Г. Асквит зависит от позиции Д. Ллойд-Джорджа, тогда министра финансов, с именем которого были связаны крупнейшие успехи либеральной партии предыдущего десятилетия. Премьер-министр обращается к нему: «Вы же понимаете, что Великобритания должна выполнить свои союзнические обязательства?»
«Понимаю. Но у меня есть обязательства перед избирателями. Они не поймут, почему английские солдаты должны будут умирать ради защиты Сербии и России».
«А если Германия вторгнется в Бельгию, нейтральный статус которой гарантирован всеми великими европейскими странами, в том числе и нами?»
«Тогда – совсем другое дело».
«Думаю, мы можем смело положиться на немцев».
В 19.00 2 августа, в воскресенье, Германия предъявляет Бельгии ультиматум. Очень странный документ, суть которого сводится к тому, что немцам не нужна Бельгия, нужны только ее мосты и дороги, что она обязательно уйдет с ее территории после войны и что она Бельгию даже наградит французской территорией (последнее германский посол в Брюсселе под свою ответственность вычеркнул – попахивало предложением взятки).
«За кого они меня принимают?» – резко сказал король Альберт и приказал немедленно взорвать мосты через Маас.
Это повлекло за собой некоторый сбой в германском плане развертывания. Впрочем, Шлиффен предвидел подобную возможность.
Теперь Германия считала, что сделала все от нее зависящее, поэтому во всем виноваты Россия и Бельгия. И Франция, которая никак не хотела объявлять ей войну, несмотря на умоляющие телеграммы из Петербурга, где всерьез опасались, что России придется в одиночку воевать с Германией и Австро-Венгрией (а войска-то большей частью идут на юг: задействован «План А», а не «План Г»).
Тогда Германия организовала еще один ультиматум, обвинив Францию в бомбардировке ее городов (видимо, одноместными бипланами «Блерио»). Французы очень удивились и ультиматум отклонили. Немцы, наконец, объявили войну Франции, и с этого момента фарс окончательно закончился, уступив место общеевропейской трагедии.
Четвертого августа в 8.02 германские войска перешли бельгийскую границу. Великобритания ответила ультиматумом, потребовав «немедленно восстановить нейтралитет Бельгии». Барбара Такман ехидно замечает, что это эквивалентно требованию к насильнику восстановить нарушенную им девственность.
В 10.00 утра в Средиземном море встречается германский крейсерский отряд В. Сушона («Гебен» и «Бреслау») и английские линейные крейсера. Огонь не открыт, так как война не объявлена, хотя командующий английским соединением получил известие из Лондона о том, что она неминуема. В течение дня Черчилль приказывает атаковать немецкие корабли «при проявлении малейших признаков агрессии против французского судоходства», но британский совет министров отклоняет этот приказ.
В 23.00 (по Гринвичу) срок английского ультиматума, на который немцы так и не ответили, официально истек, и Великобритания объявила войну Германии. В 23.20 все британские военные корабли оповещены о начале военных действий.
«– Простите, я с точки зрения узкоисследовательской: вам точно известны причины войны?
– Н-нет…
– И мне нет. Помимо братьев-славян и креста на Святой Софии, причины эти известны досконально только людям, стоящим у государственного кормила. А кто у этого кормила стоит – двор ли, парламент ли, – смею заверить, один черт» (Л. Соболев. «Капитальный ремонт»).
Когда закончился суд над группой Г. Принципа, война шла уже почти два месяца, и Австро-Венгрия успела проиграть ее решающую битву. Приговор был вынесен и оглашен 28 октября 1914 года.
Г. Принцип, как несовершеннолетний, не мог быть казнен, получил 20 лет тюрьмы и умер в заключении 28 апреля 1918 года от туберкулеза, три его сообщника Илич, Кубрилович, Йованович были повешены, ряд членов «Младой Боснии» получили разные сроки тюремного заключения, сама организация была запрещена. В приговоре было указано, что «Народная оборона» и военные чины Королевства Сербия причастны к шпионажу».
В 1917 году, когда, по В. Ленину, произошел переход от империалистической войны к империалистическому миру, Сербия начала прятать концы в воду. Димитриевич и трое его соратников были расстреляны, Танкосич к этому времени очень удачно для Сербии погиб в бою.
