призму сегодняшнего страха и современных проблем - таков генезис основополагающих сюжетов.
В этой связи можно усомниться насчет прогностической функции фантастики, ее способности «заглядывать в будущее». На деле фантастический сценарий лишь продлевает линии настоящего. Работает именно аналитическая или рефлексивная функция: ведь и летальные диагнозы в медицине (со всеми запланированными погрешностями) суммируют картину сиюминутного состояния организма, не имея возможности предвидеть его следующие метаморфозы. Настающее и наступающее будущее время травмирует нас зеркальным эффектом узнавания дня сегодняшнего.
Но можно ли смотреться в зеркало наступающего будущего без страха и тревоги? Ответ: нет, если речь идет о темпоральном измерении человеческой экзистенции как бытия-к-смерти. Ностальгические поиски утраченного времени оборотной стороной имеют фундаментальную озабоченность будущим, в котором нас ждут прогрессирующая энтропия и уничтожение.
Впрочем, культурное время векторно противоположно времени физическому, ведь, как формулирует Вадим Руднев, «вещи увеличивают энтропию, тексты увеличивают информацию. Вещи движутся в положительном времени, тексты - в отрицате-
159
льном».
Можно представить себе утопический, но возможный социальный порядок, в котором разумное и прекрасное будут увеличивать свое присутствие, а безобразное, слепое и злое - отступать. В таком мире, если его зерно уже посажено и растет, тревога перед будущим едва ли будет существенной, уступив место безмятежным надеждам и мечтам.
Это, пускай, наивное чувство мы все переживали в детстве или в редкие минуты выпадения из коллективного времени в индивидуальное счастье: действительно, счастливые часов не наблюдают. С точки зрения настоящего момента, в координатной сетке потребительских отношений (неотделимых от институтов заема времени через кредиты, долевки, ипотеки) иное нереально. Однако горизонтообразующее и единящее время имеет свойство
опрокидывать категории возможного и невозможного - это
бывает всякий раз, когда новое переписывает историю своего
возникновения (так что первым постмодернистом, как
иронизировал Умберто Эко, действительно может оказаться и Гомер). То же случается, когда изгоняется казавшееся когда-то вечным старое - например, расовый антагонизм, который теперь видится странным анахронизмом, глупым чудачеством прошлого.
В едином временном континууме любое событие перестраивает критерии понимания и оценки, форматируя прошлое в очередную версию настоящего или заливая в горизонты будущего то кровавокрасную, то радостно-розовую картинки. Как постулирует Жижек:
Событие является радикальной поворотной точкой, чья
истинная мера невидима. В течение События меняются не только вещи, но и сам параметр, согласно которому мы измеряем факт изменения, т. е. поворотная точка меняет всё поле, в котором являются факты. 76
Квантовые эффекты единящего времени не дают нам ясного
ощущения, что сегодня (и несколько раньше, чем 21 октября 2015) будущее из фантастических фильмов уже наступило - вместе с многоразовыми ракетами Илона Маска, грядущими миссиями на
Луну и Марс, альтернативной энергетикой, умными домами (даже лучше, чем у Эмметта Брауна), суперкомпьютерами, бесплатным и беспроводным интернетом, GPS-навигацией и т. п. Бесконечное кэширование коллективной памяти и сознания не дает нам
возможности заглянуть за полог завтрашнего дня и увидеть новое общество и нового человека - даже там, где (как в тоффлеровских анклавах будущего) это уже фактически есть. Невозможно дважды войти в одну и ту же нейросеть, Big Data изменяет тебя, когда ты приходишь и когда ты уходишь.
Вот почему диагноз агента Смита из «Матрицы»: «Человечество как вид не приемлет реальность без мучений и нищеты» - это тоже лишь симптом проходящего момента, бортовой самописец позднего капитализма. Следующее событие сдаст эту формулу в утиль - в лучшем случае в музей времени, на полках которого будут пылиться экспонаты насилия и эксплуатации прошлых времен - включая кандалы античных рабов и стимуляторы карьерного роста современного офисного планктона.
НАЗАД В УТОПИЮ!
Если сценарии заката цивилизации пугают нас всерьез, значит
действовать в границах категорий реального и возможного далее бессмысленно. Как пишет Жижек:
Первое, что здесь необходимо сделать, - это определить, что мы подразумеваем под утопией: по сути своей, утопия не имеет никакого отношения к представлениям о невозможном идеальном обществе; отличительным признаком утопии служит конструирование пространства, которое в буквальном смысле не имеет места, - социального пространства, которое находится за существующими границами, границами того, что кажется «возможным» в существующей социальной вселенной. <...> «Утопическое» - это жест, который меняет координаты возможного. «Утопия» - это вопрос глубочайшей необходимости, чего-то, что мы делаем вопросом выживания, когда больше
161
невозможно жить в рамках «возможного».
В единящем социокультурном времени место самой утопии - это не хронотоп прошлого, не «фарш, который невозможно
провернуть назад». В единящем времени можно двигаться во всех направлениях. Скольжение в условное вчера не является
энтропией или регрессом (напротив, именно стремление к будущей катастрофе по-настоящему разрушительно). «Назад» и «вперед» лучше понимать как движения управляющего джойстика в пространстве социальной инженерии. Правая клавиша ведет нас
к техноапокалипсису? Что ж, попробуем левую клавишу!
Сегодня лозунги «Назад к Марксу» или «Back to USSR» - это точно не лозунги политической реакции. Парадокс движения «Назад в будущее» состоит в том, что мы возвращаемся к точке искривления (где эпоха Просвещения трансформируется в эпоху потребления), но идем вперед по азимуту культурного прогресса.
Вся ситуация нуждается в фирменном жижековском переворачивании: если пафос Просвещения кажется нам
неуместным, то проблема не с «Вечным миром» Канта, а с миром сегодняшним. Попробуем в качестве очередного мысленного эксперимента представить себе Иммануила Канта, листающим
ленту Instagram или публикующим текст о границах чистого разума в социальных сетях. Но что действительно нелепо: явление философии народу в плотном кольце пляжных фотографий или превращенная в тотальную инсталляцию трусов и бюстгальтеров высокотехнологичная глобальная сеть?
На сегодняшний день самой популярной публикацией (свыше 53 миллионов лайков) в Инстаграме является фотография куриного яйца с призывом побить рекорд по виртуальным сердечкам и обогнать звезду реалити-шоу Кайли Дженнер. Авторами поистине золотого яйца являются британские пиарщики, один из которых -Крис Годфри заявил, что проект не преследовал ни коммерческих, ни научно-познавательных целей. Призыв пользователям сети «поднажать, чтобы догнать и обогнать» был ориентирован только на само предельное количество лайков.
Сопоставьте с этими цифрами и массовым энтузиазмом публики тиражи художественной и философской литературы - так проблема с читателем или писателем? Кстати, дальше по списку самых популярных публикаций в Instagram следуют упомянутая Дженнер (Кардашьян) и дружный строй реперов, певичек, футболистов: хорошо отретушированные пиарщиками мгновения «вечного»: помолвок, свадеб, беременностей и розовощеких вип-детишек...
