объем. Сущности, сочетаясь друг с другом образуют новые сущности, более сложные, смешанные. Условно это выглядит так: идеальное яблоко сочетается с идеальным зелёным цветом и мы получаем устойчивый к изменению сорт «зелёного яблока». Кстати говоря, подобным образом были открыты гены. Условно «горох» не может передавать потомкам смешанный цвет, он либо жёлтый, либо зелёный, но не может быть жёлто-зеленым. Этот научный факт стал известен задолго до открытия генов. Заметим, что в мире эйдосов есть несколько весьма значимых ограничений: то новое, что появляется, уже никогда не может исчезнуть. Это первое. Второе: если две разные сущности сочетались, то повторного сочетания уже не будет. Новая сложная сущность останется «в единственном числе», то есть такой же уникальной, как и всё, что есть в идеальном мире. И это «требование» уникальности объясняет первое ограничение, то есть невозможность исчезновения. Дело в том, что если сложная сущность распадётся, а потом возникнет новая такая же, то возникает естественный вопрос о том, сколько же на самом деле было сущностей? Две или одна? Бытийный мир никак не может допустить такой ситуации, сильно напоминающей о материальном иллюзорном мире, и поэтому в нем всё идет своим чередом. Бытийные сущности, хоть простые, хоть сложные, никогда не исчезают.
О чём же говорит этот актуализированный в бытии процесс размножения сущностей? О том, что Вселенной не обойтись без времени! Точнее о сосуде вечности, который должен наполняться пройденным путём, траекторией по всевозможным состояниям. Мир эйдосов имеет состояние до появления некоторой сложной сущности и состояние после. И эти состояния требуют своего сохранения. А что умеет хранить себя в неизменности лучше, чем бытие? Ответ очевидный — ничто не умеет! Бытие — это также наполнение сосуда вечности, так как полнота и есть свойство, признак бытия. Так «появилось время». Точнее говоря, вечный сосуд для наполнения был готов в тот же момент, в который появилось само мироздание. Вот о чём нам говорит абсолютное целое.
А что же происходит у небытия? Здесь нет сущностей, но есть обособленности. Именно они и начинают сочетаться, приводя к группам, ко множествам, которые появляются и исчезают. Множества приводят к одинаковым и неодинаковым числам, к этому «естественному порядку вещей». Порядок натуральных чисел приводит к возникновению пространства, причём не просто математического. Обособленность уже более не просто обособленность, но место в пространстве. «Мир праха», где всё может появляться и исчезать, мир рождения и смерти, иллюзорный мир готов за одной небольшой особенностью. Пока что он по-прежнему пуст. Но призрачное «виртуальное» движение в нем уже есть. Он напоминает «квантовый вакуум» из современной физики, а также известный мир пифагорейцев, которые по слухам утверждали, что всё есть число. Не всё! Но без чисел не обошлось. Число — это квазисущность, сущность в бывшем небытии, то есть там, где сущности быть не может. Такая квазисущность сама по себе уже есть некое объединение двух несовместимых ранее миров. И такая квазисущность, как мы покажем далее, имеет огромнейшее значение для всей онтологии определённости. Число — это «сущность» иллюзорного мира. Мир эйдосов неупорядочен, мир чисел ценен порядком, отношениями, множеством, границами. Больше, меньше, раньше, позже. Одно граничит с другим. Всё это невозможно в мире уникальностей, так как все они «живут» в параллельных, то есть непересекающихся Вселенных.
Способ существования многого принципиально отличается от способа существования бытийных сущностей. Если вторые вечны и неизменны по содержанию, то содержание многого постоянно меняется. Если бы многое не менялось, то оно стало бы уникальностью и перешло в разряд бытия. Если бы во многом ничего не исчезало и не появлялось вновь, то оно уподобилось бы бытию. Тогда бы нам не о чем было разговаривать.
Таким образом, вирус сочетания привёл к появлению в нашей расширенной модели ещё двух миров, которые уже не разделены принципиально неизменной бездной вечности, к качественному миру эйдосов Платона и к количественному миру чисел Пифагора. И так как никакая бездна вечности уже не лежит между ними, то они готовы сочетаться друг с другом и образовать идеально-материальный мир нашей реальности. Материя готова воплотить форму. Аристотель ликует…
Но заметим, что процесс развёртывания второй модели мироздания, только что описанный, никогда не являлся реальным процессом. Эта модель раскрывает нам детали мироустройства, но не его развитие. Мироздание в своей основе всегда было таким, какое оно есть сейчас. Развитие идет лишь в материальном мире. Миры Пифагора и Платона были даны нам мгновенно, точнее они всегда были естественным образом внутри реального мира и никакого «развития» на себе не испытывали. Мир эйдосов — это потенциал нашего мира, пока ещё полностью не реализованный. А мир праха — вообще пустота пространства. И, как мы понимаем, оба они непосредственно рядом с нами, у нас под боком. И потенциал, и пустота.
И на будущее мы должны запомнить простое правило: время-бытие наполняется, пространство опустошается (или разрежается, то есть «расширяется», что мало кого должно удивить). Это правило легко укладывается в основные принципы. Уникальность беспредельно наполняет, обособленность делит по полного уничтожения.
А теперь сделаем небольшое отступление от столь быстрого старта, что мы взяли. Вернёмся к первоначальному вопросу о том, что значит «существование». Надо сказать, что Парменид не обладал всем набором философских понятий, который есть сейчас. Он был первопроходец, поэтому сделал, что смог. Иными словами поэма имеет явные недостатки, мешающие понять её основной смысл. Разговор об этом смысле между философами идет давно и страсти не утихают. В ход идут такие пугающие обычного человека выражения, как «количественный монизм», «предикационный монизм». И как видите «монизм», то есть «нечто одно», превалирует. Хотя главный смысл поэмы вовсе не в том, что бытие одно, и не в том, что оно есть вечное настоящее. Основной смысл поэмы в том, чтобы выяснить что же такое «существование», что значит «истинно быть».
Как минимум это означает, что истинно сущее всегда находится вне времени и пространства. Но для того, чтобы так сказать, надо допустить, что времени и пространства нет, они отсутствуют. Именно так, как это было на наших исходных позициях до построения второй модели мироздания. Но Парменид не мог этого сказать, так как сразу же абсолютно отменил «отсутствие». Он сказал: «считай отсутствующее присутствующим». Поэтому он был вынужден использовать понятия, присущие времени, чтобы объяснить вневременность, а это очень сложно. Термин «сейчас» по отношению к «есть» уводит читателя поэмы в сторону. В конце двадцатого века итальянские философы записывают в учебник философии: «бытие есть вечное настоящее». С одной стороны это
