Сергей Козлов - Исторические предпосылки создания спецназа, 1701-1941 гг. [том 1]

означало подписаться под «паникерством». Можно еще раз поразиться мужеству Старинова, который и в этих условиях продолжал настаивать на своих «политически опасных» утверждениях. Со своими соображениями о необходимости подготовки к диверсионной войне Старинов, в конце концов, обратился в ЦК ВКП(б). Письмо возымело действие, тем не менее на 1 января 1941 года мин замедленного действия и мин-сюрпризов на вооружении армии не было вообще, хотя имелись прекрасные разработки. Фактически сторонники широкого применения различных мин были в армии на положении энтузиастов, и их усилия, как пишет Старинов, «были каплей в море»4.

Одним из средств обеспечения скрытного выполнения разведывательных и специальных задач в тылу противника разведчиками является бесшумное оружие. Разработки образцов такого оружия в нашей стране начались в 20-е годы прошлого столетия.

В СССР глушители для различных образцов оружия разрабатывали Маркевич, Корленко, Гуревич, братья Митины.

Безусловно, пионерами в этой области являются наши соотечественники братья В.Т. и И.Т. Митины, поэтому мировой приоритет нашей страны бесспорен. В далеком уже от нас 1929 году они подали заявку и получили патент на «револьвер для беззвучной стрельбы с применением ведущего пулю и остающегося в канале поддона увеличенного диаметра».

Револьвер Митиных имеет одну оригинальную конструктивную особенность, которая сразу бросается в глаза при первом взгляде на оружие: у него два (!) барабана — один боевой, на привычном месте, и второй добавочный, расположенный соосно с первым у дульной части оружия. Оба барабана закреплены на общей оси. Патроны, как обычно, заряжаются в боевой барабан. При этом пули находятся в поддонах (или «поддонках» — по терминологии авторов). В дульном барабане имеются гнёзда, подобные боевому, но каждое его гнездо состоит из пульно-пропускного отверстия и поддоночного гнезда. Другими словами, Митины предложили бесшумный комплекс «спецоружие — спецбоеприпас».

При выстреле пуля с поддоном под действием пороховых газов вместе движутся по стволу, при этом поддон «заседает» (т.е. застревает) в гнезде дульного барабана, пуля же свободно проходит через пульнопропускное отверстие и летит в цель. Наличие специальных сальников-уплотнителей устраняет возможность прорыва пороховых газов наружу. После выстрела при откате боевого барабана назад, в первоначальное положение, происходит выпуск уже успевших значительно охладиться и расшириться пороховых газов в атмосферу. При последующем взводе курка боевой и дульный барабаны синхронно по-

ворачиваются на шаг одного гнезда, при этом и патронник с патроном, и поддоночное гнездо устанавливаются на одну ось со стволом.

Перезаряжать оружие весьма сложно и долго, так как для этого необходимо выбить шомполом как стреляные гильзы из боевого барабана, так и поддонки, засевшие в гнёздах дульного барабана. Но для оружия подобного типа большая скорострельность обычно и не требуется.

К сожалению, автору не удалось обнаружить данных о том, был ли создан натурный, действующий образец оружия Митиных, а также о его испытаниях. Но, с другой стороны, конструкция представляется легко осуществимой и не видно принципиальных конструктивных и технологических трудностей, препятствующих ее воплощению в металл. Оружие Митиных следует отнести к первому в мире образцу конструктивно детально проработанного, работоспособного, действительно полностью бесшумного оружия и к тому же вполне реально осуществимого.

Отсечку пороховых газов пытались применить и для артиллерии ближнего боя, для которой скрытность играет не последнюю роль, но увеличение габаритов и массы крайне нежелательно. В 1935 году в СССР были созданы и испытаны опытные 45-мм «бесшумные» противотанковые пушки с отсечкой газов в стволе особой втулкой, заклинивавшейся у дульного среза. Как утверждалось, уровень звука выстрела (вызванный, очевидно, газами, опережавшими снаряд) был не выше, чем при стрельбе из револьвера «Наган».

Необходимость извлечения вручную втулки после каждого выстрела и стравливание газов через казённый срез были, разумеется, мало приемлемы для орудия такого класса. Вскоре схема была усовершенствована — подкалиберный (40-мм) снаряд вставлялся в поддон, который отделялся у дульного среза и запирал газы в стволе, а сбрасывание поддона производилось особым приспособлением без выхода расчета из-за щита. И хотя «бесшумность» легких орудий привлекала тогда немалое внимание, дело не пошло дальше пробных испытаний — простота, лёгкость и маневренность были куда важнее «бесшумности»5.

