– Как они ухитряются не увязнуть в этой трясине? – удивился я.
– Вы их недооцениваете, Танкред. То, что они большие, еще не означает, что они неуклюжие. Я встречал этих великанов и в густых лесах и в высокогорье. В болотах они вообще чувствуют себя прекрасно. Их нога содержит своеобразную подушку на стопе, которая способна расплющиваться и выступать в качестве подобия снегоступа, надежно удерживая животное на зыбкой почве…
Я с уважением посмотрел на пасущихся гигантов.
– Лучше поглядите вон туда, Бронн, что вы видите? – Хеммет указал пальцем куда-то в тростниковые волны.
– Похоже на дым.
– Именно. Думаю, что миссия как раз там.
Мы повернули лошадей и двинулись вглубь болотной равнины. Вокруг нас сомкнулись травяные стены, красная, похожая на слежавшуюся кирпичную пыль, земля саванны сменилась жирным буроземом. Под копытами захлюпала вода. Мы спешились и повели животных в поводу.
На поверхности водоемов местами поблескивала буро-охристая пленка, кое-где сливавшаяся в рыжеватые нити, извивавшиеся между полузатопленными корягами и стеблями папируса.
– Что это за гадость? – я стряхнул рыжий налет с ботинка.
– Железо. Точнее болотная руда. Болота Бангвеулу и Луапулы – местный центр черной металлургии. Туземцы издавна плавили тут железо. Арабские и занзибарские торговцы приезжали за ним с побережья, пока не пришли европейцы с их дешевой промышленной сталью.
Дымы приближались. Местность стала посуше, затем тростники отступили, освободив место для явно обработанного поля. Росшие там зеленоватые кусты с перистыми листьями были мне незнакомы. Но больше всего меня удивил огромный ров, шедший по краю поля.
– Это еще что такое? Напоминает противотанковое заграждение…
– Понятие не имею, – обычное всеведение Хеммету на этот раз отказало.
Мы некоторое время стояли у рва. Преодолеть его без моста было затруднительно.
Я посмотрел на ту сторону. За полем виднелись хижины, из-за которых поднимался столб дыма.
– Интересно, что там так горит?
– Скоро увидим, – решительно заявил Хеммет, – а пока пойдем вдоль рва. Я уверен, где-то здесь должен быть мост.
Он не ошибся. Через полчаса мы наткнулись на выстеленную стеблями папируса тропу, ведшую к довольно зыбкому мостику. Перебравшись через ров, мы двинулись по тропе к хижинам.
– Как-то не слишком похоже на миссию, – заметил я, глядя на приближающиеся ряды крытых тростником построек.
– Наверное, она где-то дальше, на окраине, – предположил Хеммет.
Мы подошли ближе. Можно уже было разглядеть небольшую площадь среди хижин, где что-то густо дымило, вокруг толпились чернокожие люди и какие-то странные фигуры в масках и причудливых костюмах. Ветер доносил до нас отчетливый запах паленого мяса.
– Что они там делают?
– Должно быть какой-то местный обряд…
– Вы все еще полагаете, что это христианская миссия?
Танцоры в масках и раскрашенные зрители меньше всего ассоциировались у меня с деятельностью европейских миссионеров.
– Надо это сфотографировать, – Хеммет остановился и полез за фотокамерой.
– Может, сначала выясним, что происходит?
– Я не могу упустить такую возможность, – Хеммет достал экспонометр и начал устанавливать выдержку.
Кто-то из зрителей церемонии нас заметил. Со стороны поселка донеслись удивленные крики, быстро перешедшие в женский визг и панический гвалт.
– Хеммет, может как-нибудь в другой раз?
– Буквально минуту, Бронн, такой возможности нам уже не представится…
– Если мы немедленно отсюда не уберемся, нам может уже вообще ничего не представиться… Они выглядят настроенными весьма агрессивно!
– Еще пара кадров, это будет сенсация! Вы только посмотрите на эти копья!
– Хеммет!!
– Подобного еще никто не снимал… Настоящая атака туземцев!
Я отнюдь не разделял его энтузиазма. Я никогда специально не занимался этнографией тропической Африки, и мои знания о ее аборигенах проистекали в значительной степени из популярной и приключенческой литературы. А литература эта никоим образом не способствовала восприятию их как людей милых и добродушных… Вид бегущей на нас толпы с воинственными криками потрясавшей над головами холодным оружием способствовал этому еще меньше.
Хеммет, наконец-то, смог оторваться от фотокамеры. Но было уже поздно. Жители деревни окружили нас полукругом.
