— Да если поскрести тебя, то выскребешь только блох! — парировал я в наступательном стиле, хотя Кот даже не видел в глаза живую блоху.
Когда в науку ворвался Зигмунд Фрейд, образовались целые отряды его последователей, начавших изучать «опыт раннего детства» у отдельных народов: протекание беременности, рождение и детство у отсталых племен, уход за младенцами. Американка Маргарет Мид пришла к выводу, что арапеши (есть такое племя!) пассивны, безвольны и склонны к подчинению, поскольку балуют своих детей грудью, а учёный Дюбуа отмечал, что алорийцы подозрительны, неуверенны и безынициативны, так как поздно учат детей ходить.
В XX веке ученые углубились в лабораторные исследования представителей различных народов с анализами крови и мочи, вошли в моду сложные тесты на полиграфе, с применением самых невероятных методик, в моду вошёл IQ (Intelligence Quest, тест на интеллект), и его стали обсасывать и дегустировать толпы учёных. Кто умнее — вождь племени мумбо-юмбо или фермер из штата Канзас? Обнаружили, что всё-таки мозги больше зависят от окружающей среды и уровня цивилизации, нежели от папы и мамы.
В своё время целую бурю в моей душе вызвал неофрейдист Джеффри Горер, который в конце 50-х годов проводил анкетирование 11 000 англичан и пришел к выводу, что за последние сто пятьдесят лет английский национальный характер не изменился. Произошли лишь чисто внешние подвижки: население, не жившее по законам, стало законопослушным; страна, наслаждавшаяся собачьими боями, травлей медведей и публичными казнями, стала более гуманной; всеобщая коррупция в общественной жизни уступила место высокому уровню честности[22].
Интересны черты англичан, которые, по его мнению, остались неизменными: «неприязнь к контролю и другим формам опеки, любовь к свободе; низкий интерес к сексуальной активности по сравнению с другими соседними обществами; вера в ценности образования, формирующего личность; внимание и деликатность по отношению к другим людям; очень сильная привязанность к браку и институту семьи».
Но бог с ними, с англичанами, Горер попутно осмелился лягнуть Советскую Россию: тугое пеленание младенцев, принятое у русских и у советских, передает детям уважение к власти, особенно сильной, русские, мол, послушны как рабы. Ну и скотина! В своей диссертации, где полагалось быть беспощадным к врагу, я сделал из Горера недожаренный бифштекс с кровью из его головы: разве можно назвать послушным народ, свершивший Великую Октябрьскую социалистическую революцию?! Разве не было мятежей Емельки Пугачева, Стеньки Разина и Ивана Болотникова? Разве Саша Ульянов, брат Ильича, не взошел на виселицу ради свободы? Ничего себе — рабы! Никогда, никогда, никогда коммунары не будут рабами!
Тем не менее я посоветовал жене не затягивать пеленками сына, а заодно по-английски не кутать и вообще поменьше обращать на него внимания…
На всякий случай. Вдруг Горер прав?
Особенно меня захватили изыскания профессора Айвона Блоха, который с немецкой педантичностью выводил самоуверенность, эксцентричность, лицемерие и жестокость англичан из таких особенностей нравов (частично сохранившихся), как воспитание детей розгами, мазохистской склонности к порке во время секса или к тяге к дефлорации. В те времена в СССР об отклонениях от единственно признанной сексуальной позиции говорили шепотом, — поэтому изыскания Блоха я воспринимал исключительно через порнографические линзы, как «Кама Сутру».
— Во всяком случае, мы, коты, гораздо целомудреннее людей, хотя весьма любим бродить с кошками по чердакам, — вставил Кот. — Но кто видел кота в групповых оргиях? Кто видел кота в жутких перверсиях, присущих человеческой расе?
Итак, биологический детерминизм освежает и вселяет надежду: вдруг какой-нибудь хмырь откроет английский ген? Боже, как это двинет вперед науку о национальном характере — этнопсихологию! Тут же из неё вычленится новая наука «англопсихология», и, уж конечно, меня причислят к её отцам основателям. На этом дело не закончится: появятся специалисты по отдельным чертам английского характера, и можно уже сейчас поздравить докторов английского лицемерия и бакалавров английской нелюбви к теории, которые будут работать на Кафедре Англопсихологии в Институте Этнопсихологии Академии Мировой Психологии.
