Ознакомительная версия.
37. Malle B. How the Mind Explains Behavior: Folk Explanations, Meaning, and Social Interaction. Cambridge, MA: MIT Press, 2004.
38. Malle B. The social and moral cognition of group agents // Journal of Law and Policy. 2010. Vol. 19. P. 95–136.
39. Menon T., Morris M., Chiu C., Hong Y. Culture and the Construal of Agency: Attribution to Individual Versus Group Dispositions // Journal of Personality and Social Psychology. 1999. Yol. 76. № 5. P. 701–717.
40. Morgan 67. Paradigms, Metaphors, and Puzzle Solving in Organization Theory // Administrative Science Quarterly. 1980. Vol. 25. № 4. P. 605–622.
41. Morris M., Menon /., Ames D. Culturally Conferred Conceptions of Agency: A Key to Social Perception of Persons, Groups, and Other Actors // Personality and Social Psychology Review. 2001. Vol. 5. № 2. P. 169–182.
42. O’Laughlin M.J., Malle B.F. How People Explain Actions Performed by Groups and Individuals // Journal of Personality and Social Psychology. 2002. Yol. 82. № 1. P. 33–48.
43. Parsons T. Suggestions for a Sociological Approach to the Theory of Organizations-1 // Administrative Science Quarterly. 1956. Vol. 1. № 1. P. 63–85.
44. Perner J. Developing Semantics for Theories of Mind: From Propositional Attitudes to Mental Representation // Developing Theories of Mind / Ed. by J.W. Astington, PL. Harris, D.R. Olson. Cambridge Univ. Press, 1988. P. 141–172.
45. Premack D., Woodruff 67. Does the chimpanzee have a theory of mind? // Behavioral and Brain Sciences. 1978. Yol. 1. Issue 4. P. 515–526.
46. Sacchi S., Castano E., Brauer M. Perceiving one’s nation: Entitativity, Agency and Security in the International Arena // International Journal of Psychology 2009. Vol. 44. № 5. P. 321–332.
47. Sani F. When Subgroups Secede: Extending and Refining the Social Psychological Model of Schism in Groups // Personality and Social Psychology Bulletin. 2005. Yol. 31. P. 1074–1086.
48. Sani /., Bowe M., Herrera M., Manna C., Cossa /., Miao X, Zhou Y. Perceived Collective Continuity: Seeing Groups as Entities that Move through Time // European Journal of Social Psychology. 2007. Yol. 37. P. 1118–1134.
49. Smith R. W., Faro D., Burson K.A. More for the Many: The Influence of Entitativity on Charitable Giving // Journal of Consumer Research. 2013. Yol. 39. P. 961–976.
50. Yzerbyt V., Castano E., Feyens J.-Ph., Paladino P. The primacy of the ingroup: The interplay of entitativity and identification // European Review of Social Psychology. 2000. Yol. 11. P. 257–295.
51. Yzerbyt V., Judd C.M., Corneille O. Perceived variability, entitativity, and essentialism: introduction and overview // The Psychology of Group Perception: Perceived Variability, Entitativity, and Essentialism. New York and Hove: Psychology Press, 2004. P. 1—18.
Глава 3
«Этот мир придуман не нами»? О роли знаний в конструировании реальности (классики и современники)
Изобретенная действительность – так ли страшен «черт»? (некоторые предварительные замечания)
Социология знания – одна из наиболее «философски фундированных» областей современной социологической науки. Многие из ее проблем достаточно очевидным, хотя и не всегда отчетливо артикулированным образом соотносятся с ключевыми вопросами эпистемологии Нового и новейшего времени. Так, к примеру, широкое, но внутренне слабо интегрированное направление современных социально-гуманитарных исследований, именуемое конструктивизмом или конструкционизмом, имеет куда более глубокие корни в истории мысли, чем это принято полагать. Идея об активной роли индивидуального и/или коллективного сознания в процессе формирования повседневной и научной «картин мира», проецируемых в конечном счете на саму «действительность» (независимо от решения вопроса о ее онтологическом статусе), выступает стартовой для множества философских, социологических, психологических и культурологических теорий последних трех столетий. Трансцендентальный идеализм Канта, философия символических форм Э. Кассирера и баденское неокантианство, дюркгеймовский анализ коллективных представлений, в т. ч. первобытных форм классификации, американский прагматизм и символический интеракционизм, теория стереотипов У. Липпмана, социальная феноменология ПІютца – Бергера – Лукмана, этнометодология Г. Гарфинкеля, когнитивная психология Ж. Пиаже, Дж. Брунера и Дж. Келли, эволюционная эпистемология К. Лоренца, постпозитивистская философия науки, в т. ч. теория парадигмы Т. Куна и методологический анархизм П. Фейерабенда, неогумбольдтианство и гипотеза лингвистической относительности Сепира – Уорфа, «радикальный конструктивизм» Э. Глазерсфельда и П. Вацлавика, аналитическая философия Н. Гудмена, нейробиологическая теория аутопойетических систем У. Матураны – Ф. Варелы, варианты «большого социологического синтеза» П. Бурдьё и Э. Гидденса, и т. д. – лишь некоторые пункты релевантного обозначенной теме списка имен и подходов. Большинство из упомянутых теорий используют разную терминологию, связаны с разными традициями мысли и имеют разную дисциплинарную принадлежность. Тем не менее задача «наведения мостов» между ними, частичного конвертирования их концептуальных словарей представляется актуальной, высвечивающей фундаментальный характер ключевого положения конструктивистской методологической программы, шокирующего порой обыденное и естественнонаучное сознание с его наивным аксиоматическим «объективизмом». Согласно этому положению, люди в их мыслях и каждодневной практической деятельности заняты «построением» или «изобретением» миров, приобретающих самостоятельное существование, но в то же время сохраняющих генетическую связь со своими создателями.
