Планировка центральных венских улиц до сих пор не изменила древней топографии. Но к середине XIX века Вена оставалась едва ли не последней европейской метрополией, не покончившей решительно с оборонительными сооружениями. Главные их очереди – сложная система башен, стен, бастионов, валов, рвов, контрфорсов – создавались для защиты прежде всего от турок. Против того, чтобы все это взорвали, срыли, сровняли с землей, уже в эпоху Франца Иосифа до последней возможности возражали не только консервативные придворные, но и военные. Генералы, напуганные революционными событиями 1848 года, опасались нового народного бунта. Император, однако, хотел иметь более современную столицу. В 1857 году Франц Иосиф учредил Комиссию по городскому развитию, которая обосновала решение, как писала газета Neue Freie Presse, “сломать каменный обруч, сковывавший воздетые к небу руки Вены”. О соображениях безопасности все же не забывали: артерии Ринга прокладывали широко не только для вольного променада, но и для быстрого передвижения войск на случай круговой обороны Хофбурга и его окрестностей. 1 мая 1865 года Франц Иосиф торжественно открыл Бульварное кольцо, главный столичный объект своего величия.
ПОДДАННЫЕ ИМПЕРИИ
МАКСИМИЛИАН О’ДОННЕЛЛ,
адъютант
Максимилиан Карл Ламорал О’Доннелл родился в 1812 году в Вене в ирландской семье графов О’Доннеллов Тирконнелл, состоявшей на потомственной военной и гражданской службе, в частности, у австрийских и испанских Габсбургов. Среди австрийских О’Доннеллов – десятки офицеров и чиновников, один министр императорского правительства и один фельдмаршал. Максимилиан О’Доннелл получил образование в Дрездене, храбро воевал в императорской армии в Италии и Венгрии. В 1848 году короткое время занимал пост наместника Ломбардии, затем был назначен адъютантом императора Франца Иосифа. 18 февраля 1853 года вместе со случайным прохожим, мясником Йозефом Эттенрихом, обезвредил террориста Яноша Либеньи. В знак благодарности император пожаловал Эттенриху дворянство, а О’Доннелл получил второй графский титул (из-за ошибки при регистрации – под именем О’Донелл). Его также наградили боевым орденом и правом разместить на фамильном гербе изображение двуглавого австрийского орла. После отставки в звании генерал-майора О’Доннелл поселился в Зальцбурге. Скончался в 1895 году.
На освобожденных от стен и башен просторах возникали гранитные символы монархической власти. В 1856 году, еще до начала плановой застройки Рингштрассе, была заложена церковь Обета – в честь чудесного избавления императора от смерти. В 1853 году, во время прогулки императора, на Франца Иосифа с ножом в руках бросился молодой венгерский националист, подмастерье портного и бывший гусар Янош Либеньи. Монарха спасли от смерти Провидение, преданность оказавшихся рядом со злоумышленником подданных, но прежде всего – жесткий воротник армейского мундира, смягчивший удар ножа в шею. Либеньи схватили и через месяц, после скорого суда, повесили, несмотря на покаянное письмо террориста императору[13].
Строительство пышной, во французском готическом стиле, церкви Обета финансировалось по подписке. Добровольно откликнулись и внесли средства триста тысяч подданных. Мысль возблагодарить Господа якобы пришла в голову младшему брату императора Максимилиану, однако историки утверждают, что на самом деле идею разработала эрцгерцогиня София, заинтересованная в добрых отношениях между сыновьями. Конкурс на лучший проект храма Обета продемонстрировал наличие в стране патриотического порыва: не считая нескольких иностранцев, заявки подали семь десятков соискателей со всех уголков империи. Победил молодой архитектор Генрих фон Фёрстель, а внутреннее убранство собора доверили богемским мастерам. Храм, производящий сильное впечатление темной жертвенной торжественностью, символизировал единство трона и алтаря в час опасности.
Кольцо венских бульваров формировалось почти сорок лет, в три продолжительных приема, пережив не одну кардинальную смену архитектурной моды. Негодующие голоса генералов поутихли, ведь полезную площадь в новых помещениях предоставляли и военным. Исторический анекдот гласит: после окончания в 1869 году отделочных работ в похожих на средневековый замок казармах Россауэр выяснилось, что проект здания не предусматривал туалетов. Пришлось пробивать стояки сквозь уже готовые перекрытия. Новостройка вскоре сменила хозяев, в казармах разместили тюрьму, известную среди горожан под женским именем Лизль. Пышным фасадом комплекс Россауэр вывели не прямо на Рингштрассе: занимающее целый квартал солдатское здание отделено от бульвара Шоттенринг линией внушительных доходных домов.
