Берг увидит эту книгу, когда приедет на похороны деда. Уже шла война, Аксель служил в Гельсингфорсе, и требовалось особое разрешение на отпуск. Он будет торопиться назад, но проведет после похорон целую ночь над книгой. Аксель лишился ее в один из трагических моментов своей жизни. Тогда же пропал и другой уникальный документ: три тома дневников, которые Иоганн Берг писал всю жизнь, начиная с 1845 года, когда стал воспитанником Фридрихсгамнского кадетского корпуса. Вместе с книгой и дневниками исчезли и многие сведения о жизни рода Бергов.
Так и осталось тайной, почему род Бертольди эмигрировал из Италии и как его представитель оказался в Тифлисе. Аксель помнит, что дед начал родословную рода Бертольди со своего прадеда Антона Бертольди, придворного музыканта графа Марколини. Придворный музыкант много ездил и ангажировал певцов для итальянской оперы-буфф. Так он попал в Дрезден, где, видно, слишком настойчиво стремился ангажировать одну из певиц, женился на ней и остался в Дрездене. Здесь родился его сын Андреас Бертольди. Он тоже стал музыкантом, скрипачом, певцом. После смерти отца Андреас уехал в Турин и играл в местном оркестре. Но когда и почему он опять оказался в Дрездене, где родился его сын Антонио Бертольди, дед Акселя Берга? Возможно, став директором театра, он предпринял антрепризу итальянского придворного театра в Дрезден, где остался и умер. Но это догадки. Вместе с книгой исчезли и подробности.
И неизвестно, связаны ли эти события с еще одним родичем, тоже Антоном Бертольди, странно сочетавшим амплуа фабриканта и революционера.
Объяснения всему этому нет и в родословной, вероятно самой достоверной, которая неожиданно была прислана Акселю Ивановичу Бергу в 1964 году через АПН шведом доктором Химпелем. «Уважаемый Аксель Иванович!
Шведское телеграфное бюро (ТТ) переслало в Москву письмо читателя газеты «Сюдсвенска Дагбладет» д-ра Н. Химпеля, который, прочитав статью о Вас, подготовленную АПН, составил генеалогическое древо рода Бергов. Доктор Н. Химпель просил передать свою работу Вам, если вы проявите к ней интерес».
В этой родословной д-р Химпель проследил род Бергов вплоть до 1600-х годов. Его родословная полностью подтверждает две предыдущие, составленные дедом и дядей Берга, и содержит, кроме того, ряд дат, которых в них нет, а разногласия совсем незначительны. В ней родоначальник Бергов Иоганн Фридрих Берг назван не управляющим, а бухгалтером, к тому же титулярным советником, но объяснения странного метания по свету представителей экспансивной итальянской ветви также не дано. Во всяком случае, подтверждается, что дед Антонио Бертольди, музыкант, художник, действительно оказался в Тифлисе, где женился на дочери лютеранского пастора Маргарите Карлблом, по национальности шведке, и у них 14 мая 1858 года родилась дочь Элизабет. Девочка имела романтические наклонности, рисовала, любила музыку. Когда пришло время дать ей образование, отец отправил ее в Петербург в рисовальную школу Штиглица.
Вскоре туда же переехала вся семья, и Антонио Бертольди стал лютеранским пастором в одном из приходов Петергофа. Поразительно, как музыкант, художник, преподаватель итальянского языка мог стать священнослужителем! Для меня это долго оставалось странной тайной, пока один из знатоков культа не объяснил, что лютеранская вера разрешает своим служителям выполнять светские обязанности. И Антонио Бертольди, будучи пастором, совмещал служение богу со служением людям, давал уроки итальянского языка, учил игре на скрипке и рисованию. А также издавал воскресный журнал для прихожан. Дочь его, Елизавета, тоже давала уроки рисования.
В Петергофе, в доме одного из учеников, она встретила Иоганна Берга, который незадолго до того потерял свою первую жену. Мария Кюнцель, еще молодая женщина, умерла, как тогда говорили, от антонова огня, попросту от заражения крови, и Иоганн Александрович в 52 года остался вдовцом с двумя детьми.
Итак, Иоганну Александровичу было за пятьдесят, когда он встретил Елизавету Камилловну Бертольди. Ей тогда не исполнилось и тридцати. Они полюбили друг друга, поженились и уехали в Житомир, куда генерал Берг был переведен по службе. Там и родились три их дочери. В 1892 году вся семья переехала в Оренбург, где 29 октября 1893 года
(10 ноября по новому стилю) у них родился единственный сын Аксель.
ШВЕД И ИТАЛЬЯНКА
На три четверти швед и на одну четверть итальянец… Что может дать такое сочетание? Смешение северной и южной крови? Столкновение льда и пламени?
