Тогда многие считали, что работа, которая ведется в южноафриканских научных учреждениях, в том числе музеях, никак не может сравниться с исследованиями в европейских научных центрах. Местные музеи накапливали краеведческий материал, но существовало общее мнение, даже порядок, согласно которому ценные находки следовало не оставлять в малозначительных местных коллекциях, а отправлять в пользующиеся авторитетом заморские учреждения, вроде Британского музея. Кое-где в Южной Африке и по сей день есть сторонники такого воззрения.
Из-за таких взглядов (во всяком случае отчасти) Ист — Лондонский музей возник поздно и поначалу рос очень медленно. В декабре 1938 года этот музей, один из самых молодых в стране, был мало кому известен. Ему приходилось буквально бороться за свое существование, так как он располагал лишь скромными правительственными ассигнованиями и удручающе маленькой финансовой поддержкой со стороны муниципалитета, который не считал свой музей сколько-либо важным или ценным учреждением. Всего в год поступало менее 700 фунтов: на жалованье, оборудование, помещение, пополнение коллекций— одним словом, на все. Просто невероятно, как музей ухитрялся существовать в таких условиях, тем более что он открылся без каких-либо частных пожертвований и располагал очень скромным оборудованием. Как и большинство подобных учреждений в Южной Африке, сначала он возглавлялся часто сменявшимися добровольными «почетными хранителями», но затем появился первый штатный заведующий — мисс М. Кортенэ-Латимер.
Иные считали странным избрание на такой пост молодой женщины, но совершенно очевидно, что ответственные за этот выбор люди судили мудро и здраво. Мисс Латимер показала себя знающим и деятельным человеком; она энергично вступила в борьбу с трудностями, которые мешали осуществлению ее идей и планов по развитию музея. Сложно было не только добывать при очень скромных средствах все необходимое для — музея, но и убеждать почетное правление, особенно председателя, что музей может стать одним из самых известных в стране. (В действительности он стал известен даже во всем мире.)
С самого начала мисс Латимер очень разумно сосредоточила свои силы на создании экспозиций, рассказывающих о жизни окружающей местности. Она стремилась к поставленной цели с присущей ей анергией и энтузиазмом. Видя, что главный спорт и увлечение местных жителей — рыбная ловля, она заручилась поддержкой рыбопромысловых компаний. Ист-лондонское отделение компании «Ирвин и Джонсон» предоставило музею немало ценных образцов морской фауны. Молодая заведующая знакомилась с капитанами траулеров и сумела заразить их своим энтузиазмом. Рыбаки отбирали из улова незнакомых рыб и доставляли в порт. Стало обычным сохранять «сорную» рыбу, чтобы мисс Латимер могла в ней порыться; так она нашла немало сокровищ.
Поэтому не было ничего необычного, когда утром 22 декабря 1938 года мисс Латимер позвонили из компании «Ирвин и Джонсон» и сообщили, что один из траулеров доставил ей рыбу на исследование. Она вызвала такси и вместе с Иноком, служащим музея, поехала на причал.
Капитан уже сошел на берег, но один из матросов показал ей груду рыбы на палубе, преимущественно акул. Акулы были самые обыкновенные, но тут мисс Латимер заметила под ними большую синюю рыбу с мощной чешуей. Странные плавники и окраска заинтересовали ее; она попросила вытащить незнакомку из кучи. Удивительно… Ничего похожего мисс Латимер не видела до сих пор. Некоторое время она озадаченно разглядывала необыкновенную рыбу, изучала пасть, плавники. Спросила старика тралмейстера, приходилось ли ему раньше встречать что-нибудь подобное. Он ответил, что за тридцать лет работы ему ни разу не попадалась такая рыба, и обратил ее внимание на плавники, напоминающие руки человека, и на сходство рыбы с большой ящерицей.
Мисс Латимер показалось, что у рыбы есть что-то общее с двоякодышащими; во всяком случае, было ясно, что это нечто редкое, бесспорно заслуживающее сохранения. Тралмейстер сказал, что рыба была нежного голубого цвета, когда ее извлекли из воды, но вела себя очень агрессивно, злобно щелкала челюстями. Рыбаки сразу обратили внимание на ее необычный вид — никто из них в жизни не видал такой рыбы — и позвали капитана Госена. Он притронулся к рыбе, вдруг она изогнулась и чуть не схватила его за руку устрашающей зубастой пастью. Капитан велел сберечь ее для мисс Латимер; он как раз решил идти обратно в порт.
Рыба была очень тяжелая, длиной около полутора метров. Мисс Латимер попросила ее взвесить: 57,5 килограмма. День был жаркий, и рыба сильно пахла. Всякая рыба пахнет в жаркий день, но у целаканта был свой, особый запах, который нам предстояло узнать очень хорошо…
Мисс Латимер потом рассказывала, что ей стоило немалых трудов убедить шофера такси довезти рыбу до музея, хотя она предусмотрительно застелила полмашины старыми мешками. Водитель был так недоволен, что намеренно отошел в сторону, пока мисс Латимер и Инок с трудом грузили в машину свою добычу.
