Эйзенхауэр и Киллиан были твердо уверены, что национальное космическое агентство должно быть гражданским, но сухопутные войска и военно-воздушные силы горячо сопротивлялись, доказывая, что именно они должны стоять во главе космической программы и что превращение его в гражданское учреждение будет ошибкой. Среди других генерал Медарис и фон Браун были убежденными защитниками этой позиции. Самыми агрессивными были военно-воздушные силы, один из их генералов публично защищал военную базу на Луне в своем выступлении в начале 1958 года. «Луна обеспечивает базу для ответного удара с непревзойденным преимуществом», — заявил он. Оснащенная ядерным оружием, американская база на Луне позволит Соединенным Штатам произвести «с Луны… надежное и масштабное уничтожение Советского Союза в случае, если он первым атакует Соединенные Штаты» — добавил он.
Выдвинутая Эйзенхауэром законодательная инициатива по созданию НАСА была подвергнута бурному обсуждению в Конгрессе, в результате чего согласились с точкой зрения президента, которая предусматривала следующее: гражданское учреждение будет наблюдать за научной и другой невоенной космической деятельностью, но и учитывать военные потребности и программы для вооруженных сил. Однако еще долгие годы будет сохраняться значительная неопределенность в таких областях, как контроль над громадными мощными военными ракетами, которые требовались для выполнения невоенных программ. Однако вскоре, в апреле 1958 года, законопроект о создании НАСА поступил из Белого дома в Конгресс, и в июле того же года Эйзенхауэр подписал закон о его принятии.
Второй важный законопроект был подготовлен после серьезного обсуждения вопроса: достаточно ли инженеров и ученых готовит Америка, чтобы противостоять русским в космосе и в любых других сферах. Дебаты начались сразу после изумления, вызванного «Спутником-1», и в основном касались роли федерального правительства в сокращении разрыва в образовании между Соединенными Штатами и Советским Союзом. Закон о подготовке в сфере национальной обороны, подписанный президентом Эйзенхауэром в сентябре 1958 года, явился ограниченной и временной мерой. Он предусматривал щедрые вложения для развития программ, предназначенных для студентов, которые изучали научные и технические дисциплины, математику, иностранные языки в средней школе, колледжах и университетах.
Соединенные Штаты теперь по-настоящему включились в космическую игру. Запустив не один собственный спутник, они оправились от шока, который произвел «Спутник-1», и казались готовыми конкурировать с русскими в новой сфере непилотируемых космических лунных станций. Но это были лишь первые этапы космических исследований. Многие сложные проблемы и неожиданности поджидали и тех и других впереди, по мере того как они приближались к 60-м годам и к эпохе пилотируемых космических полетов, сначала на околоземной орбите, а затем за ее пределами.
Все взгляды — в небеса (Послесловие к главе 3)
В начале 1955 года, за два с лишним года до запуска первого спутника, обозначившего начало космической эпохи, группа экспертов на высшем уровне подготовила сверхсекретный доклад для президента Эйзенхауэра, в котором Соединенным Штатам было настоятельно рекомендовано использовать спутники Земли для предоставления точной разведывательной информации из космоса об истинном состоянии советских наступательных вооружений. В результате ЦРУ и Военно-воздушные силы США вскоре начали разработку спутников-шпионов фоторазведки по сверхсекретной программе под кодовым названием «Корона».
«Корона» выполнялась под прикрытием другой программы, «Дискаверер», и была замаскирована под научные исследования. Вслед за чередой сокрушительных неудач «Корона» наконец дала положительные результаты: высококачественные фотографии определенных участков территории Советского Союза, сделанные из космоса. Спутники «Дискаверер» запускались с военно-воздушной базы Ванденберг в Калифорнии, что позволяло выводить их на полярные орбиты (с севера на юг), которые покрывали вращающуюся под ними Землю полностью. Камера «Дискаверера» включалась, когда спутник проходил над заранее выбранными для разведки целями в СССР или еще где-либо. Если в этом отношении все проходило хорошо, оставалась сложная задача: вернуть на Землю фотографии, полученные на полосках 70-миллиметровой пленки. Это осуществлялось уникальным способом: возвращаемая капсула с отснятой пленкой отделялась от основной части спутника «Дискаверер» и отстреливалась обратно к Земле.