Эта семья, взаимоотношения ее членов, духовная атмосфера дома — все носило печать происхождения Бергов. Одаренность, увлеченность, страстность отличали их. Все знали и любили музыку, умели играть на каком-нибудь инструменте, рисовать. И в то же время итальянская экспансивность уживалась со шведской сдержанностью. Никакого сюсюканья, сентиментальности. И тем не менее Берг впоследствии не часто встречал такую семейную теплоту и уют, хотя искал их всю жизнь.
Тон в семье задавала мать. Она была не только широко образованной женщиной, отлично говорившей на французском, немецком, итальянском, английском, русском языках; она не только превосходно рисовала по фарфору, писала маслом, вырезала по дереву, увлекалась художественным шитьем, играла на рояле, много читала, но она была врожденным педагогом. Она умела понять каждого из своих детей, найти с ним общий язык, стать другом и советчиком.
— А ведь тогда, в Оренбурге, она была очень молодой женщиной, — вспоминает Берг, — красивой, обаятельной.
И уже тогда она была центральной фигурой общества. Это не обычная генеральская жена, она никогда не была обывательницей, кривлякой. Толковая, образованная, она увлекалась Шопенгауэром, Спенсером, Боклем, Владимиром Соловьевым и прививала детям любовь к размышлениям, к анализу. Она всегда чем-нибудь занималась, хотя у нас, конечно, была прислуга. Следила за тем, чтобы мы не болтались, а делали что-нибудь полезное. Девочки вязали, вышивали или упражнялись в языках и игре на рояле. У нас всегда царствовала ненатянутая деловая атмосфера. Мать создавала особый стиль отношений. И это имело для меня колоссальное значение. Ведь характер формируется в раннем детстве. Такая обстановка прививала детям самые лучшие задатки. Никто не врал. Вы знаете, когда я впервые узнал, что люди могут врать, я очень удивился, я не был к этому подготовлен. Я долго не подозревал, что на свете есть плохие люди. Я не помню, чтобы у нас скандалили, шумели, чтобы кто-нибудь сплетничал или пьянствовал, кроме несчастного Александра — моего сводного брата.
В этой семье была своя трагедия — двое детей Иоганна Александровича от первого брака — Мария и Александр.
В отличие от детей Елизаветы Камилловны они были неполноценными, унаследовав от своей матери психическое заболевание. И тем не менее Мария была талантливой пианисткой, выступала в концертах. Но кончила свои дни в доме умалишенных в Петербурге. Елизавета Камилловна и после смерти мужа часто ездила навестить ее и однажды взяла с собой маленького Акселя. Мария вспоминается ему страшной старухой, тощей и больной. Она не узнавала родных, долго болела и умерла в больнице.
Александр страдал английской болезнью, был умственно недоразвитым карликом. В Оренбурге у него была своя маленькая отдельная комната, и оттуда часто слышались звуки флейты. Служил он на почте, но эта служба скорее всего держалась за ним из уважения к отцу. Родители старались, чтобы Ксюша реже бывал в комнате Александра. Там всегда было накурено, Александр часто бывал нетрезв, и на этой почве в доме начинались скандалы. Потом он женился, переехал в другой город. Умер он в возрасте 60 лет от рака печени.
Иоганн Александрович был добрым, отзывчивым человеком, но на редкость непрактичным. Подчиненные чрезмерно пользовались его добротой. Он вечно кому-то помогал деньгами, выручал кого-то из беды, хлопотал о пенсиях, об устройстве детей в учебное заведение. Не имея иных средств, кроме жалованья, он постоянно чем-нибудь увлекался и тратил деньги на выписку и покупку вещей, обычно никому не нужных. Он собирал редкие безделушки, марки. Взрослые смотрели на это как на чудачество, а у Ксюши они будили воображение, рождали первые мечты о дальних странах. А какие сказки рассказывал ему отец!
Иоганн Александрович передал сыну любовь к книге и рисунку. Он коллекционировал книги с хорошими иллюстрациями, и Ксюша впервые увидел в них отражение далекого мира, неведомых городов, невиданных зверей. Мальчик часами копирует эти картинки, грезит о путешествиях, привыкает мечтать и строить планы с карандашом в руках. Так образуется одна из самых его стойких привычек — делать зарисовки в ученических тетрадях, в дневнике, в рабочих книгах.
Рассматривая рисунки маленького Акселя можно, и не листая страницы истории, многое узнать, например, об англо-бурской войне. Легко представить себе общественный резонанс на эту войну, увидеть ее глазами семи-восьмилетнего мальчика из далекого от событий русского города. «Атака англичан» — пылкое воображение рисует вереницу динамичных фигур, в силуэте которых главное — ружья. Развеваются четырехцветные флаги, солдаты катят мортиры, настроение рисунка — воинственный порыв. Солдаты на лошадях, солдаты на стрельбище. «Лейб-гвардии драгун» — лихой вояка на мускулистом скакуне. И буры — обороняющиеся, атакующие, взбирающиеся по горам. Раненый на наспех сколоченных носилках; его несут товарищи, один падает, другой стреляет, этот покачнулся, схватившись за сердце. Крупными буквами под рисунком «Buren». А дальше море, корабли.
