Пароход благополучно прибыл в Хабаровку, где капитан-самозванец сдал его начальству, а сам пересел пассажиром на другой пароход. Тот двигался очень медленно, а впереди была большая излучина Амура. Кропоткин решил спрямить ее, проехав по тропе через дикий Газимурский хребет. Это была его, по сути, первая, хотя и очень небольшая сухопутная экспедиция. Впервые он пересек хребет, поднялся на перевал, ночевал в тайге. Триста верст трудного пути, а выиграно всего 10–12 часов! Но и они важны. Нужно было прибыть в Иркутск как можно быстрее, чтобы доложить о неудаче со сплавом.
…В Иркутске ему дали неделю отдохнуть, а потом отправили в Петербург с докладом обо всем случившемся: считалось, что очевидцу, тем более князю, должны поверить, отбросив легче всего приходящую в голову версию о воровстве груза. Приказали скакать на перекладных как можно быстрее. Курьерская «норма» на пути от Иркутска до Петербурга — 20 суток. Ее можно выполнить, если мчаться почти без остановок, день и ночь, независимо от погоды, от состояния дорог. А оно было не лучшим — стояла глубокая осень, и реки начинал покрывать первый лед. Он был еще тонким, непрочным, и крестьяне, прежде чем переправить его через реку около Тюмени, попросили расписку — дескать, офицер никого не будет винить, если вдруг утонет.
Получив бумагу, пошли гуськом на тот берег. Впереди шел молодой парень, пробовавший лед пешней. За ним — Кропоткин с сумкой, полной документов, а сзади, поодаль, крестьяне, связанные с ними длинными вожжами. Они несли охапки соломы — бросить на лед, если он начнет проваливаться. Но все обошлось.
За 24 дня доскакал курьер Кропоткин до Петербурга. Его не винили ни в чем, а только желали удостовериться, что баржи в самом деле погибли, а не были разворованы. Военный министр Д. А. Милютин просил высказать свои соображения на то, как лучше в будущем организовать снабжение Нижнего Амура. И Кропоткин их высказал: «В низовья доставлять провиант лучше морем: из Японии или Америки. А на среднее течение Амура — из Читы на баржах, но их следовало бы отправлять в сопровождении буксирного парохода…»
Мнение выслушали, но все оставили по-прежнему. А «гонец» отправился в обратный путь. Зимой дорога проще, и той же «курьерской скоростью» до Иркутска Кропоткин добрался за 19 дней. В среднем он проезжал по 300 верст за сутки. Путь от Красноярска, два года назад преодоленный за пять дней, занял теперь на курьерской тройке всего 70 часов.
Глава вторая
ИЗ ПОСЛЕДНИХ ЗЕМЛЕПРОХОДЦЕВ
…У меня стали зарождаться географические обобщения, вскоре всецело захватившие меня…
П. А. Кропоткин, 1899
Как честный человек, я спешил воспользоваться таким прекрасным случаем ознакомиться с этим уголком земного шара, где не была еще нога европейца.
П. А. Кропоткин, 1864
Приятно было вернуться из холодно-официального Петербурга в ставший родным Иркутск, с которым было много связано. Это был мир, который уже вошел в душу и вытеснил из нее все петербургское. Хотелось здесь жить, работать, путешествовать, надеяться на то, что жизнь в Сибири будет строиться хоть немного по-иному, чем в России Европейской…
Вскоре Кропоткин был назначен чиновником особых поручений при генерал-губернаторе Восточной Сибири. Дали ему и первое серьезное поручение от отдела РГО — это была экспедиция в Маньчжурию. Цель ее — изыскать кратчайший путь между Забайкальем и Благовещенском, «срезать» излучину Амура, из-за которой расстояние удлиняется не менее чем на 600 верст. Этот маршрут находится в китайских владениях, и тем не менее его полезно разведать — быть может, удастся договориться о строительстве дороги совместного русско-китайского пользования. Так решило начальство, обеспокоенное тем, что скот, закупаемый у маньчжур для Благовещенска (до двух тысяч голов ежегодно), обходится очень дорого; выгоднее во всех отношениях приобретать его у своих же казаков, на юго-восточной границе Забайкалья. Если бы найти дорогу для перегона скота через Маньчжурию, казне удалось бы сэкономить около 35 тысяч серебром в год.
Из казаков-охотников составили торговый караван, предводителем которого был назначен князь Кропоткин, законспирированный под купца Петра Алексеева. Петр Алексеевич взялся исполнять эту роль, поощренный своими успешными выступлениями в Чите именно в ролях купцов в любительских спектаклях по пьесам Островского.
21 мая из пограничного поста Старо-Цурухайтуй в Маньчжурию вышел караван, в котором шли 40 лошадей и четыре телеги, нагруженные товарами и продовольствием на месяц. Товары везли «на пробу», всего понемногу. По дороге надеялись разжиться соболями у кочевников-орочон.
