Ознакомительная версия.
Из идей перечисленных выше авторов, наиболее важные для концептуального оформления тоталитаризма содержались, на наш взгляд, в философии Ф. Ницше. И это не столько мысли о сверхчеловеке, «белокурых бестиях» и полезности войн, сколько обоснование идеи сверхценности власти и этики элитарной вседозволенности, которые кратко можно сформулировать так: «Жизнь – это воля к власти, жизнь по природе своей аморальна и несправедлива, Бога нет (умер), мораль – защитница слабых, больных и неприспособленных к жизни, а потому падающего – толкни, слабого раздави или сделай своим рабом и слугой». Таким образом, именно Ф. Ницше чётко сформулировал и «научно» обосновал эзотерическую «элитарную идеологию», ставшую идейным основанием для появления системообразующего фактора тоталитаризма. Несложно обнаружить, что откровения члена «внутренней партии» у Дж. Оруэлла, как впрочем, и вся система в его антиутопии, являются развитием и конкретизацией властно-элитарной философии Ф. Ницше. Как известно, эта часть философского наследия Ф. Ницше открыто входила в идеологический контекст правого тоталитаризма, а в СССР этот философ был запрещён в 1923г., по причине его несовместимости с официально провозглашённой доктриной. Однако, это не мешало его произведениям быть доступными для допущенной в спецхраны советской элиты80.
Конечно, Ф. Ницше был не первым, кто формулировал этику элитарной вседозволенности, достаточно хотя бы вспомнить Н. Макиавелли, несомненно, внёсшего определённый вклад в политическую культуру тоталитарной тирании. Возможно даже, что Ф. Ницше лишь удачно сформулировал некий «дух времени», который с других, критических позиций уловил Ф. М. Достоевский. Однако именно Ф. Ницше чётко изложил этот комплекс идей и создал его обоснование.
Несмотря на утверждения о «смерти Бога», ницшеанская «воля к власти» в комплексе с другими позитивно утверждающими идеями была типичным примером квазирелигиозной мифо-идеологии, родственной религии, даже в методе иррационализма, в которой место Бога занял сверхчеловек. А. П. Большаков, произведя контент анализ текстов Ф. Ницше, сумел раскрыть их секрет особого воздействия на коллективное бессознательное масс, заключающийся в особой ритмике слова, определённых соотношениях повторов слов и фраз и т. п. (см. 44, с.61—62). Таким образом, «ницшеанство» можно считать характерным примером управляемого безумия, используемого тоталитарными вождями. «…тот, кто лучше всех осведомлён о происходящем, меньше всех способен увидеть мир таким, каков он есть. …чем больше понимание, тем сильнее иллюзии: чем умнее, тем безумнее… если высшие… хотят сохранить своё место навеки, тогда господствующим душевным состоянием должно быть управляемое безумие» (190, с.148—149), – писал Дж. Оруэлл. В принципе, подобным «безумием» является вся квазирелигиозная тоталитарная идеология, религиозные корни которой следует, хотя бы кратко, обозначить.
«Тоталитарным может быть лишь царство Божье, царство Кесаря всегда частично. Для коммунизма царство Кесаря становится царством Божьим, совершенно также, как в германском национал-социализме, но лишь более последовательно и радикально» (31, с.126), – писал Н. Бердяев. В данной цитате Н. Бердяев совершенно чётко указывает на взаимосвязь тоталитаризма и религии, и остаётся только удивляться тому, что: «Вне политики тоталитаризм практически объективно не изучался…», а «…духовно—идейный аспект этой проблемы исследовался очень слабо» (224, с.56). Хотя, как минимум специалистам известно, что «Фашизм, по представлениям Джентиле, является религиозной концепцией, в которой человек рассматривается в своей имманентной связи с высшим законом, с объективной волей» (224, с.56).
И. А. Семинихин в этой связи справедливо отметил, что «…ключевые вехи исследований феномена тоталитаризма позволяют сделать общий вывод о том, что в мире тоталитаризма мы имеем дело с явлением ментального порядка, что его истоки глубоко скрыты в определённых мировых религиозных системах (частично в христианстве, исламе, а также в их идейных предтечах – иудаизме и зороастризме)» (224, с.59).
