Ознакомительная версия.
Ведь русский народ в ходе своего развития оказывался постоянно вынужден сталкиваться с разнообразными другими народами. Причём сталкиваться не только на поле брани, но и множеством иных способов. Поэтому он оказался в режиме непрерывной интеграции самых разнообразных достижений. Проявилось это, в частности, в том, что, как и мы, так и американцы на очередном этапе космических исследований стали пользоваться одними и теми же немецкими наработками, но, оттолкнувшись от них, пошли в совершенно разных направлениях. Для нас эти немецкие наработки послужили лишь опорой, на которую мы нарастили собственные наработки – в том числе и ещё довоенные. Американцы же, наоборот, долго не могли интегрировать свои разработки с немецкими, и в итоге у них появились два совершенно независимых друг от друга направления: Вернер фон Браун вёл у них свои разработки, а американские конструкторы – свои.
Это что касается космоса как проявления нашей философии. Что же касается космоса как национального проекта, то в космическом проекте нашей страны действительно проявились лучшие качества нашего народа. Наши решения оказались совершенно самобытны и радикально непохожи ни на те же американские, ни на последующие французские и английские попытки, вылившиеся в итоге в Европейское космическое агентство. Главное, что доказал космический проект – потрясающая способность нашего народа, нашей культуры восполнять нехватку материальных ресурсов изобилием ресурсов интеллектуальных. Мы постоянно находили в высшей степени остроумные решения, позволяющие обойти те или иные технические сложности, с которыми наши конкуренты справлялись, так сказать, грубой силой (в основном – финансовой).
Мы и сами прибегали к грубой силе, когда это было необходимо. Например, то, что мы первыми вышли в космос, в какой-то мере связано с тем, что первые наши термоядерные бомбы были значительно крупнее, чем те атомные – без термоядерного заряда – бомбы, которые собирались ставить на свои ракеты американцы, и мы, соответственно, сразу ориентировались на большее количество груза. А на атомные бомбы они ориентировались не только потому, что их термоядерные исследования долго шли по тупиковому пути использования изотопов водорода в жидком виде, а не в виде твёрдого соединения с литием. Но и потому, что их экономика позволяла потратить на производство ракет куда больше средств, чем наша, и они могли надеяться забросать нас многими сотнями относительно слабых боеголовок, а мы должны были возместить неизбежную малочисленность своих ракет мощью каждой из них. Но, приняв это вроде бы лобовое решение, мы в дальнейшем придумали множество находок, позволяющих его осуществить при тогдашнем уровне техники.
Вспомним хотя бы знаменитые ракетные «боковушки». Сергей Павлович Королёв разместил четыре блока первой ступени вокруг второй. Обе ступени – первая и вторая – запускаются одновременно. Предложил эту схему – в числе прочих вариантов – ещё Циолковский, но Королёв выбрал её не по историческим соображениям, а по техническим. Она компенсировала и сравнительную слабость тогдашних двигателей, и нехватку опыта запуска их в полёте, и неразвитость средств контроля и управления. И оказалась столь удобна, что до сих пор по ней строятся наши мощнейшие ракеты: «Союз» (дальнейшее развитие легендарной Р-7, поднявшей в космос и первый спутник, и первого человека), убитая перестройкой и последующими либеральными реформами «Энергия», перспективная «Ангара»… Да и многие американские ракеты, и европейская «Ариадна», и китайский «Великий поход» тоже имеют боковушки.
Вообще применительно к ракетной и космической технике сопоставительный анализ наших и американских решений показывает: американцы проявили больше организаторской последовательности, а мы – значительно больше технической изобретательности, чем они.
Вот мы и должны ориентироваться впредь – как и доселе – на собственные традиции, а не на зарубежные образцы. И любые попытки отвергнуть какие-то наши идеи на том основании, что они не похожи на иностранные, надлежит рассматривать как попытки лишить нас нашего главного преимущества – своеобразия духовного пути.
Энергетическая диктатура
Росатом строит новую атомную электростанцию – на сей раз в Калининградской области. Это логично: поставлять туда уголь поездами нынче слишком дорого, ибо Литва пока числится зарубежьем, да ещё и европейским (в Европейский Союз входит), а газа из Северного потока пока даже Германии не хватает, так что тепловые станции в северной части былой Восточной Пруссии (южную – вдвое больше – СССР в 1946-м подарил Польше) после распада СССР слишком накладны для региона, где в связи с тем же распадом маловато предприятий, способных выдержать дорогое электричество.
