— иудейской части христианского предания, которую теологи обычно ставят ниже Нового Завета — части космополитической, где появляется Иисус, и, призывая к любви, совершает суицид руками «не ведающих что творят» иудеев. Действительно, уже в книге Бытия, самой метафизической и темной из библейских книг, на первый план выходит ярость верховного божества, решившего истребить человека с земли.
И увидел Господь [Бог], что велико развращение человеков на земле, и что все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время; и раскаялся Господь, что создал человека на земле, и восскорбел в сердце Своем. И сказал Господь: истреблю с лица земли человеков, которых Я сотворил, от человека до скотов, и гадов и птиц небесных истреблю, ибо Я раскаялся, что создал их. [Бытие 6,5-7]
В XXI веке эти слова из Старого Завета многие могли бы истолковать как человеконенавистническое помешательство, однако дело вовсе не в физическом истреблении рода людского, если посмотреть на изречение Креатора, как на архетипическую основу еврейского нигилизма, который мы дополнили бы нигилизмом арийским, потерпевшим поражение в схватке истории.
Но земля, растлилась пред лицем Божиим, и наполнилась земля, злодеяниями. И воззрел [Господь] Бог на землю, и вот, она растленна, ибо всякая. плоть извратила путь свои на земле. И сказал [Господь] Бог Ною: конец всякой плоти пришел пред лице Мое, ибо земля наполнилась от них злодеяниями; и вот, Я истреблю их с земли. [Бытие 6,11-13]
Подводя итоги караковского труда, примем условную посылку, что современность движется по путям, предначертанным семитами, в науке, искусстве и политике продолжают действовать результаты прозрений и открытий, сделанных евреями. Маркс отринул политику господства элит, устоявшуюся в мире на протяжении многих веков, Фрейд отверг старую мораль и утопил человека в его похоти и неврозах, Эйнштейн переписал фундаментальные физические законы, усомнившись в классической механике, и подарил нашей цивилизации атомную бомбу, Кафка надругался над верой в рациональность миропорядка и воспел раздвоение личности. Считается, что ненависть к семитам зародилась в предании Нового Завета, когда евреи не приняли мессию и его закон любви. Карако делал упор на негативизме семитской ментальности, которая предвещает, обещает и осуществляет иконоборчество везде, куда она проникает.
Оглядываясь на вакханалии Истории, нам остается лишь сожалеть о невозможности воссоединения противоборствующих, враждебных друг другу начал: арийской воли к вершинам осязаемого и дерзновенного негативизма евреев. Почему люди столь ограниченны, что не ставят себе целей сокрушать горизонты и низвергать небеса? Скрещивание воинствующего гнева арийства со святотатственным порывом семитов могло бы по-настоящему обновить Бытие. Но история не знает сослагательных наклонений, мракобесие непобедимо.
Самолюбие - главный враг исследовательского духа. Если чувство собственного достоинства порой чрезмерно у отдельных личностей, то у толпы оно раздуто до абсурда. Некоторые индивиды ещё могут опомниться, но массы в целом на это неспособны: они покорно следуют за теми, кто ведёт их к пропасти. Ведь без гордыни простой человек не выживет, кроме наслаждений и этого великого зла - самолюбия, у него ничего нет. Самолюбие поднимает человека над зверем и позволяет ему презирать даже интеллект, оставляя его вместе с тем в мареве собственных миражей 9 .
Теперь очевидно: Альбер не ошибся в своих параноидальных предсказаниях и конспирологических домыслах, какими бы путанными они поначалу ни казались, и безумен он не более чем какой-нибудь Бодрийяр: каким оружием сражаться современному радикалу против конформизма выродившихся плебеев, потерявших всякое представление о личных границах? Диктатурой индивидуализма! Что способен он противопоставить навязчивой сексуализации всех сфер жизни? Бесчувствие и тиранический культ невинности! Что даст нам сил противодействовать отупляющему гуманизму перезревшей цивилизации? Дух аскетизма и философия смерти. И если избыток человеческой массы ведет к новыми войнам и холокостам, то и принудительная стерилизация бесконтрольно плодящихся — наименьшее из зол! Техногенные катастрофы, межнациональная рознь, перенаселение, дефицит ресурсов и стремительное обнищание народов, угроза терроризма и межрелигиозные бойни, о которых каждый день кричат СМИ, как нельзя лучше иллюстрируют страницы шокирующих трактатов Карако.
Перевод с французского Даниила Лебедева
Нас тянет к смерти, как стрелу — к цели, этого не избежать, мы уверены только в смерти, только в том, что умрем, неважно когда, где, как. Ибо вечная жизнь - бессмыслица, вечность - не жизнь, а смерть — отдых, на который мы рассчитываем, жизнь и смерть связаны, а те, кто ждут иного, требуют невозможного, - и наградой им будет дым.
Мы, что не платим себе словами, мы согласны исчезнуть и не стыдимся этого, мы не выбирали рождаться, и мы рады покинуть жизнь насовсем, эту жизнь, что была нам скорее навязана, чем дарована, жизнь, полную тревог и боли, с радостями дурными и неоднозначными. Пусть счастье возможно, — то нам с того? Счастье — случай, нас же интересуют видовые законы, мы исходим из них, размышляем о них, углубляем их, мы презираем ищущих чудеса, мы не падки до блаженств, нам довольно действительности и не нужно иных основ.
Каждый умирает в одиночестве и целиком, — большинство отрицает две эти истины, поскольку большинство спит на ходу и боится пробудиться в момент смерти.
Одиночество — одна из школ смерти, и общему там места нет, только там обретается цельность, она — награда за одиночество, и если бы нужно было делить человечество, то вышло бы три расы: спящих, коих тьма; разумных и чувствительных, что живут на два фронта и, зная о том, чего им недостает, усердствуют в поиске того, чего никогда не находят; и просветленных, рожденных дважды, идущих к смерти ровным шагом, чтобы умереть в одиночестве и целиком, внезапно выбрав время, место и способ для выражения своего презрения к случаю.
Спящие поклоняются идолам, разумные и чувствительные — богам, а просветленные, рожденные дважды, превозносят в душе то, что первые не могут вообразить, а вторые — помыслить, ибо они целиком и полностью люди и потому не станут ни искать то, что уже обрели, ни тем более превозносить то, чем сами являются.
Наши города — это школы смерти, поскольку они бесчеловечны. Города стали перекрестками рокота и смрада, хаосом строений, в которые мы набиваемся миллионами, теряя всякое понятие о смысле наших жизней.
Несчастные и неисцелимые, мы невольно вовлечены в лабиринт абсурда, из которого не выбраться живым, поскольку наша участь — без конца размножаться, чтобы без числа умирать. С каждым оборотом колеса наши города, как ноги, идут вперед, один за другим, в желании слиться, таково движение в абсолютный хаос в море рокота
