Быть может, нечто подобное тому, что мы наблюдаем в волосах, существует и в тех или других внутренних органах, т. е., быть может, при полном внешнем сходстве имеется более или менее значительное различие в гистологическом строении. Но в этом отношении антропология еще не дает нам должного ответа и открывает лишь широкое поле для научных исследований.
Считаю нужным отметить, кстати, ту важную роль, какую могут играть волосы в деле изучения типа первобытного доисторического населения различных мест земного шара, так как они сохраняются вместе с костями в течение столетий и даже тысячелетий зарытыми в землю, например, в могильниках и курганах. Я нашел, что по внешнему виду курганных волос нельзя давать заключения об их первоначальном цвете, так как последний может значительно измениться под влиянием химических и физических агентов; причем большей частью изменяется не пигмент, который вообще отличается необыкновенно большой стойкостью, а роговая субстанция волоса, которая принимает желтый, коричневый или грязно-бурый цвет. Благодаря такому изменению рогового вещества, черные волосы могут посветлеть, а светлые — потемнеть. Лишь одно гистологическое исследование волос на поперечных разрезах дает нам возможность определить с положительностью или с большей или меньшей вероятностью первоначальный цвет волос, а именно по густоте, цвету, расположению зернистого пигмента и некоторым другим его свойствам. Изучая волосы из курганов средней России, я нашел, что курганное население было темноволосое. Это обстоятельство противоречит очень распространенному мнению, что наши предки-славяне были светловолосые, и подтверждает, наоборот, мнение некоторых антропологов, и в том числе нашего сочлена по Антропологическому Отделу д-ра В. В. Воробьева, что праславянин имел, по всей вероятности, темные волосы.
Сделавши краткий обзор некоторых данных по вопросу об анатомо-физиологических расовых различиях, мы коснемся теперь расовой патологии. Нужно сказать, что в этом отношении мы имеем гораздо больше данных, чем по физиологии рас. Не подлежит сомнению, что у разных человеческих групп, смотря по их расовым особенностям, существует различная степень иммунности или предрасположенности к тем или иным патологическим процессам, подобно тому, как это мы наблюдаем в мире животных. Известно ведь, что одни виды животных легко поражаются такими болезнями, к которым другие виды оказывают полную или относительную иммунность. Изучение расовых особенностей в патологии представляет многочисленные затруднения в виду, во-первых, невозможности исключить другие факторы, которые сами по себе могут играть существенную роль в этиологии болезней, как-то: условий жизни, климата, питания, а во-вторых, — вследствие недостатка обширных и повсеместных медико-статистических исследований. Вследствие этих причин мы встречаем нередко самые противоречивые мнения по данному вопросу. Так, например, некоторые авторы считают негров вполне иммунными к малярии; Другие же говорят, что негры одинаково с европейцами подвергаются этой болезни. Однако же, на основании имеющихся данных, следует полагать, что истина находится на средине, как это часто оказывается при существовании двух противоположных мнений. Если малярия и встречается между неграми, живущими на своей родине, т. е. в тропических странах, то гораздо реже, чем у европейцев, и переносится ими в общем гораздо легче, чем европейцами. По переселении же в более холодные страны, при резкой перемене всех условий жизни, негры теряют понемногу свою иммунность. Европейцы же, попавшие в тропические страны на места, населенные неграми, несравненно чаще последних подвергаются малярии и в более тяжелых формах.
Интересно, что степень восприимчивости к малярии у разных типов белой расы различна. По Бушану наиболее восприимчивыми к этой болезни оказываются шведы и норвежцы; несколько менее их восприимчивы немцы и голландцы, еще менее — англосаксы, затем идут французы, жители Мальты, итальянцы и испанцы.
Монгольская раса, по-видимому, сравнительно мало восприимчива к малярии и туберкулезу.
Евреи, по некоторым показаниям, реже поражаются чумой, малярией и тифом; но зато, как известно, особенно предрасположены к нервным и душевным болезням и чаще других страдают диабетом. Статистика показывает, что смертность от диабета у евреев в 3–6 раз превышает смертность от этой болезни у других рас. Данные, имеющиеся по вопросу о заболеваемости евреев нервными и психическими болезнями, убеждают нас в том, что ни особыми условиями жизни, ни общественным положением, ни браками с ближними родственниками нельзя объяснить всецело необыкновенную частоту заболевания. Если те или иные условия жизни евреев и не могут быть исключены из числа этиологических факторов, то, во всяком случае, они не играют доминирующей в этом отношении роли, и в частых случаях заболевания нервными и душевными болезнями нужно видеть, прежде всего, расовую особенность евреев. Цимссен, Бланшар и особенно Шарко указывают, что ни одна раса не доставляет столь большого материала по невропатологии, как еврейская. Статистические данные разных стран Европы указывают нам, что число страдающих психическими болезнями евреев до 4–6 раз превышает число больных у других рас. Из форм психических болезней чаще других имеет место, по-видимому, мания. Tabes встречается у евреев много реже, чем у других рас (Минор, Штембо, Гайкевич).
