Программа включала прежде всего те технологии, допуск к которым для России закрыт, или которые могут обеспечить России возможность удерживать приоритет на мировом рынке. Программа была сформирована к августу 1996 года и утверждена правительством, а затем и президентом. Таким образом, она получила высший приоритет. Программа формировалась через аппарат Управления делами Президента. Мы плохо ориентировались в подковерной борьбе, которая существовала между аппаратами президента и правительства, но очень быстро это почувствовали. Правительство подготовило проект бюджета на 1997 год еще в июне. Мы подготовили бюджетную заявку в мае согласно предполагаемому объему финансирования программы до миллиарда рублей в год. Кстати, именно такие объемы и были утверждены правительством. Но чиновники Минфина заявку проигнорировали, ссылаясь на то, что программа еще не была утверждена на момент подачи бюджетной заявки. Со стороны Минэкономики и Миннауки мы все время чувствовали скрытую оппозицию. Чиновники Миннауки проявляли элементарную ревность потому, что программа родилась не по их инициативе.
Так или иначе, но в бюджетной заявке на 1997 год на программу не выделялось ни рубля. Благодаря вмешательству ряда депутатов Госдумы и поддержке ряда комитетов в утвержденном бюджете все же было выделено порядка 10 миллионов рублей. Сумма, конечно, смехотворная, но, как говорят, «мы зацепились». К чести ряда министерств и ведомств эта сумма фактически была увеличена до 200 миллионов. Это прежде всего заслуга Министерства оборонных отраслей промышленности и его министра З.П. Пака, Министерства атомной промышленности и Российского агентства по космосу, которые понимали важность программы.
Для управления программой был создан экспертный совет, а по каждому направлению - общественная дирекция с научным руководителем и головной научно-исследовательский институт.
Так, например, научное руководство разработками технологий оптоэлектроники возглавляли академики А. М. Прохоров и Ж. И. Алферов, а головным институтом был ГОИ. Работа над программой уже в 1997 году показала, что мы не ошиблись в выборе ключевых технологических проектов по тому или иному направлению. На секциях экспертного совета обсуждались технологические проекты, ход их выполнения, а главное, происходила некоторая координация работ в этих направлениях. Все соскучились по этому процессу. По существу в стране, кроме секций нашего совета, никто не координировал и не формировал научно-техническую политику в области технологических исследований!
Конечно, малые суммы, которые выделялись, не позволяли развернуть широкомасштабные работы. Мы поставили целью создавать «пробирочные» технологии, уповая в дальнейшем, при нормальном финансировании, развернуть полномасштабные пилотные технологические линии.
Кстати, слабое финансирование программы имело и положительную сторону: чиновники различных ведомств всю ее отдали в руки ученых, не вмешиваясь в процесс распределения отпущенных средств на тот или иной технологический проект. Но надо было исправлять положение в 1998 году. Я подготовил письмо-обращение к президенту с просьбой обеспечить финансирование Программы на утвержденном уровне. Письмо подписали четыре президента государственных академий наук, нобелевские лауреаты и ряд ученых с мировым именем. Но письмо так и не попало на стол к Б. Н. Ельцину.
Руководителем аппарата президента в это время был Чубайс. То ли он, то ли кто-то из его окружения на обращении, подписанном наиболее авторитетными учеными страны, наложил такую резолюцию: «Что это за программа? Я о ней ничего не знаю. Не вижу необходимости докладывать Борису Николаевичу». Вот так принимались «судьбоносные» решения в команде Чубайса. А вскоре Чубайс, под видом сокращения аппарата президента, ликвидировал и сам Совет по научно-технической политике, хотя он работал на общественных началах и не имел никакого отношения к аппарату. Вскоре с программы был снят и статус президентской. Так была обрублена и без того тонкая нить связи между президентом РФ и наукой.
Этот факт мало кому известен, но он характеризует личность Чубайса. Приватизация и ваучеризация по Чубайсу вместе с «шоковой» терапией Гайдара создали в значительной мере тот экономический кризис, который переживает Россия по сей день. А здесь он прямо и непосредственно приложил свою руку к ликвидации в аппарате президента направлений, связанных с технологическим развитием. Президент был лишен информации в этой сфере и контактов с учеными страны. Между тем президент США, как и другие руководители развитых и развивающихся стран, ставят эти проблемы на первое место. Информация по вопросам технологического развития и возможных технологических прорывов обладает наивысшим приоритетом и непрерывно докладывается высшим руководителям государства. Только при В. В. Путине был воссоздан, правда, в другом составе и с большим процентом чиновничества, Совет при президенте по научно-технической политике.
