А она уж меня стала форматировать.
С реальностью никто не спорит. И создаваемый нами мир Китежа должен быть таким же материальным и надежным, как реальный, а отношения внутри него должны складываться так же пластично, непредсказуемо, свободно, нелинейно, как и в мире за воротами Терапевтического сообщества. Значит, и здесь без кризисов не обойтись!
Маша Кривенкова, приемная мама
– Мы в Китеже испытываем радость, когда вдруг в ребенке проявляется что-то, до этого скрытое. Тихий, скованный ребенок превращается в обидчивого, впадающего в детство, необязательного, становится слишком громким. Значит, он убедился в безопасности окружающей среды и решил проявить себя, попробовать другие образцы поведения. То есть, он решил раскрыться и преодолеть внутренние барьеры.
Развивающая среда должна быть активной, но неагрессивной. Внешняя опасность заставит прекратить развитие и сосредоточиться на отработке программ защиты. То есть сознание, вместо того чтобы расширяться и осваивать новое, начнет наращивать внешние защитные оболочки. Будет потеряна пластичность и готовность к изменениям.
Но я говорю не о том, чтобы мы все стали добрыми и ласковыми. Разве полезла бы кистеперая рыба на сушу, если бы жила в комфортной среде, а добрые учителя подносили ей много корма. Боюсь, воспитание без насилия, как его видят некоторые реформаторы на Западе, не самый надежный способ развивать человеческую личность. И разве гуманно выпустить в мир ребенка, неподготовленного к встрече с реальностью. Когда мама ставит ребенка на ноги и говорит: «Сам учись ходить» – это тоже отчасти насилие. Но какая мама может защитить ребенка от падения? Важнее научить правильно падать.
Вот что писал один из основоположников гуманистической психологии А. Маслоу: «Боль и конфликт могут вылиться в развитие и совершенствование. Если мы не будем давать человеку пройти через боль или будем всячески оберегать его от страданий, то это может вылиться в своеобразную избалованность, за которой стоит наше неуважение к его целостности, внутренней природе и дальнейшему развитию индивидуальности».
Один из выпускников
– Я на вас обижался часто. Мне казалось, вы нарочно меня напрягаете. Откуда я знал, что вы меня к жизни готовили. Ну, вы говорили, но я не верил. Те, кто от нас ушел в обиде, как Витька (другой выпускник), сразу сбросили ваши идеалы. Витька работал на мойке машин, в киоске, теперь офисы ремонтирует, все ради денег пахает, а говорит, что ищет себя.
Многие из Китежа уходят с обидой. Это их детская защита, не проработанная.
Сколько мы не объясняем нашим старшеклассникам реалии современной жизни, эти объяснения не пропускает какой-то фильтр в сознании наших детей. Они не то чтобы не верят, они просто не могут принять в себя наши советы. Молекулы информации не зацепляются за более длинные цепочки образов, уже существующих в сознании наших воспитанников, так как не находят аналогий, вызывающих интерес и узнавание.
Игорь, 15 лет
– Мне кажется, что я буду сидеть в кабинете, и видеть меня будут только мои клиенты. Я после нескольких лет работы не буду ездить на общественном транспорте – у меня будет машина.
Такой примитивно-мажорный образ будущего, по сути, является компенсацией трудного прошлого.
Несмотря на то что наши дети хорошо информированы на уроках обществознания, истории и экономической географии, как зарабатывать деньги, открывать фирмы, заниматься бизнесом, они предпочитают строить образы будущего без прочного фундамента реальности на детских мечтах и иллюзиях.
Так приятнее! Да и на самом деле не о деньгах они мечтают, а о том, что, став богатыми, они компенсируют страх одиночества, недостаток любви и всеобщего признания.
Обычно взрослым не удается разубедить даже родного ребенка. Разубеждает только столкновение с жизнью! Значит, брать это препятствие ему придется самому. Хорошо еще, если он не будет во всех своих неудачах обвинять именно родителей. Такое тоже бывает. Но это бывает и с родными детьми. Говорят, проходит по мере взросления.
Снова и снова повторяю себе: ты не можешь заставить детей принять твой жизненный опыт насильно. Иногда удается привлечь внимание, объяснить. Но стоит надавить, поторопиться, и сознание растущей личности захлопывается, как створки моллюска, почуявшего опасность. И тогда вообще все бесполезно. Каким бы умным я ни считал себя, подростки сами будут решать, что взять у меня, а где набить собственные шишки... Надо удовлетворяться ролью советника.
