О том, что Черчилль должен уйти, было решено с самого начала политического кризиса, вызванного поступком Фишера. В Адмиралтействе и на флоте сложилась мощная оппозиция против Черчилля. Второй морской лорд Фредерик Гамильтон представил Асквиту рапорт, в котором от его имени и от имени остальных морских лордов говорилось, что в случае дальнейшего пребывания Черчилля в Адмиралтействе «мораль на флоте падет окончательно». Единственным авторитетным военным моряком, который согласился принять пост первого морского лорда и при этом работать с Черчиллем, был Артур Уилсон. Впоследствии Черчилль рассматривал согласие Уилсона, как самый большой комплимент, когда-либо им полученный. Однако, Уилсона на флоте тоже не хотели. Престарелый адмирал был плохим администратором, а у политиков еще свежи были в памяти воспоминания, как Уилсон противился возможной транспортировке войск через Ла-Манш 25.
25 мая новый коалиционный кабинет приступил к своим обязанностям. Бальфур стал морским министром, адмирал Генри Джексон — первым морским лордом. Черчилль также вошел в состав правительства, однако несколько месяцев спустя он решил отправиться офицером на Западный фронт.
Тем временем Фишер, оказавшись в отставке, начал лихорадочно обдумывать способ, как ему вернуться в Адмиралтейство. Возможно, стремясь удержать Фишера от необдуманного шага, Бальфур предложил ему стать председателем Комитета по изобретениям и исследованиям при Адмиралтействе. Возглавляя это подразделение, старик, как полагал Бальфур, «мог бы делать большое общественное дело» 26. Фишер немедленно ответил согласием, хотя комитет представлял собой слишком ограниченное поле деятельности для кипучей натуры бывшего первого морского лорда. Многие чиновники военно-морского ведомства не без основания опасались, что Фишер, используя кресло председателя Комитета по изобретениям и исследованиям, вновь прорвется в Адмиралтейство и «проломит головы» тем, кто, как он полагал, способствовал его отставке. Вскоре подразделение, возглавляемое Фишером, начали именовать не иначе как «Комитет по интригам и реваншу».
Задача этой организации состояла в стимулировании научных исследований и внедрении изобретений для военно-морского флота. Комитету оказывали содействие на общественных началах многие известные ученые и изобретатели. Их главные усилия сосредоточились на разработке «средств обнаружения и уничтожения подводных лодок». Результатами этих изысканий стали «вполне удовлетворительный гидрофон» и магнитная морская мина 27. Однако наиболее важным новшеством стало изобретение АСДИК или гидролокатора. Было бы самонадеянным утверждать, что Фишер внес какой-либо научный вклад в разработку гидролокатора, но никто не отрицает его большого вклада в дело организации и создания условий для проведения и финансирования исследований, что было весьма немаловажно, в трудных условиях военного времени. Эта деятельность получила высокую оценку командующего флотом США в европейских водах адмирала Уильяма Симса, который отмечал, что комитет Фишера проделал колоссальную работу, рассмотрев не менее 40 тыс. проектов 28.
Вынужденная отставка в самый разгар войны с поста морского министра не могла не оставить у Черчилля чувства горечи и обиды. Впоследствии он всегда испытывал недоверие и даже враждебность к высшим военно-морским чинам. Исключение составлял, пожалуй, только «сорви-голова» Роджер Кейс, который до самого конца был уверен в возможности форсирования Дарданелл силами флота и с жаром отстаивал эту идею. Именно поэтому он впоследствии неизменно пользовался благосклонностью бывшего морского министра 29.
Какие же чувства должен был испытать Черчилль, когда узнал о том, что Фишер вновь привлечен к руководству военными вопросами? И это менее чем два месяца спустя после всех воплей об «оставлении своего поста» и о том, что «он заслуживает быть повешенным на рее»! После того, как по его вине Великобритания во время жесточайшей войны в течение 10 дней оставалась без первого морского лорда! Именно действия Фишера привели к унижению Черчилля перед всем миром и устранению его от дел. И вот теперь бывший морской министр в изгнании, а бывший первый морской лорд снова при Адмиралтействе. 6 июля Черчилль заявил свой протест Асквиту и даже потребовал объяснений у Бальфура. Последний резонно возразил, что Черчилль сам всячески превозносил оригинальность мышления Фишера и его изобретательские таланты 30.