Второй удар по программе был подготовлен со стороны Минэкономики. За подписью заместителя министра Свинаренко был представлен список программ, которые предполагали к закрытию. В этом списке была и наша программа. Мотивировалось это тем, что федеральных целевых программ слишком много, а так как наша программа, в первую очередь «благодаря» тому же Минэкономики и Минфину, имела небольшое финансирование, то ее и предполагалось закрыть. Только вмешательство заместителя министра обороны по вооружениям Н. В. Михайлова спасло нашу программу.
Минэкономики регулярно стремилось уничтожить программу. Правда, после очередного обращения научной общественности и депутатов Госдумы министр Шаповальянц дал обещание профинансировать программу в объеме 300 млн рублей в год, но уже при назначении министром Уринсона (также из команды Чубайса) это обещание не было выполнено.
Только после ухода в отставку Б. Н. Ельцина и назначения министром промышленности, науки и технологий А. Н. Дундукова финансирование программы в корне изменилось. Это произошло благодаря назначению первым замом А. Н. Дундукова моего первого зама Бориса Сергеевича Алешина, который был достаточно информирован о наших мытарствах, так как тоже участвовал в создании программы «Национальная технологическая база». Он нашел общий язык с министром финансов Кудриным и премьер-министром Касьяновым. Они решили поддержать программу, включив в ряд ее разделов ведомственные федеральные программы, такие, как «Электронная Россия», «Верфи России» и другие.
Нам предложили заново оформить программу и переутвердить ее в правительстве. Эта работа заняла около года, но в конце концов программа была утверждена до 2006 года с необходимым финансированием порядка миллиарда рублей в год. Очень большую работу по формированию новой программы проделали мой заместитель А. М. Жеребин и начальник лаборатории Б.Н. Топоров. Руководителем Экспертного Совета был назначен Нобелевский лауреат академик Жорес Иванович Алферов, я стал его заместителем. Теперь мы наконец могли ставить более масштабную задачу - создание пилотных технологических линий.
Правда, при смене руководителя Минпромнауки и назначении министром И. И. Клебанова подняли голову чиновники, которые, прикрываясь условиями проведения конкурса по тому или иному технологическому проекту, очень активно лоббировали свои интересы. Рекомендации экспертного совета не всегда принимались во внимание. Но это обратная сторона медали: крупное финансирование не могли отдать в руки ученых, аппарат крепко держал финансовые вожжи.
И все же дело пошло. В решении Государственного совета по основам развития научно-технической политики в Российской Федерации, утвержденном В. В. Путиным, программа «Национальная технологическая база» была признана одной из приоритетных.
Таким образом, в стране начала складываться благоприятная обстановка для перехода к новым направлениям развития вооружений, так как появилась надежда создать необходимые технологии. В то же время «ракетно-ядерный менталитет» военного руководства оставался незыблемым…
В стране стала выходить еженедельная газета «Независимое военное обозрение». Очень скоро она приобрела авторитет в военно-промышленных кругах, так как здесь печатались дельные статьи, не всегда отражавшие официальную точку зрения. Это была действительно победа демократии в достаточно закрытой области.
Война в Персидском заливе против Ирака силами объединенной коалиции западных стран достаточно рельефно продемонстрировала особенности высокоточного оружия в современной вооруженной борьбе. Я как руководитель института, который отвечал за разработку концепций развития авиационного вооружения, академик РАН И. Д. Спасский - генеральный конструктор стратегических подводных лодок и член-корреспондент РАН Ю. С. Соломонов - генеральный конструктор стратегических ракет наземного базирования в частных беседах не раз обменивались мнениями о роли высокоточного оружия в стратегических системах вооружения. Мы прекрасно отдавали себе отчет в том, что в данной области наступает новая эра. Мы со Спасским написали об этом статью и опубликовали в «Независимом военном обозрении». Бурной полемики статья не вызвала, что было хорошим признаком - ведь она бросала вызов официальной доктрине. Но мы нашли и активных сторонников нашей точки зрения. Так, командующий 37-й воздушной армией генерал-лейтенант Михаил Михайлович Опарин в частной беседе отозвался о статье весьма положительно, что явилось очень хорошим признаком, так как 37-я армия и была, по существу, авиационной составляющей нашей ядерной триады. Вскоре к этой позиции присоединился и главнокомандующий ВВС генерал армии Анатолий Михайлович Корнуков. По существу, весь руководящий состав ВВС разделял точку зрения, что высокоточное оружие может создать фактор сдерживания, подобный ядерному.