Честно говоря, мне эта роль удавалась хуже всего! Я всегда считал себя вправе говорить, как «правильно», и даже не вести за собой, а толкать на «правильный» путь моих приемных детей. Увы, это не укрепило наших семейных уз. И многие из тех, кому я пытался помочь, могли бы теперь сказать мне:
– Ты сам оттолкнул нас от себя. Ты слишком высоко поднял планку своих ожиданий, мы просто боялись не соответствовать. Знаешь, как это больно и трудно жить в страхе, что тебя не оценят по достоинству, что над тобой посмеются как над неудачником. Нам проще было вообще забыть и про тебя, и про твои ожидания...
Для себя я решил следующее: по мере взросления моих приемных детей я позволяю им ударяться о реальность и объясняю, в чем была их ошибка. Мы вместе обсуждаем цели и пути к ним, а также возможные препятствия. Когда дети дорастают до осмысленного восприятия, а случается это в шестнадцатьсемнадцать лет, я как можно мягче сообщаю им правду, которую они чувствовали, но не могли еще осознать, попав в детский дом. Мир способен уничтожить того, кто не готов принять его вызов.
Иногда это помогает, иногда нет. В нашем случае защитить означает подготовить к самостоятельной жизни. Кстати, защита отличается от контроля только одним: контроль – это защита, о которой не просили, чаще всего выставленная до того, как произошло столкновение с реальным испытанием.
Наше поселение – не остров и не секта. Вся его деятельность ориентирована на подготовку детей к реальностям жизни, к выходу во внешний мир. Но между нами и внешним миром существует определенная граница, которая не отделяет, а разграничивает, подобно клеточной мембране, обеспечивающей и целостность клетки, и постоянный обмен веществ между клеткой и окружающей средой.
Как сказала одна наша воспитанница: «В Китеже мне помогли заразиться желанием жить» – не помню, то ли сама придумала, то ли из книги вычитала эту формулировку.
Общий поток, океан сознания. Реакция со всех сторон. Человек говорящий как бы опущен в активную среду. Зная пунктик наших современных психологов, задамся вопросом: «Можно ли назвать ее безопасной?» Для тех, кто привык, – да. Для остальных она покажется слишком требовательной. Это кипение, это вызов. Но это и радость разделенных переживаний и открытий, это ощущение своего единства с кругом единомышленников, ЭТО ПРЕВРАЩЕНИЕ МАЛЕНЬКОЙ ЛИЧНОСТИ В ТВОРЦА. Педагогика – не наука, а творчество, основанное на знании законов развития личности.
Мы продолжаем надеяться, что наши дети пронесут через всю жизнь идеалы дружбы, любви и служения обществу, найдут себе работу, смысл жизни, круг соратников.
Детей воспитывает реальность. Чем она плотнее и разнообразнее, тем лучше развивается ребенок. Не всегда, но как правило.
Женю мы взяли из калужского детдома в возрасте девяти лет вместе с шестью его братьями и сестрами. Дети были не простые, сейчас про таких говорят: педагогическая запущенность. Но Женя и на этом фоне выделялся в худшую сторону: курил, не слушался, не учил уроки, не сидел ни минуты спокойно. Если к нему обращался кто-нибудь из взрослых, он оттопыривал нижнюю губу, выкатывал глаза – являл миру образ умственно отсталого беспризорника. В первые месяцы стало очевидно, что приемная мама, поглощенная заботами о его младших братьях и сестрах, именно с ним не справится.
Ему была просто необходима «мужская рука». Мы дали мальчику в наставники молодого преподавателя Митю. Фактически Мите выпала нелегкая роль отца, которая осложнялась необходимостью внедрить в Женино сознание простейшие требования: ежедневно чистить зубы, читать, говорить «пожалуйста».
Наставник был строг, но заботлив. Женя адаптировался, стал задавать вопросы, разговаривать, правда, только с Митей. На Совете наставников даже взял обязательство: научиться не ссориться с одноклассниками. Потом задача расширилась: не ругаться и не обзывать всех, особенно девочек.
Этот период установления доверия к миру и приемным родителям мы в Китеже называем «медовый месяц». Иногда он длится два-три месяца, но все равно кончается, как и все хорошее в этом мире. Прошло полгода, и Женя начал выяснять управляемость окружающего мира и масштабы своей свободы. Делал он это весьма предсказуемым способом: «Я не буду делать уроки!» Мите Педсовет рекомендовал продолжать приучать мальчика к дисциплине.
