Во время первой мировой войны Богданов был мобилизован в действующую армию и год пробыл на фронте врачом. По отношению к империалистической войне он занимал последовательную интернационалистическую позицию.
В Великой Октябрьской революции А. А. Богданов участия не принимал, но воспринял ее как огромное социальное завоевание[67] и активно работал в советских организациях. По указанию В. И. Ленина он был привлечен к преподавательской деятельности.[68]
Как член Комакадемии А. А. Богданов активно участвовал в экономических дискуссиях 20-х годов — об исторических границах политической экономии (1925 г.), о «законе ценности» (1926 г.), об абстрактном труде (1927 г.). На первой из названных дискуссий Богданов решительно поддержал И. И. Скворцова-Степанова, выступившего с критикой получившей распространение в 20-е годы «ограничительной» трактовки политэкономии в защиту марксистского положения о политической экономии в широком смысле слова. Богданов и Скворцов-Степанов последовательно отстаивали историзм в политической экономии в своем двухтомном фундаментальном «Курсе политической экономии», выдержавшем ряд изданий.
А. А. Богданов подверг критике мнение (высказанное Ш. М. Дволайцким) о неприменимости метода «Капитала» К. Маркса к анализу некапиталистических общественно-экономических формаций, подчеркнув, что проблема заключается не в различии методов исследования, а в различии «исходных абстракций», поставив тем самым, хотя и в неявной форме, проблему исходных экономических категорий различных способов производства.
Во время дискуссии о «законе ценности» А. А. Богданов подверг справедливой критике отождествление Е. А. Преображенским закона стоимости с законом спроса и предложения, находясь в то же время на позициях внеисторического понимания стоимости как общественной трудоемкости. Богда-новская концепция всеобщего «закона трудовых затрат», который в товарно-капиталистическом хозяйстве осуществляется стихийно, как закон стоимости, а при социализме осуществляется планомерно, вызвала острую дискуссию в советской экономической литературе.
В 20-е годы многократно переиздавались написанные А. А. Богдановым «Краткий курс экономической науки» и «Начальный курс политической экономии». Эти пособия имели как положительные (ясность и стройность изложения, критика буржуазных экономических теорий), так и отрицательные стороны (механицизм, периодизация экономических эпох по степени развития меновых отношений и др.), но в целом сыграли немаловажную роль в распространении экономических знаний.
А. А. Богданов был одним из пионеров нотовского движения в СССР. Еще в 1913 г. он написал брошюру «Между человеком и машиною», где дал анализ отдельных прогрессивных сторон системы Тейлора и ее реакционной социальной сущности. В дополненном переиздании этой работы (1918 г.) он ставил вопрос об использовании научных элементов системы Тейлора для того, чтобы «поднять трудоспособность масс до высшего уровня, какой совместим с поддержанием здоровья рабочих и возможностью развиваться культурно».[69] На примере системы Тейлора Богданов показывал, что «надо учиться у буржуазного мира всему, что пригодно для достижения наших целей, но только брать все это сознательно, с критикой, исследуя, что и где лучше применить, отбрасывая все негодное или просто лишнее. Тогда мы сможем подняться над буржуазным миром и, в конце концов, победим его как в борьбе, так и в строительстве».[70]
На первой Всесоюзной конференции по научной организации труда (1921 г.) Богданов высказал идею разграничения организационного искусства и организационной науки, близкую современным представлениям о соотношении науки и искусства управления.[71]
В 1918–1920 гг. Богданов был членом ЦК Пролеткульта. В богдановской концепции «пролетарской культуры» много ошибочного и спорного, но были и несомненно положительные моменты. Он выдвинул идеи демократизации научного знания на основе создания рабочей энциклопедии, организации рабочих университетов, развития пролетарского искусства, проникнутого духом трудового коллективизма и товарищеского сотрудничества. Цель новой культуры — формирование «нового человеческого типа, стройно-целостного, свободного от прежней узости, порожденной дроблением человека в специализации, свободного от индивидуальной замкнутости воли и чувства, порожденной экономической разрозненностью и борьбой».[72] Вопрос о пролетарской культуре, по его мнению, «следует решать на основе живой действительности», в ее многосторонности, а не исходя «всецело» из техники машинного производства (как полагал, например, А. К. Гастев).[73] «Новая культура рождается из старой, учится у нее».[74]