Понятно, что главным смыслом первой в многовековой венской истории целостной урбанистической программы являлось выражение и утверждение ценностей неоабсолютизма, персонифицированного в фигуре Франца Иосифа. Монархизм, однако, связывался и с набиравшей силу (параллельно с медленным ослаблением императорской власти) идеологией pax liberalis, “либерального мира”, стремившегося сгладить противоречия многонационального и многоукладного государства. Не случайно главными аллегориями Ринга – вот они, красуются по обе стороны красиво оформленного строительного плана (издание 1860 года) – стали фигуры Закона, Мира и Искусства, а не символы воинских доблестей или гражданских добродетелей императоров. Отличие новых кварталов от старого центра Вены действительно оказалось разительным. “Идея конституционного закона взяла на Рингштрассе верх над идеей императорской власти, – пишет в книге “Вена на переломе столетий” американский историк Карл Эмиль Шорске. – Светская культура на всем протяжении Кольца одолела культуру религиозную”. Действительно, урбанизм и буржуазия отвоевали простор у трона и алтаря. Открытием в 1873 году первой городской (не католической) больницы венские либералы словно попытались именем науки отобрать у церкви ее традиционную заботу о людских телах и душах. Общественные здания Рингштрассе организовывали пространство по горизонтали убедительнее, чем вертикали соборов, символизировавшие связь земной и небесной власти.
Бульвар Шоттенринг. Фото 1875 года.
Зияющая пустота в центре австрийской столицы – шикарная Рингштрассе оказалась территорией вольного простора – постфактум воспринималась многими венскими интеллектуалами как следствие и свидетельство старения и умирания монархической идеи. Писатель Герман Брох заметил: “Вене уготован музейный статус, который служит знаком австрийского распада. Распад в убожестве ведет к прозябанию, распад в богатстве ведет к музею. Музейный статус есть прозябание в богатстве”. По Броху, Вена – город, всегда находящийся в ценностном вакууме, даже “центр европейского ценностного вакуума”. Если слова писателя воспринять буквально, то он и впрямь недалек от истины: Вена набита музейными реликвиями, как бабушкин сундук тряпьем. Простой перечень городских музеев, среди которых обнаруживаются столь экзотические, как музей погребальных обрядов, музей языка эсперанто и музей крепких спиртных напитков, займет не меньше десятка страниц. Столичный Музейный квартал, выросший неподалеку от внешнего обода Рингштрассе (неузнаваемо преображенные придворные конюшни), занимает 60 тысяч квадратных метров, четверть Хофбурга.
ПОДДАННЫЕ ИМПЕРИИ
МИХАЭЛЬ ТОНЕТ,
мебельщик
Родился в 1796 году в немецком городке Боппард в семье мебельщика. Почти двадцать лет производил мебель в Германии, однако запатентовать на родине новую технологию изготовления стульев (из шести элементов гнутой древесины твердых пород, обработанной водяным паром) мастеру не удалось. В 1842 году по приглашению канцлера Меттерниха, ценителя элегантной мебели, Тонет переехал в Вену, где открыл мастерскую Gebrüder Thonet и получил патент на “выгибание дерева любого рода, включая самые негибкие породы, химико-механическим способом с целью получения желательных форм, в том числе округлых”. В 1850 году выпустил венский стул модели Nr. 1 из буковых элементов, вскоре открыл две мебельные фабрики в Моравии. В 1859 году изобрел самую популярную модель венского стула для кафе, Konsumstuhl Nr. 14 (до 1930 года произведено 50 миллионов штук). Пожалован императором дворянским титулом и двумя орденами. Скончался в Вене в 1871 году. К концу XIX века венские стулья выпускали на 60 предприятиях многих стран. После распада Австро-Венгрии наследники Тонета продолжили производство.
Как и другие страны Европы, Австрия, а потом Австро-Венгрия, большую часть XIX века искала духовные корни в минувшем. Один из тогдашних теоретиков искусства писал: “Дух нашего века не способен найти собственный путь. У этого столетия нет своеобычного выражения мыслей и чувств”. Творческая мысль, перегруженная знаниями о прошлом, словно утомилась и зашла в тупик. Казалось, что “все уже было”, приходилось пользоваться историческими формами искусства. Модой стало проявление научной эрудированности. Когда фон Фёрстель получил заказ на строительство на Рингштрассе университетского комплекса, он отправился на штудии в Италию, знакомиться с вузовскими комплексами Рима, Болоньи, Генуи, Падуи.