Но мало доставить в музей тяжелую рыбу. Что делать с ней дальше? Мисс Латимер негде было хранить такой экспонат. Она решила на всякий случай полистать немногие имеющиеся справочники, чтобы попытаться его определить. Увы, она ничего не нашла. Сделав грубую зарисовку и положенные измерения, мисс Латимер раздобыла тележку и вместе с Иноком отвезла рыбу к чучельщику, который выполнял заказы музея (музей не располагал даже собственной тележкой). Кроме того, она попросила одного фотографа-любителя сделать несколько снимков. Он выполнил ее просьбу, но лента почему-то не удалась.
Костные пластины в голове рыбы, чешуя и плавники склонили мисс Латимер к мысли, что это ганоидная рыба, возможно, представитель двоякодышащих. Но как это проверить? Она надеялась, что я ей помогу. Мисс Латимер просила препаратора на всякий случай сохранить все что можно; он так и поступил. Но к 27 декабря внутренности пришли в такое состояние, что она, не получив от меня ответа, уступила настояниям чучельщика, который предлагал их уничтожить. Мисс Латимер вспоминает, что когда она, поборов свою застенчивость, пришла к председателю правления музея — ныне покойному доктору Брюс-Бейсу, — чтобы рассказать о необычной рыбе, он только посмеялся над ее догадками, окончательно добив ее словами: «Вам все гадкие утята кажутся лебедями». Но если она уж очень настаивает, то он подпишет разрешение сделать чучело. Ведь этого вполне достаточно?
Возможно, бесстрастность моего изложения кое-кого удивит. Но поверьте, что возиться в жаркий день с большой вонючей рыбой — далеко не приятное и не легкое дело. Это адская работа, тем более для женщины. К величайшему счастью, мисс Латимер не была обычной женщиной. По собственному опыту я отлично могу судить, как много она сделала тогда и сколько трудностей преодолела, не встречая нигде поддержки, вдохновляемая только присущим ей горением души. Мое восхищение и уважение к ней неизменно. Настоящий ученый не может не восхищаться ею. Только чутье мисс Латимер, подсказавшее ей, что речь идет о чем-то очень ценном, а также сила воли и решимость спасли этот экземпляр; менее настойчивый человек отступил бы.
На следующее утро после прибытия удивительной рыбы мисс Латимер написала мне письмо, приложив свою зарисовку и описание. Она и не подозревала, каковы будут последствия. Их можно сравнить с атомным взрывом, даже с двумя атомными взрывами, потому что целакант дважды дал толчок волнам, которые обошли весь свет. Впрочем, эти волны не улеглись и по сей день.
Глава 4
Удивительнее, чем вымысел
На берегу Книснинской лагуны, в нескольких километрах от моря, у нас есть дом с лабораторией. Здесь я не только занимаюсь рыбной ловлей, но регулярно провожу исследования чрезвычайно богатой и разнообразной ихтиофауны обширного эстуария. Это исключительно интересный водоем, обладающий многими уникальными чертами.
В декабре 1938 года мы уехали из Грейамстауна в Книсну. Я прихварывал; к новому году мое здоровье все еще не наладилось.
Днем 3 января 1939 года один из наших друзей привез нам из города большую пачку почты, преимущественно рождественские и новогодние поздравления. Мы разобрали почту и сели читать каждый свои письма. Среди моих писем, посвященных, как всегда, преимущественно экзаменам и рыбам, оказалось и письмо со штампом Ист-Лондонского музея — я сразу узнал почерк мисс Латимер. Первая страничка носила характер обычной просьбы помочь с определением. Я перевернул листок и увидел рисунок. Странно… Не похоже ни на одну рыбу наших морей… Вообще ни на одну известную мне рыбу. Скорее, нечто вроде ящерицы. Вдруг у меня в мозгу будто взорвалась бомба: из-за письма и наброска, как на экране возникло видение обитателей древних морей, рыб, которые давно не существуют, которые жили в отдаленном прошлом и известны нам лишь по ископаемым остаткам, окаменелостям. «Не сходи с ума!» — строго приказал я себе. Однако чувства спорили со здравым смыслом; я не сводил глаз с зарисовки, пытаясь увидеть больше того, что в ней было на самом деле. Ураган нахлынувших мыслей и чувств заслонил от меня все остальное. Внезапно кто-то произнес мое имя, далеко-далеко, потом снова, уже ближе и громче, настойчивее… Это была моя жена. Она тревожно глядела на меня через стол, и так же тревожно смотрела ее мать, сидевшая рядом с ней.
