Важным показателем развития индустриализации (капиталистических отношений) в России является доля свободного труда в структуре рабочей силы промышленности. По данным переписи 1897 г. рабочие промышленности составляли 52 % к числу всех занятых в этой отрасли экономики, на транспорте и в торговле – лишь 29 %, а в сельском хозяйстве – всего 15 %. Остальные занятые – это ремесленники, кустари, поденщики. Таким образом, даже в конце ХІХ в. вольнонаемная рабочая сила не превышала трети всех занятых. Кроме того, следует учесть, что статистика того времени, как отмечал академик С. Г. Струмилин, “относила к числу “фабрик” и чрезвычайно мелкие на наш современный масштаб, заведения вроде кожевенных заводов, которые в 1804 г. составляли свыше трети всех учтенных “фабрик” при среднем числе рабочих на каждом не свыше семи”1.
Так же, как и в других странах Европы, русская интеллигенция вообще и инженерная в частности не прдставляла собой самостоятельного экономического класса, а находилась на службе у господствующего, т.е. буржуазии. Общественно-политические взгляды инженеров мимикрировали под влиянием ее непосредственных интересов. Значительное воздействие на характер такой позиции оказывало и социальное происхождение, отличающееся некоторыми особыми чертами по сравнению с западноевропейским стандартом, где интеллигенция представляла собой более зрелую социально-профессиональную группу со значительно большим удельным весом процесса самовоспроизводства. В России же каналы рекрутации были многочисленными, а процент самовоспроизводства не таким значительным, в связи с тем, что острый дефицит кадров высококвалифицированных технических специалистов не мог покрываться не только за счет самовоспроизводства, но также и вследствие сословных ограничений. Однако процесс демократизации социальной селекции инженеров наталкивался на множество барьеров: существующие традиции воспроизводства социальной структуры, порицавшие переход от одной группы в другую; имущественный ценз в виде платы за обучение в вузах; юридические преимущества при поступлении в вузы лиц дворянского происхождения и пр.
Острая нехватка инженеров, мешающая развитию производительных сил страны, тормозящая процесс концентрации труда, восполнялась несколькими способами:
1) импортом иностранных специалистов, продолжающимся вплоть до середины ХІХ в.;
2) вынужденным взятием фабрикантом на себя функций инженера;
3) слабым контролем за наличием формальных удостоверений квалификации специалиста, что позволяло использовать в качестве инженеров и техников лиц, не имеющих специального образования. Процент практиков на промышленных предприятиях составлял в 1885 г. – 93, в 1889 – 96,8.
Вообще говоря, доля практиков (т.е. лиц, не получивших специального образования, необходимого для замещения данной должности) является важной характеристикой состояния профессии, показывающей не только степень закрытости или открытости группы, жесткость регулирующего ее воспроизводство механизма, но и степень институционализации, а также соответствия действующей системы образования общественной потребности. Есть примеры профессиональных групп, которые традиционно не имеют в своем составе практиков, - это врачи, фармацевты, военные специалисты и др. Строгий контроль за компетенцией своих членов у этих профессий был введен еще в XVII в. Так, несмотря на свободу промыслов и занятий, в европейских странах для содержания аптеки требовалось особое разрешение властей, которое давалось лишь лицам, прошедшим испытание в фармакологических обществах.
Подобные ограничения права заниматься определенным видом труда были установлены в интересах личной и общественной безопасности и утвердились лишь в тех промыслах, где некомпетентность была чревата гибелью человека или государства.
Право на инженерный труд не подвергалось таким ограничением очень долго – вплоть до ХІХ столетия. Это обусловливалось, во-первых, положением инженеров в армии, которое носило не вполне определенный и даже не вполне обязательный характер. Во-вторых, профессиональные институты, регулирующие воспроизводство группы, появились не сразу, лишь в ХVIII в., когда инженерные войска получили сколь-нибудь правильную организацию с четко определенным типом карьеры военного инженера.
