Ознакомительная версия.
Будучи «вовлеченным» в работу командных структур Альянса, французский генералитет получит возможность более полно воспользоваться плодами «революции в военном деле», упростив себе доступ к американскому, т.е. наиболее передовому, опыту планирования и осуществления боевых операций и добившись для своих вооруженных сил (и европейских сил быстрого развертывания – ЕСБР) большего соответствия «эталонным» для НАТО военным стандартам США и отчасти Великобритании. Причем военному сотрудничеству с Лондоном уделяется даже больше внимания, чем сотрудничеству с Вашингтоном, особенно если учесть, что без британской армии – наиболее боеспособной в ЕС – европейская оборона окажется возможной лишь на бумаге.
Реализация этих планов должна привести к большей оперативной совместимости англо-американских и французских боевых подразделений и, как следствие, повысить конкурентоспособность последних в процессе их взаимодействия с «высокотехнологичной» машиной Пентагона. Дополнительным стимулом для такого взаимодействия может послужить и интенсификация военно-технического сотрудничества по линии НАТО, на которую всерьез рассчитывает Париж.
Как результат французские вооруженные силы, по словам бывшего посла Республики при НАТО Б. д’ Абовилля, «сохранят широкие возможности для участия в экспедиционных операциях, проводимых не только под эгидой НАТО» [D’Aboville]. Намек, содержащийся в этом высказывании, ясно подразумевает то, что «сближение через «взаимодополняемость» является не чем иным, как стремлением Франции использовать Альянс с его американским военным потенциалом в качестве «инкубатора» для взращивания полноценной командно-организационной структуры ЕС, придания ей необходимого военного потенциала, позволяющего действовать независимо от НАТО. Минобороны Республики отнюдь не намерено сводить военные функции ЕС к полицейским операциям и участию в конфликтах низкой интенсивности, а проявляет заинтересованность в превращении ЕПБО в полноценную военную организацию.
В этой связи примечательно, что Белая книга по оборонной политике уделяет развитию ЕПБО не меньше внимания, чем НАТО, что и обусловливает «скрытый европеизм» этого документа. На практике он может вылиться даже в большую, чем прежде, склонность Парижа к созданию «европейской автономии» в рамках Альянса, а затем и вывести трансатлантические отношения за скобки блока, поместив их в более выгодный для Европы формат США–ЕС.
По мнению некоторых экспертов, в политическом отношении речь идет о создании своего рода «европейской фракции» в НАТО, т.е. группы стран – членов ЕС, действующих как единый блок, способный выступать с единых позиций в диалоге с США и другими членами НАТО (Турцией, Норвегией, Канадой и Исландией), не входящими в Евросоюз [Valasek, p. 4]. В этой связи основным лейтмотивом сближения с НАТО является стремление ее нового руководства заново переосмыслить роль Франции как великой в военном и политическом отношении державы, для которой европейский проект является более приоритетным, чем когда-либо. В этом свете сближение с НАТО лишает проатлантические страны ЕС важных аргументов, которые те выдвигают против дальнейшего развития общеевропейских военных проектов. Отныне, предлагая конструктивную политику вместо нигилистической, Париж стремится превратить Республику из страны-фрондера в страну-инициатора, предлагающую свое видение решения острых проблем европейской и международной безопасности. Использование для этих целей подходящего инструментария в виде многосторонних механизмов (как ЕС, так и НАТО) дает Республике необходимый «управленческий ресурс», позволяющий ей повышать собственный геополитический статус.
Таким образом, настойчивые призывы к руководству США и Альянса больше принимать во внимание интересы Евросоюза (под которыми на деле подразумеваются завуалированные национальные интересы Франции), постоянно сопровождавшие откровенно пронатовскую политику Н. Саркози, дают основания полагать, что новый президент, часто критикуемый политическими оппонентами за «атлантизм», отнюдь не собирается порывать с внешнеполитической традицией «голлизма». Проводимая новым главой государства политика «скрытого национализма» через «открытый институционализм» скорее предполагает сохранение «величия нации» через ее активное участие в европейской и евроатлантической интеграции. В этом отношении она является вполне созвучной принципам «деголлевского» консерватизма и концепции «французской исключительности», отныне предстающих в новом обличье, но не теряющих свою сущность.