Здесь, вероятно, требуется уточнение, касающееся понимания самого процесса конструирования реальности. Нередко в российской научной, философской и публицистической литературе, отчасти под влиянием специфически усваиваемого постмодернистского дискурса, конструктивизм предстает как категоричная «гипериндивидуалистическая» и релятивистская позиция[19], выглядящая в глазах ее критиков малоправдоподобной и карикатурной, а в этико-идеологическом плане – опасной, посягающей на устои, ибо «если Бога [или какой-то иной гетерономной, внеположной человеку реальности] нет, то все дозволено». Армия противников конструктивизма в таком случае объединяла бы всех, кто не утратил еще чувства «твердой почвы под ногами» и сохраняет веру в «объективную реальность», как бы таковая ни мыслилась. Когда те или иные феномены объявляются социальными конструктами, смысл высказывания считывается порой следующим образом: это значит, что люди «по жизни» занимаются их целенаправленным, «стратегическим» конструированием, что они делают это свободно и умышленно, по собственному личному произволу, имея определенные «планы», намерения, преследуя определенные интересы (не всегда выражаемые открыто, но часто скрываемые, «опять же для пользы дела»). Подобная трактовка вполне объяснима и хорошо соотносится с такими обсуждаемыми, злободневными темами, как управление общественным мнением и общественными настроениями при посредстве маркетинговых, рекламных и пиар-технологий, «мягкой пропаганды», конструирование социальных проблем в СМИ, формирование иллюзорных реальностей, социальных мифологий, симулякров (в духе Ж. Бодрийяра) и т. д., и т. п.
Перспектива теоретически фундированного конструктивистского взгляда на реальность на самом деле неизмеримо шире. Метафора «изобретенной действительности» или мира как «объективированной проекции» сознания при ближайшем рассмотрении не выглядит совершенно абсурдной и столь уж радикально противостоящей точке зрения «здравого реализма». Она продиктована отнюдь не одним лишь провокативным эстетически-ироническим желанием «поставить мир с ног на голову и посмотреть, что получится», как это делал, например, Льюис Кэрролл в своих сказках.
В философии одной из болевых точек конструктивистской программы была необходимость отвода упреков и обвинений в солипсизме. Хотя, – справедливости ради следует заметить, – абсолютное большинство мыслителей, высказывавших конструктивистские идеи, не оспаривало самого факта существования какой-то объективной реальности за пределами человеческого сознания. Они лишь указывали на значимую и отчасти автономную роль последнего в формировании образов этой реальности, определяющих горизонты и координаты не только нашей ментальной, но и нашей практической жизни. То есть вклад субъекта в создание данных комплексных и внутренне организованных образов по самым скромным оценкам не уступает вкладу т. н. «объективной действительности».
Разумеется, любое строительство не может обойтись без исходного материала для стройки. Ничто не строится «из пустоты». Возведение такой сложной конструкции, как образ мироздания, причем не индивидуального, а разделяемого с бесконечным множеством «других», не является исключением. Но процессы конструирования реальности можно изучать и концептуализировать без особого углубления в метафизические дебри, т. е. без какого-то категоричного решения вопроса о том, что на самом деле является Реальностью, Действительностью, Бытием, Первоначалом, «Архе», подлинно Сущим. Иными словами, эпистемология здесь оказывается важнее онтологии. Конструктивист стремится, в конечном счете, понять, как сознание работает с миром, как оно с ним обходится, каким оно его видит. Вопрос же, что из себя представляет сам этот мир как таковой в этой сугубо «феноменалистской» перспективе может показаться праздным. Объективный мир, природный и социальный, предстает перед сознанием как совокупность (воспринимаемых как «внеположные», находящиеся где-то вовне) «данных опыта», подлежащих упорядочиванию, мыслительному и практическому. Каков мир сам по себе (кантовское Ding an sich), мы никогда точно сказать не сможем, поскольку всегда имеем дело лишь с миром для нас – миром, данным нам в ощущении, восприятии и представлении.
Ознакомительная версия.
