Сергей Переслегин - Неоткрытые звезды

Разговор здесь пойдет о литературной школе, почти неизвестной советскому, а тем более зарубежному читателю. Школу эту называют «Новой волной», «Четвертым поколением», а чаще — семинаром Б.Н.Стругацкого.

Фантастика шестидесятых годов построила так называемую «стандартную модель коммунизма», ввела в обиход новую, весьма плодотворную тему прогрессорства, подробно исследовала процессы фашизации в застойных общественно-политических структурах. Шестидесятникам удалось сформулировать задачу жанра, создание абстрактных моделей мира, связанных с реальностью через изучаемую проблему.

«… Реальность нужно понимать широко, — отмечает Б.Н.Стругацкий, — это не просто окружающий нас быт с его коллизиями, конфликтами, проблемами, это также и мир социальных, научных, утопических, моральных представлений человечества. И отражать эту широко понимаемую реальность надлежит действенно, то есть ставить жизненные проблемы так, чтобы они сделались достоянием читателей, вызвали его активное сопереживание, дошли бы до его ума и до сердца, стали частью его личной жизни.» {1}

Фантастика эпохи шестидесятых воспитала два поколения советских людей.

Она была уничтожена в один год, если не в один день с «Новым миром» А.Твардовского. Совпадение, бросающееся в глаза; уничтожение реальностей ХХ съезда КПСС и фантастики, верной идеалам «Туманности Андромеды», открывала путь к десятилетию застоя.

Самое страшное, что не печатали только талантливое — бессмысленного же чтива, серого и скучного, выходило предостаточно. «Напиши плохую книгу, и тебя будут публиковать» — вот лозунг, определяющий издательскую политику семидесятых годов.

Противовесом механизму «защиты от таланта» стали семинары молодых писателей-фантастов. Эти семинары сделали невозможное: вырастили поколение авторов, способных десятилетиями работать без надежды на публикацию, вкладывать себя в рукописи, обреченные оставаться лишь рукописями, и учиться писать. Они научились, и создали за годы застоя советскую фантастику «Новой волны».

Лидером «Молодой фантастики» стал Ленинградский семинар, возглавляемый Борисом Натановичем Стругацким. Об этом семинаре мой рассказ. (Возможно, вопрос о лидерстве вышеупомянутого семинара над каким-либо другим покажется кому-то спорным, однако без ущерба для статьи оставим это утверждение на совести автора. — прим. изд.)

Я начну с произведений, нехарактерных для Ленинградского семинара, но позволяющих проследить исторические корни «Новой волны». Яркими примерами «переходной фантастики» являются работы раннего А.Столярова и С.Казменко.

В повести А.Столярова «Мечта Пандоры»{2} действие происходит в мире, созданном А. и Б.Стругацкими. Автор и не пытается скрыть, что им написана остросюжетная вариация на тему «Хищных вещей века». Талантливая, интересная, но абсолютно несамостоятельная. Так семинар начинал.

Зависимость от творчества братьев Стругацких проявляется и в романе С.Казменко «Нашествие».{3} Местами параллелеризм доходит до грани пародии: налицо общность реалий, персонажей, организаций.

Центральная идея, однако, оригинальна. Астроархеологи обнаруживают следы древней галактической цивилизации, деградировавшей в результате серии катастроф. Для предотвращения аналогичной участи земляне создают отдел службы безопасности.

Вскоре обнаруживается, что события и впрямь разворачиваются по прежнему сценарию — мелкие, вроде бы случайные аварии сливаются в цепь более крупных катастроф. Прослеживается определенная закономерность, позволяющая предсказать место будущей трагедии. На угрожаемую планету отправляется офицер службы безопасности. Ему поручено увидеть и выжить.

Катастрофа действительно происходит, только причиной ее оказывается не мифическое «нашествие», даже не ошибки землян, ведущих себя в чужом и странном мире, как слон в посудной лавке, людей убивает режим секретности, ограничивающий циркуляцию информации между подразделениями исследовательской базы.

Блокада информации, как причина крушения цивилизации галактического масштаба? Согласимся, это ново и принципиально.

Добавлю, что роман интересен хорошо разработанным описанием мира, не менее чужого для нас, чем «Солярис» Ст. Лема. Недостатком рукописи я бы назвал предельную традиционность героев.

