагорейцев (но не самого Пифагора), которое по своему смыслу представляло собой или темноту для разума или даже просто вздор.
Основная мысль такого ставшего традиционным изложения сущности учения пифагорейцев состояла в утверждении, что числа в буквальном смысле являются онтологическим началом сущности всех вещей в предметно-чувственном мире. Число как «архи». При попытке понять это утверждение буквально мысль останавливается в недоумении. Аристотель это недоумение выразил сначала просто иронически: пифагорейцы считают, что числами можно выразить не только отношения между вещами и отношения между вещами и их свойствами и состояниями (что понятно), но и объяснить происхождение самих вещей из чисел (что понятным быть не может). (Метафизика. Кн. 1. Гл. 5: 986 а). В другом месте той же Метафизики Аристотель уже без иронии, а прямо констатирует бессмыслицу объяснения пифагорейцами происхождения материальных вещей из нематериальных чисел: когда пифагорейцы «из чисел делают природные тела, из не имеющего тяжести и легкости – имеющее тяжесть и легкость, то кажется, что они говорят о другом небе и о других телах, а не о чувственно воспринимаемых» (Кн. 14. Гл. 3: 1090 а). Как же могло произойти это недоразумение?
Ближайшую причину указал Аристотель. Сравнивая употребление чисел в философских рассуждениях Пифагора и его настоящих учеников (Аристотель называл их «италиками»), и последователей взглядов Гиппаза, Телавга и Филолая (Аристотель называл их «пифагорейцами»), Аристотель пришел к заключению, что «италики» под числами всегда подразумевали определенные сущности, а «пифагорейцы» под числами уже ничего не подразумевали и поэтому сами числа стали этими сущностями, и потому так и вышло, что «число есть сущность всего» (Метафизика. Кн. 1. Гл. 5: 987 а). Ну а истинная причина, о которой упоминалось выше – это забвение, вольное или невольное, религиозно-нравственного учения Пифагора, самой главной части его философствования, которое и использовало математическую символику для сравнительно скромной педагогической цели помочь ученикам при помощи этой символики запомнить содержание религиозно-нравственного учения, которое действительно было очень обширным, сложным и потому трудным для усвоения. Математическая символика как мнемонический метод – это у «италиков» (у Пифагора и его настоящих учеников), и это понятно. Математическая символика как онтология – это у «пифагорейцев» (Филолая и его читателей), а это понятным быть не может, это бессмыслица.
Пифагор: Бог – это божественное Первочисло (совокупность единиц).
Примеры использования самим Пифагором чисел как символических обозначений религиозно-метафизических понятий следующие. Бог у Пифагора обозначается как божественное Первочисло (т.е. совокупность единиц), потому что оно состоит из нескольких божественных первосуществ (именно четырех – духа, материи, пространства и времени), и есть «четверичность». Из этих четырех божественных элементов первый элемент, дух (= эфир), у Пифагора обозначается как «единица», или «монада». Материя именуется «двоицею», потому что под материей подразумевалось соединение двух традиционных онтологических сущностей – земли и воды. «Время» обозначалось как «троица», потому что оно состоит из трёх моментов – прошлого, настоящего и будущего. Пространство обозначалось как «четверица» (не путать с «четверичностью», указанной выше и относящейся к Богу как совокупности четырех первосуществ), потому что в пространстве древние различали четыре направления – восток, запад, высота (зенит) и глубина (противопоставленный зениту пункт под землею). Всеобъемлющая космическая вселенная обозначалась как «десятерица». Есть у Пифагора и «пятерица», и «шестерица», и «семирица», и «восмерица», и «девятерица», под которыми подразумевались совершенно определенные понятия египетской религиозно-метафизической системы [30].
Период развития древнегреческой философии, включающий в себе элейскую систему, пифагореизм и демокритовскую систему, был, несомненно, самым важным периодом во всей истории античной философии. Именно в этот период были сформулированы все важнейшие философские положения, которые своим содержанием придают античной философии все ее своеобразие и несомненную оригинальность. Все дальнейшие периоды античной философии были лишь временем детальной разработки этих положений и различного их комбинирования. Положения эти следующие.
Единственным источником истинного знания является индивидуальный человеческий разум (Ксенофан Колофонский, Гераклит Эфесский).
Индивидуальный человеческий разум может не только отвергать простонародные религиозные представления из-за их политеизма и антропоморфизма, но и подвергать критике солидные традиционные религиозные понятия – в первую очередь египетские – из-за их не вполне последовательного монотеистического пантеизма (Ксенофан Колофонский).
Человеческий разум может познавать окружающую действительность только при условии предположения, что эта действительность организована разумно. Бытие и разум