Граница между двумя странами тогда проходила по Аргуни. Китайцы-караульщики старательно переписали все, что было на телегах, угостились спиртом и дружески расстались с первой в этих краях русской торговой миссией. Долго спорили о том, как идти дальше. Надо было бы пройти через город, чтобы экспедиция больше походила на торговую. Впрочем, можно сначала подойти и к другому городу, Хайлару, и оттуда уже следовать в Мерген. Избрали всё же, в соответствии с главной целью путешествия, кратчайший маршрут: сначала на восток по широкой реке Ган, впадающей в Аргунь, потом — на юго-восток, к Мергену. Хотя монголы говорили, что на пути этом их ждут горы, болота и лесные завалы, решили разведать дорогу.
Очень скоро холмистая степь по берегам Гана сменилась заросшими лесом предгорьями; сказочные места для охоты. Верст через сто вышли на приток Гана Эекен, по которому от даурской деревни Ологи начиналась дорога на Мерген. Путешественники вступили в центральную часть Большого Хингана, ограниченную с востока пустыней Гоби. По мере подъема все меньше пустых мест, все более зелеными становятся пади, по которым бегут ручьи в реки Малый и Большой Хайлар, составляющие Аргунь. Яркая зелень травы обманчива, под ней сочится красноватая болотная вода. Об этих болотах их предупреждали монголы. Кругом — тишина: ни людей, ни зверей. Место дикое, сумрачное. Но вообще-то это не такие гибельные болота, как в Тобольской губернии — под заболоченным слоем кони находят твердый фундамент из песка и гальки и, упираясь в него, вытаскивают телеги.
В верховьях Эекена, в густом лиственничнике — следы пожаров и бурь. Нелегко пробраться через сплошные завалы леса. И в этом мрачном окружении на самой вершине хребта неожиданная встреча: под горой хвороста лежал закутанный в бересту труп человека, похороненного по орочонскому обычаю. Рядом большая груда камней в две сажени высотой, «обо» — каждый переваливший хребет должен положить камень, своего рода дань духам гор.
Снова резко изменился ландшафт. Исчез дикий характер гор западного склона, на южных склонах лиственница уступила место более яркой и изящной зелени дубков, черной березы и орешника. На западном склоне хребта Ильхури-Алинь Кропоткин обнаружил несомненные признаки сравнительно недавних вулканических извержений. Он отчетливо увидел настоящий вулканический конус, вокруг которого были разбросаны куски лавы. Во всей Восточной Азии пока еще никто не находил потухших вулканов. Это было открытие — настоящее географическое открытие, которым, пожалуй, мог бы гордиться и сам Гумбольдт, хотя оно противоречило его представлениям. Великий немецкий географ был убежден в том, что вулканы формируются только вблизи морских побережий — их нет и не может быть в центральных областях материков.
Экспедиция продолжалась всего 16 дней. Казаки возвращались обратно в Цурухайтуй старым путем — по Амуру, потом по степи, на лошадях. На это потребовалось 40 дней. Выигрыш во времени был совершенно очевиден.
«Теперь дорога проложена, — подвел итог П. А. Кропоткин, — остается только пожелать, чтобы по ней ходили каждый год…» Дорогу действительно использовали, хотя и не так часто. Но спустя десятилетия, чуть южнее проложенного Кропоткиным пути, пролегли рельсы Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД), а через 80 лет Большой Хинган перевалили части Советской армии, разгромившие японскую Квантунскую армию.
Прибыв в Благовещенск, П. А. Кропоткин очень сожалел, что не застал там генерал-губернатора Корсакова, с которым собирался согласовать план дальнейших исследований — лето ведь только начиналось. О своих намерениях он писал брату в Москву: «Мне бы желательно плыть в Николаевск, затем на остров Сахалин…» На Сахалин попасть не удалось, но побывал он в это лето совсем недалеко от самого большого острова России — в Николаевске-на-Амуре, а потом на крупнейших реках бассейна Амура Сунгари и Уссури.
В приамурском селе Поярково пришлось долго дожидаться парохода вниз по Амуру, и было время для того, чтобы привести в порядок впечатления. О них он рассказал на заседании Сибирского отдела РГО, а потом о походе в Маньчжурию князя Кропоткина поведал в своем отчетном докладе Русскому географическому обществу его вице-председатель Петр Петрович Семенов (в будущем — Тян-Шанский). Географическое общество России присудило молодому исследователю Дальнего Востока за его хинганский поход Малую золотую медаль. Эта награда ободрила Кропоткина, доказав, что его труды не пропали зря — они нужны людям, нужны науке. А это значит, что впереди еще немало новых странствий.
