После М. Клемента на сцене появились еще два персонажа, которых антиглозелианцы объявили мошенниками. Первым был почтенный и заслуженный директор Французского музея национальной истории, мсье Саломон Рейнах, услышавший об открытиях Фрадина и склонявшийся к признанию их подлинности. Для поддержания интереса во Фрадине он выслал ему несколько разных книг и документов по археологии, которые, как писала потом. Дороти Гаррод, «послужили толчком к тому, чтобы Эмиль Фрадин избрал для себя карьеру изготовителя подделок». Вторым был доктор А. Морлет, школьный учитель из Виши, который в английских отчетах об этом вопросе выглядит самым большим негодяем в мире; по словам Глена Дэниела, сменившего Дороти Гаррод на посту профессора археологии в Кембридже, он был на-стоящим «cerveau de l'enterprise», умершим в 1965 году и «унесшим свои зловещие секреты с собой в могилу на кладбище в Виши».
Таково было мнение Глозельской комиссии в 1927 году, состоявшей из восьми археологов, избранных Бюро при Международном институте археологии и во время своего визита в ноябре того года посвятивших четыре дня довольно поверхностному осмотру места знаменитой находки, после чего они единогласно пришли к заключению, объявлявшему все объекты фальшивкой, за исключением каменного топора и некоторых сравнительно молодых глиняных изделий и стекла вместе с печью.
В своем отчете об исследованиях, проведенных непосредственно на месте в Виши, Дороти Гаррод пишет, что они обнаружили множество траншей, уже выкопанных многими важными персонами, включая короля Румынии. Выбрав себе место для раскопок, они работали три дня, не сказав за все это время ни слова в ответ на расспросы дюжины окруживших их журналистов и фоторепортеров. По вечерам они запирались в гостиной отеля и обсуждали произошедшее за день, периодически прерываемые мсье Перони, одним из трех французских археологов, который имел привычку внезапно вскакивать на ноги и рывком распахивать дверь, надеясь застать врасплох желающих подслушать секретное совещание.
Так же как ему так и не удалось обнаружить любителей подслушивать, так и раскопки первого дня не принесли новых глозельских объектов, потому что, как писала Дороти Гаррод, «мошенники не успели спрятать в наших траншеях нужные предметы, поскольку им не мог быть точно известен день начала раскопок. Зато на второй день начали появляться находки, бывшие типичными глозельскими предметами. Мы обнаружили маленький круглый кусок кости с выцарапанными на нем глозельскими символами, а вскоре появилась и одна из знаменитых глозельских глиняных табличек. Она была довольно маленькой и совершенно мягкой и была покрыта этими необычными надписями, где вперемешку шли буквы из финикийского алфавита и множество символов загадочного значения — все вместе составляло то, что мы называем „письменами“».
Совершенно особенная по своему содержанию табличка показалась комиссии подозрительной, потому что земля вокруг нее как будто была разрыхлена. Эмилю Фрадину доверили собственноручно сделать последний удар заступом, и, когда он с победными криками нес находку сквозь толпу, большая часть наблюдателей была убеждена в том, что уж теперь-то подлинность глозельских объектов можно считать доказанной. Тем не менее члены комиссии сохраняли молчание и вечером, втайне от Морлета и Фрадина, припудрили место раскопок штукатуркой, чтобы быть уверенными в том, что никто не тронет траншею ночью незамеченным.
Когда Морлет увидел это на следующее утро, Дороти Гаррод как раз проверяла сохранность слоя штукатурки. Он яростно накинулся на нее, обвиняя в том, что «посолив» место раскопок, она пыталась его дискредитировать. Несмотря на то что примирение с неохотой было достигнуто и можно было продолжать раскопки, больше ничего найти не удалось. К Новому году комиссия вынесла свой вердикт: объекты, включая таблички, поддельные.
В Кембридже ликовал редактор журнала «Antiquity» («Древности») О. Г. С. Кроуфорд. Будучи противником подлинности глоэельских находок, он писал, что «на глозельском поле похоронены репутации нескольких ученых мужей. Мы не вернемся больше к Глозелю, если только нас не вынудят к этому».