По отношению к психическим заболеваниям у европейских народов отмечено, что народы, принадлежащие к скандинавско-германской группе, т. е. представители светлого типа, чаще всего поражаются депрессивными формами психозов. У народов же кельто-романской группы и славян, т. е. темноволосого типа, наичаще встречаются маниакальные формы психозов (Баннистер и Херкотен). У немцев и шведов меланхолия наблюдается много чаще, чем мания. У датчан и норвежцев, по данным Баннистер и Херкотен, меланхолия встречается в два раза чаще, чем мания. В Восточной Германии, где славянский элемент преобладает, меланхолия и мания, по статистике психиатрических заведений, встречаются приблизительно в одинаковых количествах или же последняя чаще, чем первая.
В связи с указанным преобладанием у германско-скандинавской группы меланхолии, а у кельто-романов и славян мании, по-видимому, находится неодинаковая частота самоубийств у этих народов. По статистике Джеймса Вейра, с 1880 по 1893 г., оказывается, что на один миллион населения у германско-скандинавской группы, т. е. у представителей светловолосого типа, приходится 116 самоубийств ежегодно, а у кельто-романов, т. е. представителей низкорослой темноволосой европейской расы, только 48 на один миллион, следовательно, почти в два с половиною раза меньше. К подобным же выводам пришел и Хевлок. Известно далее, что в тех местах Австрии, где преобладает немецкое население, самоубийства встречаются много чаще, чем в местах с преобладающим славянским или венгерским населением. Наименьший процент самоубийств отмечается у южно-европейских народов. Так, например, в Италии на один миллион приходится 40, а в Испании 35 случаев самоубийств в год, т. е. значительно меньше, чем в Германии, где на один миллион приходится 271 случай самоубийства. Замечательно также, что в южных провинциях Италии — Апулии и Калабрии, где преобладает кельто-романское население, на один миллион жителей бывает 17–33 случая самоубийств, а в северных провинциях, как, например, Ломбардии и Венеции, где в значительном количестве живут представители германской группы, — около 65–66 случаев, т. е. по крайней мере, вдвое больше, чем в южных провинциях.
Относительно заболевания нервными и психическими болезнями у других рас, как-то: у монголов, негров и др., наши сведения еще очень невелики. Имеются, например, указания, что японцы более предрасположены к маниакальным формам психических расстройств. У остяков, самоедов, тунгусов, бурят, якутов и камчадалов наблюдается болезненная пугливость, сопровождаемая приступами неистовства. У качинцев, по Палласу, особенно часты менструальные психозы. Имеются также указания на своеобразные психические расстройства у малайцев и жителей Явы и Суматры; но требуются дальнейшие проверочные наблюдения для выяснения связи подобных психозов с расовыми особенностями.
Как бы ни были еще малочисленны, отрывочны и во многих отношениях неполны данные об анатомических, физиологических особенностях человеческого рода, об его иммунности и предрасположенности к болезням, эти данные все-таки вполне достаточны для убеждения нас в том, что в этиологии болезней, помимо различных внешних факторов, играют, несомненно, очень важную роль расовые особенности организации и функций человеческого тела. Эти особенности должны быть предметом дальнейших наблюдений и исследований.
Быть может, кто-либо поставит теперь вопрос: есть ли необходимость применять к изучению связи внутренней этиологии болезней с антропологическим типом индивидуумов там, где приходится иметь дело с однородным, по-видимому, материалом, с однородными антропологическими элементами, например, с представителями великорусского народа, который говорит одним языком, исповедует единую веру, имеет одно историческое прошлое? Но на самом деле великорусский народ так же, как и малорусский, не состоит из однородных единиц, а произошел в отдаленном прошлом из слияния, по крайней мере, двух или трех рас. Между великоруссами и малоруссами мы встречаем брахицефалов и долихоцефалов, высокорослых и малорослых, темноволосых и светловолосых, и эти особенности являются унаследованными от тех рас, из слияния которых образовался современный великорусский народ.
