Дмитрий Гутнов - Андрей Чохов

Ознакомительная версия.

© ИД «Комсомольская правда», 2016 год.

Личность человека, чье имя стоит в названии данной книги, довольно таинственна, если не сказать загадочна. Даже имя его есть в большой степени условность. Андрей Чохов – именно так мы привыкли именовать этого мастера. Однако же если имя его, Андрей, не вызывает споров, то Чохов – это не фамилия, по крайней мере в ее сегодняшнем значении. Дело в том, что до второй трети XIX века, когда подавляющее число населения нашей страны (крестьяне) обрели личную свободу, а вместе с ней какие-никакие гражданские права, фамилии имел лишь очень ограниченный круг людей из числа элиты. В обиходе обходились отчествами. Поэтому формулировка «Андрей, Чохов сын», как обычно в прижизненных документах XVI – начала XVII века. обозначали этого мастера, дословно означает, что отца Андрея звали Чох (или Чёх). Общеизвестные ныне правила русского правописания тогда не действовали.

Строго говоря, биографии Андрея Чохова как таковой нет. Мы не знаем в точности, ни когда он родился, ни когда умер, кто были его родители и какой была его семья. Доподлинно неизвестно, с какого времени он был принят на работу в Московский Пушечный двор и как он производил расчеты своих пушек и колоколов, снискавших ему славу в веках. Его архива не сохранилось. Впрочем, неизвестно, был ли он вообще, ибо в XVI веке в нашей стране грамотных людей было очень мало, а бумага, перья и чернила были дороги. Грамоты не знали даже некоторые ближние бояре, не говоря о большинстве смертных (бояре, например, до конца жизни попрекали Бориса Годунова незнанием Священного Писания). Неизвестно даже место, где похоронен Андрей Чохов. Поэтому единственными свидетелями и одновременно вехами его биографии являются те пушки и колокола, которые были им сработаны, а главными письменными свидетельствами его жизни являются надписи на стволах пушек и колоколах, в которых он сообщает нам, в каком году, где и по повелению какого царя он выполнял свою работу. Поэтому книга, в название которой вынесено имя мастера, по факту становится книгой о его творениях – о пушках и колоколах его работы.

Личность Андрея Чохова могла бы и не быть столь таинственной, если бы не превратности нашей истории. Дело в том, что архив Пушкарского приказа, где содержались основные сведения о деятельности и сотрудниках Московского Пушечного двора, с которым была неразрывно связана биография нашего героя на протяжении 60 лет, традиционно хранился в архиве Московского департамента Сената, располагавшемся в Кремле. Документы этого архива не были вывезены оттуда во время эвакуации города в 1812 г. Отступая из Москвы в 1812 г., французы, как известно, сумели частично взорвать некоторые стены и башни Московского Кремля. В одной из них располагалось архивохранилище, где и хранились дела Пушкарского приказа. Часть документов сгорела, часть была расхищена, использована в качестве упаковки на рынках, попала в частные собрания и т. д. Остатки этого архива в большом беспорядке хранились в подвалах кремлевских сооружений до 1832 г., когда ординарный академик Российской АН Иосиф Христианович Гамель получил задание исследовать их. Ему удалось собрать 4 ящика документов Пушкарского приказа, которые были переданы в 1863 г. в Главное артиллерийское управление Военного министерства и хранились там до 1870 г.

И. Г. Гамель.

Разобраться с содержимым этих ящиков было поручено известному русскому военному историку, музейному организатору и археологу Николаю Ефимовичу Брандербургу. Проведя обследование документов, он установил, что «два ящика пропали, а книги и документы двух других были частично отправлены в Арсенал для переработки». Таким образом, большая часть столь ценных для освещения рассматриваемой темы документов утеряна безвозвратно. Правда, за истекшие полтора века некоторая часть утерянных в войне 1812 г. документов была обнаружена в частных коллекциях, оказалась в разрозненном виде в разных библиотеках или передана обратно в государственные архивы, найдена в копиях в других фондохранилищах. Что же до личности самого Андрея Чохова, то первую попытку систематизировать все сведения, сохранившиеся в русских архивах об этом человеке, предпринял известный русский историк, археограф и первый директор Императорского Исторического музея (ныне ГИМ) Иван Егорович Забелин. После публикации его архивных изысканий в 1872 г. и до сего времени принципиально новых сведений о личности этого выдающегося русского литейщика и инженера найдено не было.

Н. Е. Бранденбург.

И. Е. Забелин.