Тем не менее это не стало последним словом в споре. В 1928 году французская комиссия, возглавляемая Саломоном Рейнахом, вновь провела исследования на месте и пришла к противоположному выводу. В нетронутой земле были обнаружены еще несколько объектов, в том числе и глиняная табличка, сохранившая на себе отпечатки чьих-то пальцев; эти отпечатки не принадлежали ни Фрадину, ни членам его семьи или знакомым. В следующем году Фрадин и Морлет полностью были очищены от подозрений в мошенничестве; это явилось результатом трех судебных заседаний, два из которых были апелляциями. Но англосаксонские ученые не изменили своего мнения, и в 1974 году Глен Дэниел, сменивший Кроуфорда в «Antiquity», писал, что «едва ли у кого-то есть сомнения относительно того, что глозельские материалы были сфабрикованы в 1924–1927 годах».
Возобновлению дебатов, посвященных разрешению этой загадочной проблемы, способствовало открытие в 1974 году четырьмя физиками нового способа датировки — термолюминесцентного. ТЛ-датировка ряда объектов, найденных в Глозеле Фрадином и Морлетом, показала, что они были изготовлены в период с 700 года до и. э. по 100 год Н. э. Как и любой другой научный способ датировки, ТЛ-датировка является современным достижением и труднодоступна для понимания человека, не знакомого с современной научной аппаратурой, но в то же время получила весьма широкое распространение как довольно точный способ определения времени обжига глиняного предмета. Глен Дэниел немедленно отреагировал на вызов, брошенный новым открытием: «Какая-то из сторон ошибается. Либо это необъяснимая ошибка ТЛ-датировки и наших ученых коллег, уверяющих нас, что с ТЛ-датировкой ничего не может случиться, либо не правы многие уважаемые археологи, которые начиная с 1925 года объявляли глозельские находки подлогом… Эта бумага представляет собой главный документ из резолюции по глозельскому вопросу, и если мы ее опубликуем, то не будет ничего удивительного в том, что Кроуфорд перевернется в своей могиле. Было ли ошибочным заключение антиглозельской комиссии, объявившей находки подделкой?»
Основываясь на научных доказательствах, можно прийти к однозначному выводу — ответ положительный, что и подтвердили последующие ТЛ-тесты. Лаборатории, проводившие анализы, не пришли к впечатляющему единодушию, но все они заключили, что двадцать семь объектов, случайно выбранных из трехсот хранившихся в глозельском музее, датируются периодом от 350 г. до н. э. до 250 г. н. э., вокруг средней даты около 120 г. до н. э. Радиоуглеродный анализ бычьей челюсти, найденной внутри одной из декоративных урн, согласуется с этим результатом. Одна из табличек с письменами покрыта глазурью, обожженной в восемнадцатом веке, что доказывает невозможность нанесения символов на глину в двадцатом веке.
Другими словами, последнее слово в этом споре осталось за научными доказательствами. Один из четырех ученых, доктор Хью Маккеррел в 1977 году писал: «Мы не очень интересовались всеми возможными аспектами подделки или случайной ошибки при ТЛ-процессе и просто не думали об этом. Каждый кусочек мы тщательно проверили с помощью ТЛ-тестов, и они показали, что объекты абсолютно точно не являются современными подделками».
Хотя Глен Дэниел по-прежнему наотрез отказывался менять свое мнение, он не привел больше никаких достойных аргументов, ограничившись невнятным заявлением о том, что «ученые ошиблись и получили неправильные результаты» (на что доктор Маккеррел ответил: «Ошибаетесь именно вы, поскольку результаты, о которых вы говорите, абсолютно подлинные»), и Глозель снова появился на страницах «Antiquity».
Письмена на глозельских глиняных табличках пока не удалось расшифровать, а самая подходящая для объяснения их смысла теория заключается в том, что эти символы представляют собой набор магических знаков, которые использовались колдунами и ведьмами для их церемоний, поскольку большинство ведьм, вероятно, писать не умело. Эти таблички не представляют собой серьезной исторической ценности, а скорее имеют значение как поучительная истории о том, как археологическое общество с пеной у рта сопротивлялось научным доказательствам, и уж совершенно точно они не могут являться, как надеялись Рейнах и Морлет, образцами первой письменности. На эту роль сейчас претендует новый кандидат — глиняные таблички, найденные в Тартарии, Болгария, относительно которых среди исследователей существует единое мнение: все сходятся на том, что эта находка действительно сенсационна и письмена на табличках безусловно подобны первой письменности древнего Шумера, образцы которой дошли до нас на табличках из города Джемдет Наср и хранятся сейчас в Оксфордском музее.