Возможности таких пушек в глубоком тылу противника может оценить только специалист. Представьте объект противника, который хорошо охраняется. И вдруг на объекте среди ночи начинают рваться снаряды. Пока противник выясняет, что происходит, пытаясь увидеть в темном небе самолеты, которые «бомбят» объект, или поймать на самом объекте диверсантов, объект уничтожен или на крайний случай выведен из строя. Диверсанты же, которых пытались ловить на объекте, спокойно свернули орудия и, используя конную тягу, скрылись в лесу.

2 августа 1930 года — день первого в мире применения парашюта для заброски вооруженных людей в тыл противника. День, который во многом определил развитее не только воздушно-десантных войск, но и сил специального назначения в нашей стране.

А 2 августа 1930 года впервые был испытан парашют как средство вывода групп в тыл противника. На маневрах Московского военного округа в тыл условного противника с самолетов «Фарман-Голиаф» были десантированы две диверсионные группы общей численностью 12 человек. Командовали этими группами Минов и Мошковский. Десантирование осуществлялось без оружия. Оружие было сброшено вслед парашютистам с самолетов Р-1. Однако у этого события есть предыстория.

26 июля 1930 года под руководством военного летчика Л. Минова в Воронеже были совершены первые тренировочные прыжки. Как происходили события, рассказал впоследствии сам Леонид Григорьевич Минов: «Я не думал, что один прыжок может изменить в жизни многое. Я всей душой любил летать. Как и все мои товарищи, относился в то время к парашютам с недоверием. Да попросту о них и не думал. В 1928 году мне довелось быть на совещании руководящего состава Военно-воздушных сил, где я сделал свой доклад об итогах работы по «слепым» полетам в Борисоглебской школе военных летчиков.

После совещания меня подозвал Петр Ионович Баранов, начальник ВВС, и спросил:

— В своем докладе вы говорили, что вслепую летать надо непременно с парашютом. Леонид Григорьевич, а как, по-вашему, нужны ли парашюты в военной авиации?

Что я мог тогда сказать! Конечно, парашюты нужны. Лучшим доказательством того был вынужденный прыжок с парашютом лет-чика-испытателя М. Громова. Вспомнив этот случай, я ответил Петру Ионовичу утвердительно. Тогда он предложил мне поехать в США и познакомиться, как у них обстоят дела со спасательной службой в авиации.

Честно говоря, я согласился неохотно. Из Соединенных Штатов Америки я вернулся «налегке»: с «дипломом» в кармане и тремя прыжками. Петр Ионович Баранов мою докладную записку положил в тощую папку.

Когда он закрыл ее, на обложке я увидел надпись: «Парашютное дело».

Из кабинета Баранова я вышел через два часа. Предстояла большая работа по внедрению парашютов в авиации, по организации различных исследований и экспериментов, направленных на повышение безопасности полетов. Было решено провести в Воронеже занятия с целью ознакомления лётно-подъёмного состава с парашютами, с организацией прыжков. Баранов предложил подумать о возможности подготовки на воронежских сборах 10—15 парашютистов для выполнения группового прыжка.

26 июля 1930 года участники сборов Военно-воздушных сил Московского военного округа собрались на аэродроме под Воронежем. Мне предстояло выполнить показательный прыжок. Конечно, все, кто был на лётном поле, считали меня асом в этом деле. Ведь я здесь был единственным человеком, который уже получил воздушное парашютное крещение и прыгал не раз, не два, а имел целых три прыжка! И занятое мною призовое место на соревнованиях сильнейших парашютистов США, по-видимому, казалось присутствующим чем-то недосягаемым.

Вместе со мной готовился к прыжку летчик Мошковский, назначенный на сборах моим помощником. Больше желающих пока не было.

Мой прыжок действительно удался. Приземлился я легко, недалеко от зрителей, даже на ногах устоял. Встретили аплодисментами. Откуда-то взявшаяся девушка вручила мне букет полевых ромашек.

А как там Мошковский? Самолет заходит на курс. В проёме двери хорошо видна его фигура. Уже пора прыгать. Пора! Но он по-прежнему стоит в дверях, видимо, не решаясь броситься вниз. Еще секунда, вторая. Наконец-то! Над падающим человеком взметнулся белый шлейф и тут же превратился в тугой купол парашюта.