15 ноября 1915 г., незадолго до отбытия на фронт Черчилль решил сделать заявление в парламенте, как приватное лицо. Бывший морской министр испытывал потребность как-то ответить своим критикам, которые не прекращали нападки на его промахи в связи с Дарданелльской операцией. Его речь была довольно пространной и при отсутствии в ней конкретных фактов, что объяснялось секретностью этих данных, почти сплошь состояла из самовосхвалений и самооправданий. В отношении Фишера Черчилль сказал следующее: «Сегодня я не собираюсь набрасываться на кого-либо с упреками, — начал он риторически, — но должен указать, что от первого морского лорда я не получал ни четкого указания до событий, ни твердой поддержки после, которые я ожидал. Если он не одобрял операцию, он должен был заявить об этом на Военном Совете. Война — трудное и жестокое дело и в ней нет места для обид и недомолвок. Если первый морской лорд не одобрял операции, если он полагал, что она пойдет не так как ожидают, если он думал, что она приведет к неприемлемым потерям, его обязанностью было заявить о своем несогласии…»31.
Выступление Черчилля получило неожиданную поддержку со стороны Бонар Лоу. Однако далеко не все разделяли позицию лидера консерваторов. На большинство депутатов речь бывшего морского министра, назвавшего Дарданелльскую операцию «законным риском», произвело крайне неблагоприятное впечатление. В их глазах она подтвердила непомерные амбиции Черчилля, его готовность с легкостью жертвовать жизнями солдат и офицеров для восстановления своей репутации.
Многие также считали, что Черчилль был несправедлив к «Джеки» Фишеру. Но больше всех это выступление шокировало самого Фишера. На следующий день на заседании палаты лордов старик поднялся и прорычал краткую реплику так, что ее, наверное, услышали на том берегу Ла-Манша. Выступление Фишера в верхней палате парламента произвело эффект разорвавшейся бомбы, поскольку старый адмирал со времен своего избрания ни разу не брал слова. Пораженные пэры пролепетали «слышим, слышим» в ответ на следующие слова адмирала: «Я 61 год служил своей стране, и свои дела оставляю на суд соотечественников. Вчера премьер-министр сказал, что мистер Черчилль упомянул одну или две вещи, о которых не следовало говорить, и что он намеренно и естественно обошел молчанием некоторые моменты, которые должны были быть названы. Я согласен подождать. Не принято сводить личные счеты, затрагивающие национальные интересы, когда моя страна находится в разгаре великой войны» 32. Затем старый моряк скомкал бумажку с речью, засунул ее в карман кителя и, повернувшись на каблуках, вышел из зала.
Самым удивительным было то, что спустя некоторое время дружба Фишера и Черчилля возобновилась вновь. Вернувшись в Англию в начале 1916 г., Черчилль решил принять участие в дебатах по военно-морскому бюджету. Дж. Л. Гарвин, редактор газеты «Обсервер», и П. К- Скотт, редактор «Манчестер Гардиан». повели широкую кампанию за возвращение Фишера в Адмиралтейство. Они также требовали назначение Черчилля министром авиации. Первая идея имела, без сомнения, определенный успех. Даже Ллойд Джордж, беседуя по этому поводу с лордом Ридделлом, возглавлявшим в то время «Ньюс оф зе Уорлд», назвал Фишера «гением войны» 33.
К нескрываемому ужасу своей супруги, и, несмотря на все ее отговоры, Черчилль пригласил старого адмирала отужинать с ним 5 марта в его особняке на Кромвель-роуд. Там он показал Фишеру свою речь, подготовленную к обсуждению военно-морского бюджета на предстоящий финансовый год. Черчилль предлагал подвергнуть критике деятельность Бальфура, потребовать отставки Генри Джексона и немедленного возвращения Фишера в Адмиралтейство в качестве первого морского лорда. Неудивительно, что эта идея привела Фишера в восторг 34.
Асквит, прослышав о намерениях бывшего морского министра, счел их «в высшей степени неумными», но Черчилля, теперь уже всячески подзуживаемого Фишером, остановить было невозможно. На следующий день старик направил своему «сподвижнику» восторженное письмо, изобилующее прилагательными, в котором, в частности говорилось: «Вы можете стать премьер-министром, если захотите»; и, которое заканчивалось: «Разве мы вдвоем не объединимся, … чтобы выиграть войну! Объединимся! Вперед!» 35. Таким образом, Фишер совершенно определенно подталкивал Черчилля к новому безрассудству.
