В своей знаменитой речи от 11 сентября 1941 года, Линдберг утверждал, что евреи являются одной из главных сил, пытающихся втянуть США в войну, вместе с администрацией Рузвельта и британцами. Линдберг отметил, что еврейскую реакцию на нацистскую Германию можно понять, учитывая преследования, «достаточные, чтобы сделать врагом любую расу». Он утверждал, что от евреев происходит «величайшая опасность для этой страны, из-за большой доли их собственности и влияния в нашем кинематографе, нашей прессе, нашем радио, и нашем правительстве». И, наиболее противоречиво, он заявил, «Я говорю, что лидеры как британской, так и еврейской рас, в силу причин, насколько понятных с их точки зрения, настолько же нежелательных с нашей; в силу причин, которые являются не-американскими, желают втянуть нас в войну» (Берг 1999, стр. 427).
Речь Линдберга была встречена потоком оскорблений и ненависти, беспрецедентным в американской истории в отношении публичной фигуры. За одну ночь Линдберг превратился из культурного героя в морального парию. Хотя еврейское влияние в средствах массовой информации и правительстве было настолько же сложно измерить в то время, как и сегодня, но оно без сомнения было значительным, и озабоченность этим влиянием составляло часть анти-еврейского сентимента того времени. В буклете, опубликованном в 1936 году, редакторы журнала Fortune пришли к выводу, что главными источниками еврейского влияния в прессе были еврейский контроль двух основных радиосетей и кинематографические студии Голливуда (редакторы Fortune 1936). Они заключили, что «самое большее, половина средств влияния на общественное мнение и вкусы публики в Америке находятся в еврейских руках» (стр. 62) — весьма примечательное число, учитывая, что евреи составляли примерно 2–3% населения [США] и большинство евреев были иммигрантами первого или второго поколения. Короткий список еврейской собственности или управления крупнейшими средствами массовой информации в тот период включал New York Times (наиболее влиятельная американская газета, принадлежавшая семье Сульзбергер), New York Post (Джордж Бэкер), Washington Post (Юджин Мейер), Philadelphia Inquirer (М. Л. Анненберг), Philadelphia Record и Camden Courier-Post (Дж. Дэйвид Стерн), Newark Star-Ledger (С. Ай. Ньюхауз), Pittsburg Post-Gazette (Пол Блок), CBS (ведущая радиосеть, принадлежавшая Вильяму Пэйли), NBC (возглавляемая Дэйвидом Сарноффом), все крупнейшие кинематографические студии Голливуда, Random House (самое влиятельное и важное книжное издательство, владелец Беннетт Церф), и доминантное положение в популярной музыке (2). Радиокомментатор Волтер Винчелл, чья слушательская аудитория включала десятки миллионов и кто конкурировал с Бобом Хоуп за титул наиболее популярного радиоведущего, верил, что оппозиция интервенции «была бессознательной, некой формой измены» (Габблер 1995, стр. 294). Винчелл, «знаменосец интервенционизма», был евреем. В тот период он поддерживал тесные связи с Антидиффамационной лигой (АДЛ), предоставлявшей ему информацию о деятельности изоляционистов и сторонников нацистов, которую он потом использовал в своих репортажах и газетных статьях (Габлер 1995, стр. 294–298).
Не является секретом, что кинематографическая индустрия действительно вела пропаганду против Германии и за вступление Америки в войну. В мае 1940 года, студия Warner Brothers протелеграфировала Рузвельту, что «лично мы хотим сделать все, что в нашей власти внутри кинематографической индустрии, чтобы, используя говорящий экран, показать американскому народу все величие того дела, ради которого свободные народы Европы идут на столь огромные жертвы» (Габлер 1988, стр. 343). Позже, в 1940 году, Джозеф П. Кеннеди потребовал от голливудской кинематографической элиты прекратить пропаганду войны и выпуск анти-нацистских фильмов, пригрозив опасностью роста антисемитизма. Непосредственно перед речью Линдберга в Дес-Мойнсе, сенатор Джеральд Най заявил, что рожденные за рубежом владельцы голливудских студий «демонстрируют яростную враждебность в отношении развития определенных событий за рубежом» (Габлер 1988, стр. 344–345). Представители кинематографической индустрии, осознав, что у них есть поддержка рузвельтовской администрации, аггрессивно защищали свою деятельность по «просвещению Америки о национальной угрозе» (3).