Синклер попытался заговорить с ними. Ответом была новая порция воинственных криков.
– Суахили они, похоже, не понимают… – констатировал Хеммет
– Что предлагаете предпринять? – я не отрывал взгляда от копейного наконечника шириной не меньше ладони и длиной добрых полметра описывавшего замысловатые фигуры в опасной близости от моего торса, – стрелять, полагаю, бессмысленно, их слишком много и они слишком близко…
– Надо как-то убедить их в наших добрых намерениях…
– Хотелось бы знать, насколько добры их намерения, – возразил я, – мало ли кого они там жарили в момент нашего визита…
– Слухи о каннибализме местных жителей сильно преувеличены, Танкред.
– А если нет? Кого-то же они жарили?
– Это был жертвенный кабан – донесся голос откуда-то сзади.
Мы дружно повернулись. За нами стоял добродушного вида европеец в поношенном, но чистом тропическом костюме и широкополой шляпе.
– Вы их напугали, – добавил незнакомец.
– Мы!? Их?
– Именно. Вы довольно неожиданно появились в самый разгар церемонии выплавки железа. Кстати, забыл представиться, меня зовут Якоб Тарау, миссионер.
Он вежливо приподнял шляпу, потом прошел между нами и о чем-то заговорил с туземцами. Обменявшись несколькими фразами, он снова повернулся к нам.
– Вождь боится, что дух, обитающий в вашем железе, может повредить их обряду. Они верят, что каждая железная вещь обладает собственной сверхъестественной сущностью, и ваши могут повлиять на процесс выплавки дурным образом. Вдруг ковавшие их мастера были врагами местных духов-покровителей железа. Поэтому они просят вас либо уйти, либо оставить все металлические вещи за пределами деревни.
– Фотоаппарат можно взять с собой? – немедленно спросил Хеммет.
– Ничего металлического, даже пуговиц… Увы, но моя просветительская деятельность приносит пока лишь весьма скромные плоды. Так что нам придется считаться с их суевериями.
Хеммет вздохнул. Его надежды продолжить фотосъемку обряда разбились о местные традиции.
– Не бойтесь, я отведу вас в миссию, – Якоб Тарау снова добродушно улыбнулся.
Я еще раз с опаской посмотрел на копейный наконечник, продолжавший болтаться у моего живота. Металл был черным, грубым и пористым, но выглядел достаточно острым, чтобы нанести серьезные телесные повреждения.
– Думаю, это весьма своевременное предложение, – заметил я, – мы будем крайне благодарны вам за гостеприимство.
Миссия представляла собой несколько кирпичных построек, стоявших на сухом участке почвы вблизи пары деревьев. Вокруг сгрудились деревянные навесы и тростниковые хижины. Сооруженная на открытом воздухе во дворе плита распространяла совершенно восхитительный аромат жаркого.
Мы перебрались через еще один противотанковый ров, на этот раз окружавший миссию.
– Что это за инженерные заграждения, – спросил я миссионера.
– Защита от диких слонов. Они частенько заходят полакомиться посевами, и других способов сдерживать их огромный аппетит нету. Лет десять назад сюда еще добирались охотники за слоновой костью с восточного побережья, но после того как военные закрыли свободный доступ их стало меньше. А слонов – больше.
– Не думал, что сюда часто заглядывали белые, – Хеммет, похоже, расстроился, судя по всему, слава первооткрывателя ему очень импонировала.
– Нет, европейцы тут большая редкость, – пояснил миссионер, – обычно арабы или чернокожие с побережья. Раньше они шли сюда из Дар-эс-Салама или Мозамбика за железом и рабами, а когда колониальные власти начали бороться с работорговлей, переключились на слоновую кость. Однако, думаю, господа вы устали и проголодались? А то у нас как раз время обеда…
Я в первый раз за десять дней поел с тарелки и получил возможность сесть в кресло… Буду честен, моему восторгу не было предела. Видимо в душе я, все-таки, домосед.
Хеммет же горячо обсуждал перспективы того, где бы отыскать нам на голову дополнительных приключений.
– В Дар-эс-Саламе мне довелось беседовать с Гансом Шомбургком. Он рассказал, что обратил внимание, что в ваших краях почти нет гиппопотамов.
– Это так, – кивнул миссионер, – и я благодарен господу, что он избавил нас от этой напасти.
– Почему? – я на секунду оторвался от жаркого.
Якоб Тарау снисходительно вздохнул.