В Европейском союзе атомная энергетика с незапамятных времён стала почвой для бурной истерии. После взрыва Чернобыльской АЭС (где, надо сказать, персонал станции проявил чудеса изобретательности для отключения доброго десятка систем безопасности в рамках подготовки плохо спланированного эксперимента, да потом ещё совершенно безграмотно управлял реактором) истерия вылилась в требования немедленно закрыть всё подряд. А уж когда реакторы японской АЭС Фукусима, созданные чуть ли не полвека назад американцами, расплавились из-за отключения основной системы циркуляции вследствие землетрясения и аварийной вследствие захлёстывания генераторов волной цунами (она в Японии сопутствует большинству землетрясений, но проектировщики станции почему-то решили, что будет только что-то одно из двух), взбешённая общественность потребовала закрытия всех АЭС в Германии. Только Франция всё ещё вырабатывает на АЭС 4/5 потребляемой электроэнергии, что порождает регулярные протесты местных зелёных.
Вообще-то боязнь ядерной энергетики беспочвенна. Даже с учётом аварий на американском Трёхмильном острове (Three Mile Island), советском Чернобыле, японской Фукусиме (и многих сравнительно мелких, а потому не столь нашумевших) все в мире атомные электростанции, предприятия подготовки ядерного топлива и переработки реакторных отходов за всю свою историю выбросили в окружающую среду меньше радиоактивности, чем выбрасывают за один год угольные электростанции. Уголь содержит примеси многих горных пород. Некоторые из них (в основном – гранит) радиоактивны. Для сжигания в мощных паровых котлах уголь размалывают в пыль столь тонкую, что несгоревшие остатки не удаётся полностью уловить. Сгорает же за год столько угля, что этих вроде бы ничтожных примесей хватает для накопления куда большей радиоактивности, чем в урановом цикле. Не говоря уж о том, что каждый миллион тонн добытого угля уносит в авариях по меньшей мере одну человеческую жизнь. Так что замена угольных станций урановыми спасительна и для окружающей среды, и непосредственно для людей.
Тем не менее, как и следовало ожидать, план создания Калининградской АЭС (КАЭС) вызвал очередную зелёную истерику. Но с новыми нотами в голосе. Среди европейских аналитиков вошло в моду мнение о риске не только для экологической, но и для экономической безопасности Европейского Союза.
Проектная мощность КАЭС – примерно 2.5 гигаватта. Это значительно превышает нужды области. Хранить электроэнергию в заметных количествах пока никто не научился. Её надо немедленно поставлять потребителям. Ближайшие – в Литве, недавно закрывшей по настоянию прочих ЕСовцев Игналинскую АЭС (её систему управления создали на северодонецком НПО «Импульс»; один из авторов в 1980-е руководил разработкой программного обеспечения нескольких автоматизированных систем управления технологическими процессами с использованием машин и программ этого НПО; по ходу разработки выявил и исправил немало ошибок в программах; об исправлениях сообщил самим импульсовцам; поэтому в надёжности игналинской системы управления уверен), и в Польше. Но обе эти страны усилиями экономических советников из ЕС и собственных руководителей слишком бедны, чтобы покупать КАЭСовское электричество в заметных количествах. Основным потребителем неизбежно станет Германия: она сохранила собственную промышленность, а потому её экономика всё ещё жива, и закрытие собственных АЭС под напором зелёных погромщиков придётся компенсировать ростом импорта.
Аналитики делают вывод: истинная цель Росатома – электрическая диктатура над Европой в целом и Германией в частности. В сочетании с газовой диктатурой Газпрома (а с закрытием германских АЭС приходится наращивать мощность тепловых электростанций, и газ для них несравненно экологичнее – а с учётом методов добычи и доставки даже дешевле – восточногерманского бурого и западногерманского каменного угля) перспектива нерадостная. Одним поворотом рубильника весь Европейский Союз может быть лишён жизненно необходимой ему движущей силы всего современного хозяйства.
Ознакомительная версия.