Суммируя всю имеющуюся у нас информацию, попробуем если не приоткрыть завесу тайны над личной биографией Андрея Чохова, то хотя бы над тем местом, где он проработал, по сути, всю свою сознательную жизнь, – Московским Пушечным двором.

В силу всего вышесказанного, о детстве и юности Андрея Чохова можно только догадываться. Известно лишь, что он был принят на Московский Пушечный двор подмастерьем к мастеру Кашперу Ганусову, и первое свое самостоятельное творение – медную пищаль – отлил в 1568 г. «На ней орел двоеглавной, наверху орла три травы, у казны трава ж, в травах подпись: Лета 7076 (1568 г.). Делал Кашперов ученик Андрей Чохов. Весом 43 пуда», – гласила надпись на орудии.

Пушка Кашпера Ганусова.

Об учителе Андрея Чохова мастере Кашпере Ганусове известно, что он числился при Московском Пушечном дворе с 1550 по 1564 г. и по происхождению был «немцем». В силу того, что немцами («немыми» людьми) в ту пору называли всех иностранцев, сегодня национальную принадлежность Ганусова оценить затруднительно. Он мог быть и выходцем из германских земель, и голландцем, шотландцем, литвином или кем-то иным. Но это не важно. Нам известно, что за проведенное в Москве время он отлил как минимум одиннадцать орудийных стволов, ни один из которых до нашего времени в целом виде не сохранился. Но еще в конце XVII в. его пушки не были редкостью в описаниях «крепостных нарядов» многих русских городов. Так, в одном Смоленске пушек его работы насчитывалось пять, а опись «московского крепостного наряда», относящаяся к началу XVIII в., упоминает еще о восьми орудиях Ганусова весом от 36 до 52 пудов, три из которых датированы 1566 г. Единственная пушка его работы, и то в весьма потрепанном виде, ныне экспонируется в Музее артиллерии в Санкт-Петербурге.

Наиболее известным его орудием стала первая Царь-пушка – гигантское по тем временам орудие, отлитое из чугуна в 1554 г., длиной 448 см, калибром около 53 см, весом 19 тонн. Стреляла она каменными ядрами весом в 320 кг. На изготовление ее у Ганусова с учениками ушло около полутора лет. Можно предположить, что Андрей Чохов в это время уже был учеником этого мастера. До начала XVIII в. эта пушка наряду с Царь-пушкой Чохова украшала Красную площадь, но затем по приказу Петра Великого была отправлена на переплавку. Поэтому ныне довольно трудно определить тип этого орудия. Учитывая косвенные данные на основе описи пушки, сохранившейся в архиве Пушкарского приказа, большинство исследователей классифицируют ее как мортиру.

Сохранились сведения еще о нескольких пушках Ганусова. Большая 150-пудовая пищаль «Гладкая» кашперового литья участвовала во Второй Смоленской войне в 1632–1634 гг. Другое орудие – 185-пудовая пищаль «Острая Панна», в течение многих лет находилось в составе Смоленского «крепостного наряда». Известно, что из восьми числившихся в Московском Кремле до начала XVIII века его пушек пять участвовало в осаде Нарвы Петром I в 1700 г. и были там утеряны в ходе отступления русской армии.

С именем Ганусова связывают также и отлитый им в 1550 году благовестный колокол рекордным весом в 22 000 пудов (около 35 тонн). Он был назван «Лебедем» из-за светлого оттенка металла. Огромный вес колокола потребовал отдельно стоящей деревянной звонницы, поскольку звоновые ярусы колокольни Ивана Великого по тем временам вмещали лишь колокола весом не более 500 пудов. Судьба колокола оказалась непростой – в 1571 году Москву разорил крымский хан Девлет-Гирей: во время разграбления столицы он был поврежден. Чтобы колокол снова ожил, его требовалось перелить – расплавить и отлить из получившегося металла новый, имеющий ту же форму. Именно эту операцию и доверили ученику Кашпира – нашему герою Андрею Чохову. Согласно одной из устоявшихся версий его биографии (впрочем, не имеющей документального подтверждения) успешно восстановив колокол, Чохов стал мастером на Пушечном дворе.

Так или иначе, в силу приведенной выше надписи на пушке считается, что временем начала работы А. Чохова как самостоятельного мастера на Московском Пушечном дворе все же является 1568 г. Исходя из этой даты и зная, что в середине XVI–XVII вв. срок пребывания учеником мастера составлял 10, 20, а то и все 30 лет, чисто теоретически считается, что дата рождения нашего героя лежит где-то в промежутке между 1540–1545 гг.

Ознакомительная версия.