Поскольку профессия военного инженера имеет более давнюю историю, чем аналогичная гражданская специальность, то и контроль компетенции в армии соответственно возник раньше. Следует еще сказать, что кроме того, степень риска в случае исполнительности специалиста во время войны всегда выше, чем в гражданских отраслях экономики. Добавим, что армии вообще больше присущий дух регламентации и жесткость всей организационной структуры, что даже создавало непреодолимые препятствия для проникновения в группу практиков не имеющих официальных свидетельств об окончании учебных заведений нужного профиля.
Массовость группы гражданских инженеров, значительный удельный вес функций простого надсмотра и управления, не требующих особой подготовки, быстрые темпы численного роста – все это создало предпосылки для открытости профессии, снятия заслонов на пути дилетантов или опытных практиков.
В истории развития российской промышленности ХІХ века есть немало примеров плодотворной деятельности опытных практиков-самоучек и инженеров. К их числу относится деятельность Петра Акиндиновича Титова, ставшего крупным строителем кораблей, управляющим и главным инженером верфи, строившим такие известные корабли как корвет «Витязь» и броненосец «Наварин». Среди них можно назвать и волжского механика В. И. Калашникова. Окончив всего лишь три класса Угличского уездного училища он сформировался как большой знаток механического дела непосредственно на производстве, достиг выдающихся успехов в деле усовершенствования паровых двигателей на волжских пароходах. В. И. Калашникову принадлежит около 80 печатных работ, в которых он выступал как выдающийся инженер, новатор судостроения.
Социальный состав русских инженеров ХІХ в. оставался весьма пестрым. В армии значительную часть инженерного корпуса составляли дети потомственных дворян. Военная служба и в пореформенные годы по традиции продолжала считаться престижным занятием. Однако система подготовки военных специалистов не обеспечивала достаточного притока лиц дворянского происхождения. Правительство вынуждено было использовать в качестве постоянно действующего канала рекрутации образованных унтер-офицеров, вливая тем самым в ряды привилегированного, корпоративно замкнутого инженерства свежие струи демократических сословий. Дальнейшая демократизация состава инженерного корпуса была связана с введением всеобщей воинской повинности в 1874 г., которая повлекла за собой изменения правил приема в военные училища, куда теперь зачислялись лица всех сословий. Удельный вес дворян в военно-учебных заведениях все отчетливее проявлял тенденцию к снижению.
Развитие капитализма в России, рост промышленности и концентрации труда делали необходимыми значительные увеличения численности инженеров и техников, занятых в гражданских отраслях. Однако в первой половине ХІХ в. этот род деятельности не пользовался особым уважением в высших сословиях. Несмотря на все старания правительства расширить сеть высших технических учебных заведений, в стране ощущался острый дефицит высококвалифицированных кадров. Это вынуждало снижать требования к сословной и национальной принадлежности соискателей на звание инженера. Так же как и в армии, командный состав промышленности претерпевал демократические изменения: многие втузы и политехникумы, прежде привилегированные, были объявлены формально не сословными. Это была одна из мер расширения количества инженеров в соответствии с растущими потребностями развивающейся промышленности.
Другой мерой, направленной на удовлетворение все растущей потребности в инженерах, по-прежнему оставался ввоз иностранных специалистов в Россию. Иностранный капитал оказывал немалое влияние на развитие русской промышленности благодаря политике протекционизма. В 1850 г. в страну было ввезено иностранных машин на 2,3 млн рублей, в 1859 г. он составил уже 11 млн рублей, в 1870 г. - 37,5 млн рублей, в 1880 – 67, 3 млн.
В 1875 г. станочный парк России на 90 % был иностранного происхождения. Такое положение практически сохранилось вплоть до начала первой мировой войны. Причины недостаточного развития станкостроения в стране крылись в слабой металлургической базе России, отсутствии поощрительных мер развития станкостроения, беспошлинном ввозе станков из-за границы, а также в дефиците инженеров и опытных рабочих-станкостроителей.
Это не значит, что станки в России вовсе не производились. Такие крупные заводы, как Киевский, Мотовилихинский (Пермь), Нобеля, братьев Бромлей и др., производили станки собственной конструкции: токарные, сверлильные, расточные и строгальные. В конце ХІХ – начала ХХ в. на Харьковском паровозостроительном заводе были созданы универсальные радиально-сверлильный и долбежно-сверлильно-фрезерный станки оригинальной конструкции.