В одной из своих лекций для Военного армейского колледжа США, гарвардский историк Вильям Лангер заявил, что растущее отрицательное настроение публики в отношении нацистской Германии вызвано «еврейским влиянием» в средствах массовой информации:
«Необходимо принять тот факт, что некоторые из наиболее влиятельных американских газет находятся под еврейским контролем, и, я полагаю, если бы я был евреем, то я бы воспринимал нацистскую Германию так же, как ее воспринимают евреи, что совершенно неизбежно привело бы к специфическому акцентированию новостей. Например, когда я читаю Нью-Йорк Таймс, мне становится совершенно очевидно, что каждое маленькое несчастье, а, в конце концов, в стране с 70-ти миллионным населением ежедневно происходит много маленьких несчастий, представляется читательской аудитории как значительное событие. События же положительного характера преуменьшаются или высмеиваются. Так, тонко и незаметно, у публики культивируется образ, что в немцах нет совершенно ничего хорошего». (Бендерский 2000, стр. 273)
Примечательно, что Chicago Tribune была «осмотрительна в отношении еврейского вопроса», несмотря на персональные сентименты Роберта Маккормика, не-еврейского издателя Tribune, о том, что евреи были важной причиной американской анти-германской политики (Бендерский 2000, стр. 284). Все это говорит о том, что обеспокоенность о власти евреев — вполне возможно, обеспокоенность о негативном влиянии на доход от рекламы (см. Editors of Fortune 1936, стр. 57), была актуальной для Маккормика. Подводя итог, представляется разумным согласиться с Линдбергом, что еврейское влияние в средствах массовой информации в тот период было значительным. Конечно, это не значит, что евреи доминировали в СМИ, или что другие влияния были незначительными.
Представляется интересным, что офицеры американской армии часто беспокоились о том, что анти-германские настроения Рузвельта возникли под влиянием его советников-евреев — Самуэля И. Розенмана, Феликса Франкфуртера и Генри Моргентау-младшего (Бендерский 2000, стр. 274), и они опасались, что еврейские интересы и британцы втолкнут Соединенные Штаты в войну с Германией. Как Франкфуртер, так и Моргентау были сильно-самоидентифицированными евреями и эффективными адвокатами еврейских интересов в администрации Рузвельта. Моргентау активно продвигал сионизм и благосостояние еврейских беженцев (Бендерский 2000, стр. 333ff, 354ff). Оба поддерживали американское участие в войне против Германии, а Моргентау получил известность как сторонник чрезвычайно сурового обращения с немцами во время и после Второй мировой войны.
Более того, нет никаких сомнений в том, что евреи были способны оказать значительное влияние на специфические политические вопросы того периода. Например, сионистские организации оказывали огромное давление на правительство (Бендерский 2000, стр. 325). Во время Второй мировой войны они использовали «громкую дипломатию» (стр. 326), организуя тысячи ралли, обедов со знаменитостями (предоставляя ведущие роли симпатизирующим не-евреям), почтовые кампании, собрания, лоббирование; угрозы газетам, публикующим «неправильные» статьи; использование пропагандистских статей под видом новостей; давая деньги политикам и знаменитостям-не-евреям, таким как Вилл Роджерс, в обмен на их поддержку. К 1944 году «тысячи не-еврейских ассоциаций принимали про-сионистские резолюции» (стр. 326). В 1944 и Республиканская, и Демократическая платформы включали сильные про-сионистские пункты программы, хотя в то время сильными противниками создания еврейского государства были как Государственный Департамент, так и Департамент Войны (стр. 328).
Тем не менее, каким бы ни был уровень еврейского влияния в СМИ в этот период, комментаторы обычно сосредотачивали внимание на осуждении кажущегося следствия из речи Линдберга, заключавшегося в том, что еврейские интересы являются «не-американскими». Я полагаю, что заявление Линдберга могло бы быть скорректировано редактором, знающим толк в публичных делах, без ущерба для намерений Линдберга, например, следующим образом: «Еврейские интересы не являются идентичными интересам большинства других американцев», или «Еврейские интересы не идентичны интересам нашей страны в целом.» Однако, я сомневаюсь, что подобные изменения могли бы смягчить последовавший поток ненависти. Те простые факты, что подавляющее большинство американских евреев были за вмешательство и что евреи действительно имели значительное влиняние на общественное мнение и социальную политику, перестали быть относящимися к делу. Как сказал сам Линдберг, выбор был «позволить или нет втянуть свою страну в совершенно катастрофическую войну из-за отсутствия храбрости поименно назвать группы, ведущие твою страну в войну — рискуя быть названным «антисемитом» просто за их наименование» (перефразировано Анной Морроу Линдберг, 1980, стр. 224; выделено как в тексте). Америка вступила в эру, в которой простое обсуждение еврейских интересов стало абсолютно морально неприемлимым. Мы до сих пор живем в этой эре (4).