Самолет С-119 военно-воздушных сил подхватывает в полете шпионские фотографии, сделанные над Советским Союзом
После успешного возвращения раскрывался парашют, и одна из групп самолетов военно-воздушных сил, каждая из которых выполняла полеты по замкнутой трапеции или по маршруту, образующему паутину, должна была подхватить парашют в воздухе и смотать его в самолет. Учитывая необычайно сложный характер всех этапов программы «Дискаверер», неудивительно, что в десятке первых попыток успехи были незначительными.
Наконец, в августе 1960 года «Дискаверер-14» успешно завершил свою миссию, выполнив уникальную ювелирную операцию, когда возвращаемая капсула была подхвачена в воздухе, как и планировалось. Фотографии с пленки из капсулы были достойны того, чтобы показать их президенту, и именно это сделал директор ЦРУ Ален Даллес в Овальном кабинете 24 августа. Катушка пленки с «Дискаверера» была раскручена под ногами Эйзенхауэра. Как часть умения спутника «схватывать» были продемонстрированы высококачественные фотографии территории Советского Союза и Восточной Европы, сделанные с высоты 184 км над Землей. На фотографиях было отображено множество аэродромов, стартовые площадки ракет класса «земля-воздух» и, главное, новый советский ракетный полигон в Плесецке, на севере СССР, где позднее было размещено очень небольшое количество советских МКБР Р-7. В итоге «Дискаверер-14» доставил больше полезной разведывательной информации, чем было получено за четыре года полетов У-2 (которые закончились в мае 1960 года, после того как У-2 был сбит над СССР). На фотографиях различались объекты с минимальными размерами порядка 2–3 м.
Важность всего этого была подытожена позднее в высказывании заместителя директора ЦРУ по науке и технике Альберта Уилона: «Это было как если бы огромный прожектор осветил темный склад». Другие спутники «Дискаверер» продолжали доставлять фотографические доказательства того, что вопреки похвальбам Хрущева о том, будто СССР производит МКБР «как сосиски», скрытые хранилища сотен советских МКБР, готовых нанести без предупреждения удар по Соединенным Штатам, попросту отсутствуют.
Советский космонавт Юрий Гагарин, готовый к взлету, перед запуском на орбиту, апрель 1961 года
Пилотируемые космические полеты представляли следующий логический шаг в американской космической программе, которая стала известна как «Project Mercury» («Проект Меркурий»). Руководитель недавно созданного Национального управления по аэронавтике и исследованию космического пространства (НАСА) Т. Кейт Гленнан выбрал дату, полную символизма, чтобы огласить это новое направление — 17 декабря 1958 года, 55-ю годовщину исторического полета братьев Райт на «Китти Хоук». Для стратегов НАСА будущие космические путешественники — это люди, которых вскоре станут называть «астронавтами». Они будут выходить в космос в специально сконструированных космических кораблях и затем благополучно возвращаться на Землю. Впервые в космосе появится человек.
Существовал слегка завуалированный подтекст: программа «Меркурий» отражала намерение НАСА вывести на орбиту человека и, в конце концов, высадить человека на Луну раньше Советского Союза. Большинство американцев полагали, что у русских имеются скрытые возможности достичь той же самой высокой цели, учитывая их недавние космические достижения. В то же время американская космическая программа выглядела отстающей, брошенной на произвол судьбы и нецеленаправленной.
Но в игру вступила новая движущая сила, призывающая вступить в соревнование с Советами за престиж и превосходство в космосе. Учитывая возникшее космическое соперничество с русскими, президент Эйзенхауэр, к негодованию руководителей НАСА, придерживался принципа «тише едешь — дальше будешь». Он горячо поддержал идею запуска искусственных спутников, которые, по его мнению, были предназначены для подлинно научных целей и согласовывались с его собственным намерением утвердить свободу в небе. Более того, для Эйзенхауэра спутники предоставляли Соединенным Штатам эффективную основу для ведения воздушной разведки — в контексте холодной войны, жизненно важную функцию для обеспечения национальной безопасности Америки. Соответственно, Эйзенхауэр придавал пилотируемым космическим полетам меньшее значение, хотя все же позволил сформировать проект «Меркурий». В своем последнем бюджете, представленном в Конгрессе, он рекомендовал, чтобы ни один пилотируемый космический полет не проходил вне программы «Меркурий», если он не будет иметь «серьезного научного обоснования».