— Старина, тебе не кажется, что ты заболтался? — спросила Улыбка Кота. — Какого диккенса ты всё это несёшь?[23]
Заторможу и скромно промолвлю: на английский характер влияют солнце, воздух и вода, дожди, туманы, гром, пролив Ла-Манш и нечто таинственное в крови, возможно, самое главное, основное составляющее, переходящее из поколения в поколение. Пусть это будут национальные гены. Неужели это всё?
А где же социально-политические, экономические, религиозные…
— И подагрические факторы? — вставил охамевший Кот.
Где производственные отношения, в которые вступают люди вместо того, чтобы любить и наслаждаться запахами сирени? Куда делись бесконечные войны, неумолимая, непредсказуемая поступь Истории, от которой трещат человеческие кости? Где честное стремление приумножить и защитить награбленное с помощью государственных и иных институтов? Борьба за власть, борьба классов, борьба маленьких пчелок за свое выживание?
Эти штучки формируют национальный характер не меньше, чем равнодушная природа, хотя они меняются быстрее и ощутимее для упомянутых костей, это признавали и Гиппократ, и Монтескье, и Гегель, и, конечно же, великий Карл…
— Хватит лезть со своим марксизмом! — прервал меня Кот. — Давай по чести, положа лапу на сердце: каким сделали войны англичанина? Ты ответишь: конечно же, мужественным, агрессивным, патриотичным, предприимчивым и прочая и прочая. На это я замечу: а почему же совсем не мужественны египтяне, индусы, румыны, итальянцы, которые века провели в кровавых схватках? На мой взгляд, войны выбили у англичан ум и здравый смысл: стоило ли проливать столько шотландской крови и рубить голову Марии Стюарт, если Шотландия преспокойно рулит к полной независимости?
— Ты совершенно прав, если считать Историю произведением Разума, а не Игрой Случайности, если забыть, что в Истории нет, ни крохи мозгов. Удивительно слышать это из твоих уст: все-таки твой папаш-ка Льюис Кэрролл верил в Абсурд, об этом говорит Улыбка, которую ты постоянно носишь.
Кот надулся от обиды, поскольку не выносил упреков в слабой философской подготовке.
— Если хочешь поговорить об истории, то «расскажи о Лондоне — столице Парижа, о Париже — столице Рима и о Риме — столице Англии», — процитировал он «Алису».
По английской истории следует чуть-чуть прогуляться, хотя бы для того, чтобы понять, откуда взялись Лошадиные Морды и Красные Хари.
О, загадки жизни и творчества первых двуногих на Британских островах! Что сказать о мордоворотном кочевнике-охотнике, появившемся там среди слонов и мамонтов 250 тысяч лет назад? Много разного вина намешано в бочке, но главную роль сыграли кельты, захватившие остров к 500 году до нашей эры, чем очень гордятся их потомки — валлийцы, шотландцы и ирландцы.
Наместник убеждает древних бриттов в преимуществах римской цивилизацииВ 55 году н. э. и вплоть до IV века там хозяйничали римляне, боровшиеся с кельтскими племенами, особенно с могущественными друидами. Вот наблюдения Юлия Цезаря, который своим захватом Британских островов, населенных враждующими племенами, толкнул их население в лоно римской цивилизации (хотя, конечно, любой валлиец яростно поспорит, чья цивилизация была выше): «Население чрезвычайно велико и имеет много скота… Большинство племён не выращивают зерно, а живут на молоке и мясе, носят шкуры. Все британцы красят свои тела вайдой, это придает им синий цвет и ужасный вид в бою».
— Синюшные британцы? Это же кельты! — вставил Кот. — А потом Римская империя полетела в тартарары, набежали англы из Шлезвиг-Гольштейна и саксы, жившие между Эльбой и Рейном. В конце девятого века у нас разрывали друг другу глотки разнообразные саксы, а тут гады датчане стали угрожать. Что делать? Пришлось объединиться под королем Альфредом Великим. А когда он подох, его сынок Эдуард и внучка сами подчинили Данию, а потом датчане снова нас завоевали…
Сумбурно, но верно. В 1016 году королем стал Канут; Англия оставалась частью скандинавской империи. Интересно, как тогда выглядел бы предмет моего исследования?
— Какой же, к черту, национальный характер, если еще нет нации! — вскричал Кот голосом тов. Сталина. — Это все равно что говорить о моей улыбке, когда я еще не родился!
В 1066 году произошло роковое событие: на острова высадились войска норманнов под предводительством Вильгельма, герцога Нормандии, разгромившего под Гастингсом саксонскую армию и ставшего королем Англии.