Касаясь вопросов художественной формы, Богданов указывал, что больше всего соответствуют задачам нарождающегося пролетарского искусства «простота, ясность, чистота форм» русских классиков XIX в. «У нас были великие мастера, — писал он, — которые достойны быть первыми учителями форм искусства для великого класса».[75]
В 20-е годы многократно переиздавались и пользовались большой популярностью беллетристические произведения Богданова — «Красная звезда» и «Инженер Мэнни». Высокую оценку «Красной звезде», написанной в 1908 г., дал известный советский писатель, вице-президент Всемирной ассоциации научной фантастики Еремей Парнов.[76] Несколько менее удачен «Инженер Мэнни» (написан в 1911 г.), к тому же в ряде мест отразивший философские ошибки автора. В. И. Ленин, прочтя роман, указывал на глубоко «запрятанный» в нем махизм.[77]
А. А. Богданов первым оценил огромные перспективы, которые открывает перед человечеством овладение атомной энергией, и те опасности, которые таит ее неконтролируемое использование. Он предупреждал, что достижения науки о строении материи могут привести к тому, что «у милитаризма враждебных друг другу наций оказались бы в руках истребительные орудия невиданной силы, и вся планета в несколько месяцев была бы опустошена».[78] Применение атомной энергии, считал он, должно осуществляться лишь силами общечеловеческого коллектива.
В последние годы жизни А. А. Богданов энергично работал директором основанного им в 1926 г. первого в мире Института переливания крови. Метод трансфузии (переливания крови) он рассматривал как возможность применения в медицине положений, развиваемых «всеобщей организационной наукой», как средство повышения жизнеспособности организма, продления человеческой жизни.
Идея создания Института переливания крови была поддержана В. И. Лениным и наркомом здравоохранения РСФСР Н. А. Семашко. С самого начала своей деятельности Институт ставил перед собой не только научно-исследовательские, но и практические задачи. Богданов писал: «В практике клиник и больших госпиталей Запада переливание стало вполне обычным средством. Наша страна, долгие годы отрезанная войной и блокадою от научной жизни Запада, совершенно отстала в этом отношении. Между тем потребность в этом новом методе у нас, конечно, не меньше, чем там. Мы уже не говорим о том, какой преступной небрежностью было бы, в случае, если бы разразилась угрожающая нам теперь война, допустить, чтобы наши противники имели перед нами преимущество в этом драгоценном способе спасать истекающих кровью или отравленных газами бойцов и ускорять выздоровление истощенных ранами или болезнями. Но и наша трудовая, производственная армия с ее неизбежными и, к сожалению, слишком еще частыми травмами… постоянно нуждается в том же могущественном средстве. А болезни крови после пережитых тяжелых лет войны и разрухи, несомненно, усилились, разные формы малокровия распространены во всех возрастах больше, чем когда-либо, — и первичные формы, и особенно вторичные, зависящие от туберкулеза, малярии и пр. Борьба со всем этим стоит на очереди. Переливание в одних случаях может служить для нее основанием, в других — вспомогательным, но и тогда немаловажным средством».[79]
«За недолгий срок работы в Институте переливания крови, — отмечал академик А. А. Богомолец, — Богданов на ряде случаев, в том числе и на себе самом, объективными научными методами исследования несомненно доказал возможность посредством переливания крови возвращать энергию и гибкость жизненных проявлений, повышать умственную и физическую работоспособность организма, ослаблять в нем явления… старческого увядания».[80]
Решение научно-экспериментальных задач Института было сопряжено с известным риском. Богданов считал возможным проводить наиболее рискованные опыты только на самом себе. Двенадцатый эксперимент закончился для него трагически — тяжелой болезнью и смертью 7 апреля 1928 г.
