на экономообразность вопроса о долгосрочном планировании, он на самом деле напрямую касается этики. Иными словами его можно переформулировать так – какова цель инвестиций, которые наверняка принесут доход после смерти инвестора? В чем их смысл, в чем смысл его бизнеса и заодно смысл его жизни?
Только общество вечно. Создание чего-то непреходящего – какой-либо экономический или культурный результат – это в сущности вклад в общество. Разве люди, произведшие такой вклад, отдают его, завещают его детям? Как можно завещать свое изобретение, славу, имя? Но и деньги тоже – это оценка вклада в общество, это публичная, а не личная сфера. А как можно заменить деньгами личные отношения, участие в воспитании детей, создание семейной атмосферы? Зато вполне можно любить семью, положить на ее алтарь все свои душевные силы, вырастить детей, которым иможно гордиться – в том числе тем, что они сами добиваются успеха, что они состоялись как достойные члены общества – и при этом вложить все деньги в то дело, которое служит всему обществу, приносит пользу всем. Как призван приносить любой действительно ценный – и экономически, и культурно – результат.
Мы живем в эпоху, когда родо-племенные структуры давно разрушены и заменены индивидуально-коллективными. Разве не естественно заменить архаичное наследование истинным душеспасением – во имя человечества? Общество как целое нуждается во множестве вещей, выгода от которых лежит вне пределов жизни индивида. Разве не естественно было бы уходящему из жизни человеку посвятить плоды своих праведных трудов общему будущему? Например, тому, что плохо вписывается в практичный, расчетливый рынок – научным, инфраструктурным, культурным, творческим проектам? Причем тут количество потребностей таково, что человек мог бы свободно выбирать, что он считает самым важным и нужным, это стало бы его фактически второй жизненной целью – хоть и после жизни?
Выгода, которая главенствует в публичной сфере, может контролироваться рассудком только в том случае, если он этичен – если он помнит о вечном. Чувства, толкающие людей к поиску выгоды, не могут распространяться дальше смерти. "Чувство наследования" лежит за этим пределом, оно не могло появиться эволюционно. Только разум заглядывает дальше смерти. Таким образом, выгода, накопление, польза и прочие рациональные мотивы, становятся чисто разумными, когда время планирования выходит за пределы жизни. А значит жадность и корысть, перестают играть роль в таких расчетах. Но разум видит в будущем только общее благо. В будущем есть только потомки, все наследники в конце концов сливаются в один коллектив. Таким образом, накопление богатства с целью передачи по наследству – противоречит как "естественной" природе человека (чувству корысти), так и "искусственной" (разуму). Это просто болезнь, хоть и массовая.
Вылечиться можно лишь почувствовав себя человеком, осознав свою принадлежность к людям, а не к кучке таких же дегенератов. Человек – идентичность, рождающая обьективную этику. Отказ от наследования это ее проявление, в этом вся ее суть – успех общества и человечества, это явное постулирование общего блага в противовес личному эгоизму, рассматривающему окружающих как врагов семьи, рода, племени и прочих групп, не способных к самостоятельному существованию в публичной сфере.
Нет ничего удивительного в том, что некоторые заметные обладатели несметных богатств ближе к смерти начинают осознавать все эти очевидные вещи и наслаждаются редкой возможностью остаться в памяти потомков не только душегубом, но и душелюбом. Владея капиталом, достаточным для того, чтобы организовать о себе память недоступную даже миллиону смертных если они сложатся, эти неглупые люди используют его на всю катушку пользуясь их же глупостью. Создавая музеи, коллекции, университеты, благотворительные фонды и т.д. своего имени, они смотрят далеко вперед. Как раз туда, куда указывает обьективная этика. Но все же недостаточно. Потому что обьективная этика, в отличие от легковерных почитателей всего заметного и богатого, легко различит корыстные мотивы во всей подобной деятельности и отвергнет их как недостойные этичного человека. Я ни минуты не сомневаюсь, что наши достаточно далекие потомки еще посмеются над потугами этих благодетелей увековечить свои имена таким примитивным способом, и презрительно вычеркнут их из памяти человечества.
– Рынок "будущего"
Когда-то наследование являлось способом стабилизировать построение властных пирамид, придать им устойчивость и тем способствовать победе первобытного племени над врагами. Слава богу те варварские времена вот-вот закончатся. Не так долго осталось до того момента, когда нынешние уже почти цивилизованные племена перестанут экономически донимать друг друга, используя как оружие капиталы накопленные путем постыдного грабежа собственного и чужого населения.
Но как свободные люди будут распоряжаться плодами трудов тяжких? Накопленное не исчезнет, если просто сказать ему "нет".
Свободное общество не нуждается в сакральной собственности, освященной беспредельной жадностью – даже после смерти. В собственности вообще нет ничего сакрального. Поэтому вся сакральная собственность, которая мешает людям, если находится в незаслуженных руках, в конце жизни идет служить будущему – поступает тем, кто сейчас работает вне или на пределе рынка. Где выгода неочевидна, недостижима или неэтична. Так сформируется альтернативный рынок, на котором будут распределяться социальные приоритеты. Это распределение, в отличие от нынешнего государственного финансирования, когда власть раздает чужие деньги, станет добровольным, люди будут отдавать свои деньги, в соответствии со своими взглядами и желаниями, почти как на обычном рынке. Только покупать они там будут не личные потребительские блага, а будущие общие. Это будет истинной благотворительностью – прямой, личной и целенаправленной.
Люди, работающие в этих областях, избавятся от необходимости угождать сиюминутным меркантильным интересам, главенствующим на диком рынке или в кулуарах власти. Их успех будет определяться другими критериями. Ученым не надо будет унизительно выпрашивать гранты и кормить бюрократию выделяющую финансирование, им можно будет наконец заняться исследованиями, а не поиском того, что должно немедленно принести прибыль. Музыкантам и художникам не надо будет искать покровителей, меценатов и связи в тех госструктурах, что занимаются "поддержкой" культуры, а фактически раздают подачки приближенным. Искусство вырвется из власти толпы и обьятий торгашей, проталкивающих и навязывающих пошлятину. Оно найдет куда более правильный оценочный механизм – угождающие толпе останутся с толпой, а высокое искусство заимеет истинных ценителей – тех, у кого вкус соответствует добытому в жизни успеху. Общественная инфраструктура получит постоянный источник финансирования, образование станет бесплатным, а медицина приобретет возможность оказывать безвозмездные услуги – если в таких появится необходимость. Общественные блага, требующие долгих переговоров и неординарных решений, станут расти как после дождя. Но главное – изменятся моральные приоритеты. Накопление капиталов станет неприличным. Этика докажет, что люди способны творить благо сами по себе, без всякого принуждения.
Рынок "будущего" освобождается от