В честь Гаврилы Принципа названа улица в Белграде, а также в городах Ниш и Бар (Черногория). В июне 2014 года ему был поставлен памятник. На открытии памятника Милорад Додик, президент республики Сербской в составе Боснии и Герцеговины заявил, что «сербы гордятся предками, боровшимися за сохранение своей идентичности», хотя очень сомнительно, что это слово – «идентичность» знал Г. Принцип или даже Д. Димитриевич.
Сюжет первый: «Завещание Шлиффена»
Поводом для войны послужила попытка Рима помешать проникновению войск Карфагена в Испанию, к югу от реки Эбро, нарушавшая мирный договор. В 219 году до Рождества Христова Ганнибал Барка, карфагенский правитель этой области, осадил Сагунт. Через восемь месяцев он взял город, спровоцировав войну с Римом, как и собирался. В начале мая 218 года он перевалил через Пиренеи. У Ганнибала было девяносто тысяч пехотинцев, двенадцать тысяч конников и тридцать семь слонов. Быстро пройдя Галлию, он перешел через Альпы, но понес при этом ужасающие потери: до Италии добралось только двадцать тысяч пеших и шесть тысяч конных воинов. Несмотря на это, он разгромил у реки Тицин римское войско, численно превосходившее его силы. В течение следующего года он одержал еще несколько побед и вступил в Апулию и Кампанию.
Апулийцы, луканы, бруттии и самниты перешли на сторону Ганнибала. Партизанская война, которую начал Квинт Фабий Максим, опустошила Италию, но успеха не принесла. Тем временем Газдрубал Барка навел порядок в Испании и в 211 году привел на помощь брату сильное войско. В 210 году Ганнибал взял Рим и сжег его, а к 207 году капитулировали все остальные города италийского союза.
П. Андерсон. «Патруль времени»
Войны середины XIX столетия изменили карту Европы и создали совершенно новую стратегическую обстановку, одинаково сложную для всех участников геополитической «игры».
Прежде всего, в центре континента возникло сильное централизованное динамически развивающееся государство – Германская империя. Эта империя была рождена войной, управлялась в военной логике, ожидала новой войны и ежедневно готовилась к ней.
Германская империя была окружена странами, которые имели или могли иметь к ней территориальные претензии.
Наиболее серьезной была политическая ситуация на Западе. В свое время О. Бисмарк возражал против аннексии Эльзаса и Лотарингии, полагая, что присоединенные силой провинции не только будут «ахиллесовой пятой» империи, но и лишат ее всякой возможности осмысленного политического маневра. В действительности произошло даже худшее.
Прежде всего, для Франции «Эльзас-Лотарингия» стала национальной паранойей. Французы поставили своей целью вернуть эти территории «любой ценой и невзирая ни на какие риски и жертвы». Их дипломатия утратила всякую гибкость, внутренняя политика стала носить откровенно милитаристский характер, что вылилось в целую серию громких скандалов – от заговора Буланже до дела Дрейфуса.
Социальная нестабильность во Франции конца XIX столетия была настолько велика, что сплошь и рядом значимыми политическими фигурами становились люди, совершенно к этому не готовые, не ожидающие и не желающие этого. Тот же Жорж Буланже к началу Франко-прусской войны командовал батальоном, и его политический кругозор вполне соответствовал этой должности. Во время войны он храбро, но безуспешно защищал Париж, потом южные крепости. В условиях общего развала страны и армии произведен в полковники, начинает проектировать ряд военных реформ, назревших и вполне очевидных. В 1886 году становится военным министром и проводит ряд нововведений, продиктованных здравым смыслом профессионального военного: оптимизация мобилизационного расписания, принятие на вооружение винтовки Лебеля и снарядов с мелинитом и т. д. Эти простые и разумные меры обеспечили ему популярность в армии и поддержку солдат, в результате Буланже, не понимая этого, вдруг стал политической силой. Вокруг него образовалась странная политическая партия, включающая вначале крайне левых, «демократов», а затем монархистов. Буланже слывет другом либералов, которые всячески агитируют за него. Одновременно он ведет переговоры с графом Парижским и обсуждает восстановление во Франции монархии. Буланже настолько не разбирается в политике, что, похоже, не понимает разницы между ультрадемократическим и монархическим переворотом! Кстати, необходимости переворота он тоже не понимает, очевидно, полагая, что все случится само собой, без каких-либо действий с его стороны…
