Потом они принялись за еду, погружая морды в теплое мясо и вырывая куски печени.
Через полчаса они насытились и устроились в гнезде птеродактиля рядом с телом. Невдалеке, на безопасном расстоянии, топтались небольшие рапторы в надежде урвать кусок добычи.
Самец ютараптора поднялся, чтобы грозным голосом припугнуть мелкого ящера. Это была первая ошибка, сделанная им за весь день. Мертвый астродонт, распластавшийся на животе, завалился набок. Гигантская туша придавила хвост раптора. Впервые с тех пор, как они атаковали астродонта, рапторы испугались и растерялись. Придавленный раптор метался, пытаясь высвободиться, но только вывихнул бедро и еще больше увяз в трясине.
Самка вскрикнула и захватила его лапу зубами, силясь вытащить ее. Но ей это тоже не удалось. Его морда была густо облеплена грязью. Он не мог очистить нос и начал задыхаться.
Отчаянная борьба вымотала попавшего в ловушку раптора — он из последних сил пытался держать морду над удушающей грязью. Его подруга жалобно кричала, пробовала вычерпывать жидкую глину из-под его морды, но безуспешно: когти только бороздили грязь, но не могли захватить и выгрести ее. Ее ноги тоже стали погружаться в трясину, взболтанную возней динозавров. Она не знала, что делать. Ничто не помогало. Опыт не подсказывал ей никакого выхода. Инстинкты тоже молчали.
Наконец инстинкт самосохранения взял верх над узами партнерства, и она отступила на сухое место. Через десять минут ее друг погиб, тело его полностью поглотила черная жижа.
Самка, оглушенная горем, несколько часов просидела неподвижно — она только что потеряла друга, избранника, с которым собиралась провести всю свою жизнь. Сотни раз они успешно охотились вместе. Бессчетное число раз они убивали жертву, не получив при этом ни единой царапины. Она просто не знала, как ей быть дальше.
Апрель
Раптор Рэд
Самка ютараптора жила без имени. Она мыслила не словами и даже не звуками, а образами, цветными вспышками памяти, создающими подобную сну историю, которую мозг постоянно обновлял. Каждый день новые впечатления и ассоциации пополняли запас символов.
Сама себя она представляла при помощи образов, усвоенных с детства: я… раптор… красный. Мы будем называть ее Рэд, как она обозначала себя в своем воображении.
Еще птенцом, в родительском гнезде, она научилась различать звуки и запахи и, самое главное, цвет своей породы. Еще до того, как она впервые открыла глаза восемь лет назад, еще когда пыталась разбить скорлупу яйца и выйти на свет, ее ноздри уже уловили запах родителей, братьев и сестер, густой и насыщенный.
Первая порция воздушных частиц проникла в ее ноздри и обонятельные камеры в черепе у глазниц. Частицы, как микроскопические жучки, были тотчас пойманы на липкую ленту ее чувствительных мембран. Клетки биохимического детектора пришли в действие, как только частицы растворились в тонкой слизистой оболочке. Электрические разряды, в стотысячную долю миллисекунды каждый, оживили нервные связи, ведущие от обонятельных камер к массивному стволу головного мозга. Она вылупилась с глазами ястреба и чутьем волка. И ее мозг был уже готов к восприятию родного запаха, который определял ее «я». Мышление было излишним — все происходило автоматически. Сначала был запах. Именно этот запах и есть мой род — безопасность — еда. Такова была суть записанной информации. С этого момента самка могла поднять морду, принюхаться и определить волнующее присутствие «своих» на расстоянии в пределах двух миль [5].
Затем добавилось зрение. Она открыла огромные ясные глаза на третий день после того, как вылупилась из яйца. Размытые очертания чьей-то морды заполнили все поле зрения. Этот кто-то держал в пасти кусочек мяса. Запах сразу же привлек Рэд. Она пискнула от удовольствия, схватила мясо и тут же проглотила его. Теперь она впервые увидела то, что ела все предыдущие двое суток. И цвет мяса на всю жизнь запечатлелся в ее мозгу вместе с запахом.
Был еще один цвет, который она запомнила: на морде ее мамы от носа к глазам тянулась ярко-красная полоса. Когда взгляд Рэд постепенно сфокусировался, она долго и пристально разглядывала эту полосу. Красный Нос… мама.
Она знала, что с момента появления на свет ее кормили мясом двое взрослых, каждый со своим непохожим запахом. Мама пахла совсем иначе, чем тот, другой.
Отец и мать воспитывали ее вместе. Когда мать покидала гнездо для охоты, ее место занимал другой. Обоняние Рэд подсказывало ей, что этот другой — тоже родитель, но странным образом не такой, как мать. Позже она поняла, что эта чужеродность объяснялась принадлежностью к мужскому полу.
Цап! Рэд набросилась на сочный кусок мяса, свисающий из пасти отца. Глотая, она увидела ярко-красную полосу и на его морде, еще шире и ярче, чем у матери. Красный Нос… тоже свой. Еще один бит жизненно важной информации записался на жесткий диск ее мозгового компьютера.
Она понимала, что ее собственная индивидуальность досталась ей от обоих родителей. Она чувствовала запах своей кожи, помета, и все это пахло сразу и мамой, и папой. В ее представлении мама и папа были ее половинками.
Связь между Рэд и родителями была единственным общественным союзом, который доставлял ей удовольствие в течение четырех месяцев. Другие птенцы в гнезде были лишь досадной помехой, соперниками. Трое ее братьев и сестер (это был большой выводок для семейства рапторов) были прожорливы, как мясорубки, так и норовя стянуть из-под носа кусок. Мысль о том, что нужно делиться с остальными, недоступна птенцу, по крайней мере в первые месяцы жизни. Хватай сейчас! — вот его единственная мысль. Большинство птенцов рапторов умирают, не достигнув года. Вероятность выжить настолько мала, что лишь самые агрессивные и эгоистичные птенцы достигают возраста, когда могут покинуть гнездо. Не будь этой детской жестокости, рапторы не смогли бы развиваться, приспосабливаться, да просто перестали бы существовать.
Раптор Рэд была самым эгоистичным птенцом в своем выводке. Ей доставалось больше мяса, она росла быстрее остальных и первой покинула гнездо. Первой стала охотиться вместе с родителями. Следующей была ее сестра. Как только они покинули гнездо, цыплячье соперничество исчезло. Они вместе играли и обе опекали своих братьев. Каждый птенец имел свой неповторимый запах, и Рэд так хорошо изучила его, что могла различить птенцов за сотню футов. Обоняние подсказывало ей, что ее братья и сестра похожи на нее так же, как родители, в ее представлении братья и сестра тоже были ее половинками.
Первые четыре с половиной года жизни она была предана своим «половинкам». Все это время Рэд обязательно бросалась наутек от любого ютараптора с чужим запахом. Вместе с родителями она шипела на чужих. А птенцов из соседних семейств, когда те подходили слишком близко, они с сестрой отгоняли.
Семья была для нее всем — пока не появился он, молодой самец, который стал ухаживать за ней. Рэд почувствовала, как улетучивается ее страх перед чужими, когда наблюдала за его ухаживаниями. Его запах был совершенно чужим — не часть меня. Но она знала, что это правильно и так и должно быть.
К тому времени, когда они с другом напали на астродонта на равнине Юты, она уже пять лет была совсем взрослой. И уже три года они были вместе. Но каждый сезон размножения приходился на такие времена, когда добыча была весьма скудной, и они так и не решились вывести птенцов.