Трудности реинтеграции
Однако наряду с преимуществами, которыми сопровождается франко-натовское сближение, дальнейший «симбиоз» между Республикой и Альянсом способен породить и определенные проблемы. С ними Париж может столкнуться уже в самое ближайшее время.
Одной из таких проблемных точек, причем наиболее острых, остается финансовый вопрос. Процедура реинтеграции ляжет дополнительным грузом на национальный бюджет, а это, в свою очередь, уже сейчас вызывает протесты оппозиции, недовольной политикой Н. Саркози в области обороны. Тем не менее цена вопроса не ограничивается лишь ее финансовой стороной и затрагивает не только внутриполитические аспекты франко-натовского сближения. Что более важно, атлантическая политика Елисейского дворца вызывает определенную настороженность стран (как в Европе, так и за ее пределами), традиционно предпочитающих ориентироваться на Францию, когда речь заходит об оппозиции тем или иным американским действиям на мировой арене. Если же принять во внимание, что современные трансатлантические отношения все больше развиваются в треугольнике США–ЕС–НАТО, то проблемы могут затронуть и Евросоюз в целом.
В силу многих объективных причин возможности для максимального взаимопроникновения командно-штабных структур НАТО и ЕС/ЕПБО могут оказаться весьма ограниченными. Хотя договорно-правовые основы такого взаимодействия были изложены в соглашении «Берлин-плюс», предоставляющем гарантированный доступ Евросоюза к оперативному планированию НАТО, а также к общим силам и средствам, которые могут быть отданы в распоряжение Евросоюза, на практике взаимодействие между ЕС и НАТО по-прежнему оставляет желать лучшего. Несмотря на успешную (но весьма ограниченную по масштабам) операцию «Конкордия», реализованную силами Еврокорпуса в Македонии, последующие разрозненные действия ЕС и НАТО, направленные на поддержку миссии Африканского союза в Судане в 2005 г., продемонстрировали определенную ограниченность берлинских договоренностей.
Поспешное и недостаточно продуманное в деталях сближение ЕС и НАТО в вопросах совместной военной деятельности способно привести к нарушению принципа субординации и усложнить процесс принятия решений на уровне обоих институтов. Подобный сценарий может стать вероятным в случае отсутствия консенсуса между обеими организациями или их отдельными государствами-членами при подготовке военных операций.
Возвращение в ряды Североатлантического альянса сотен французских офицеров, призванных заниматься разработкой, согласованием и внедрением стратегических и оперативных планов НАТО, несет в себе определенные политические риски. При возникновении в отношениях Франции и США очередного «кризиса доверия» (наподобие иракского) одни и те же военные чиновники, занимающие равноценные или близкие по значимости посты в общеевропейских и натовских руководящих органах, будут вынуждены делать непростой выбор между «атлантической солидарностью» и «европейской автономией». Может случиться, что французский генералитет (поддержанный в определенный момент политическим руководством), в очередной раз отдаст предпочтение «национальной независимости», ограничив свою деятельность по линии НАТО.
Французский «глобализм» и американский «национализм»
В свете обозначенных реалий процессы реинтеграции Франции и реформу командно-штабной структуры НАТО вряд ли правомерно рассматривать в отрыве от более масштабных планов Вашингтона по постепенной перестройке системы национальных военных командований США. Между тем подобная перестройка, удивительным образом совпавшая по времени с реформой натовских руководящих органов, отражает не столько коалиционный подход США к обеспечению союзнических (в первую очередь европейских) интересов в области обороны и безопасности, сколько более «национально ориентированный» путь реализации в глобальных масштабах чисто американской концепции «национальной безопасности» (homeland security). Последняя в силу своей исключительной важности не является для американского руководства предметом торга и в ряде случаев «избыточных» (с точки зрения американских властей) политических консультаций с традиционными союзниками по НАТО, что не раз показывала практика.
Ознакомительная версия.