«Нашествие» можно отнести к чистой научной фантастике, для которой идеи важнее людей. В принципе, следует согласиться с А.Столяровым, утверждающим, что «литература такого рода давно умерла», однако, требуется уточнение.

Когда-то проглатывались любые книги на космическую тематику, даже если они не содержали в себе ничего, кроме описания неправдоподобного путешествия по выдуманной вселенной. Связано это было исключительно с повышенным интересом общества начала шестидесятых годов к освоению космоса.

Сегодня особую значимость приобрело исследование компьютерного мира, и, как следствие, появилась «компьютерная фантастика».

Компьютер — не одна из бесчисленных технических инноваций, привносимых в мир, но основа мира будущего, отличающегося от нынешней цивилизации сильнее, чем она отличается от цивилизации доиндустриальной, но новые возможности неотделимы от новых опасностей, и научная фантастика предупреждает нас об угрозах, которые таятся в компьютерной перестройке общества.

Впрочем, угроза исходит не от вычислительных машин — техника всегда безопасна, безвредна и бесполезна. Губительной или спасительной она становится лишь в руках людей, лишь будучи включена в систему определенных общественных отношений.

Действие повести «Сеть» А.Тюрина и А.Щеголева{4} происходит в недалеком будущем. «Эра беспокойного Горбачева», когда Россия завалила запад дешевыми автомобилями и холодильниками, закончилась созданием общесоюзной компьютерной сети, которая позволила вернуться к чисто плановой организации хозяйства при гарантированном отсутствии диспропорции. Руководство экономикой осуществляет сеть… то есть люди, контролирующие поступающую в нее информацию.

Не буду пересказывать повесть, написанную в жанре детектива, скажу лишь, что в постиндустриальном обществе Тюрина и Щеголева явственно видны черты нынешнего застоя. Интересно, виновата ли в этом всевластная сеть?

Компьютерам посвящен также смешной и страшный рассказ А.Щеголева «Драма замкнутого пространства».{5} Оказывается, в мире «Сети» машинные игры могут стать оружием экономической диверсии, шуточный «бой в памяти» обернется информационной войной с сотнями убитых и раненых, а привычка к программированию, любовь к работе за дисплеем приведет к эпидемии компового безумия.

Обзор научной фантастики семинара мне хотелось бы закончить рассказом об исторической прозе С.Логинова.

Сразу уточним: произведения С.Логинова не относятся к «фантастике идей». Средневековье в них — лишь фон, материал, на котором автор ищет решение вечных проблем добра и зла, ответственности, познания, но насколько же хорошо создан этот фон!

В «Цирюльнике»{6} перед нами медицина времени, когда не знали анестезии и асептики, они не были глупы и жестоки, эти врачи, они просто жили тогда, когда этого еще не знали. Логинов погружает нас в иное время и заставляет почувствовать его иным, и понять, насколько невежественны и несправедливы обычные наши суждения о прошлом, каким неуважением к человеку они полны.

«Время ножа, а не платья…»

Точность проработки деталей, научная добросовестность автора, талант его, позволяет отнести рассказы С.Логинова к научной исторической фантастике, не для того, чтобы отделить их от большой литературы — для того, чтобы отделить от фантастики антинаучной и псевдоисторической, которой немало развелось в нашей стране в годы застоя.

Десятками издавались тогда истории про русского певца Гомера, славянского князя Ахилла, доказывалась этрусско-русская общность и франко-инопланетные связи. По мнению Ленинградского семинара, подобные произведения, пропагандирующие концепции, прямо опровергаемые наукой или общественной практикой, относятся к фантастике антинаучной.

Научной же является та литература, которая увеличивает наши знания о человеке и мире, позволяет более свободно ориентироваться среди проблем и соблазнов грядущего. Классическая science fiction попадает под это определение, как попадает под него и fantasy, и социальная фантастика, и фантастика философская, и человековедение.

Действительно, литературное исследование подразумевает моделирование мира, но модели неизбежно абстрактны; fantasy от science fiction, равным образом фантастику от нефантастики отличает лишь степень абстракции. Вот почему хорошая реалистическая литература почти всегда содержит фантастические элементы, а талантливая фантастика реалистична при всей своей сказочной абстрактности.