В результате, в изучении этого вопроса, складывается известная ситуация «ложной ясности», когда с одной стороны, идеи о квазирелигиозном характере тоталитаризма стали уже общим местом (см. работы Н. А. Бердяева, С. Н. Булгакова, А. В. Мая, Э. Морена, С. Л. Франка и др.), а с другой – большинство исследователей предпочитают не углубляться в изучение тоталитарных аспектов религиозных доктрин. Причины этого достаточно ясны: прежде всего, это нежелание вступать в конфликт с представителями тех или иных конфессий81, а также раскрывать подлинные механизмы управления обществом.
Конечно, эта проблема требует всестороннего и глубокого изучения, однако некоторые её аспекты можно показать уже сейчас. Так, например, очевидна взаимосвязь теории и практики китайского маоизма с легизмом и конфуцианством (но не даосизмом, резко отрицательно относившимся к идее любого государственного регулирования, которое, по мнению Лао-Цзы, лишь нарушает естественный жизненный порядок «Дао»). С. А. Гомаюнов указывал на инверсии религиозного сознания, ярко проявившиеся в период культурной революции в Китае: отчёты и коллективные песни (молитвы-покаяния) перед портретами Мао, магическое «освящение» иностранцев цитатниками вождя, чудеса после чтения цитат: исцеления больных, возвращение ворами награбленного и т. п. Но этот пример позволяет ставить вопрос о тоталитарном содержании предшествовавших маоизму религиозных идеологий (в том числе и советской, гротескным отражением которой во многом был маоизм), по сути державших массы в угнетённом, заорганизованном, «запрограммированном», то есть лишённом свободного сознания состоянии. И этот факт никогда не был секретом, по крайней мере, для даосов, небезосновательно считавших конфуцианство лишь системой взглядов и форм социальной организации, предназначенных для массы, толпы, обделённой умом и жизненной силой. При этом сами даосы предпочитали селиться вне общества, в горах и вести натуральное хозяйство (однако, они не придерживались взглядов ницшеанского Заратустры). Таким образом, в Китае сложилось два основных мировоззрения и образа жизни: потенциально тоталитарное конфуцианство, ставшее позже основой маоизма для масс, и антитоталитарный даосизм для духовной элиты.
Совершенно иную духовную ситуацию мы видим в Индии, где плюралистический полицентризм богов, йог, варн, каст, рас и наций сложившийся уже в древнем индуизме, создавал у людей принципиально антитоталитарную ментальность, которая в дальнейшем позволяла относительно мирно сосуществовать уже представителям разных конфессий82. Поэтому неудивительно, что в Индии не возник тоталитарный режим с его характерным монистическим принципом «Один бог, одна нация, один вождь». Для него в этой стране просто не оказалось необходимых духовных и социокультурных основ и предпосылок.
Зороастризм не мог оказать серьёзного влияния на становление тоталитаризма, ибо не был известен в массах тех стран, где последний был реализован, хотя в этой религии и содержались некоторые характерные для тоталитаризма черты: чёрно-белое видение мира, перманентная борьба добра и зла, а главное, мелочная регламентация жизни верующих.
То же самое можно сказать и об исламе, который, несмотря на строгий монотеизм, допускал значительную, по сравнению с христианством, духовную свободу и не требовал мелочной регламентации быта подобно другим религиям. Показательно, что ни в одной исламской стране не возникло тоталитарного режима. Те же режимы, которые ошибочно называют тоталитарными (современные Ирак83, Иран) на самом деле таковыми не являются, так как не обладают сущностными атрибутами тоталитаризма, будучи на деле жёстко авторитарными, традиционалистскими, тотальными.
Более логичным было бы поискать корни тоталитаризма в иудаизме и христианстве, на что указывал ещё Н. Бердяев и другие авторы (см. напр. 161), так как именно в ареале распространения библейской культуры и возникли первые тоталитарные режимы. Рассмотрим в этом ракурсе Библию, являющуюся источником обоих указанных религий.
Так, если в Новом Завете Бог милосерден, даёт людям свободу воли, отодвигая воздаяние в загробный мир, и не предлагает каких-либо конкретных форм социальной жизни, то картина в Ветхом Завете совершенно иная. Здесь в центре внимания стоит не потусторонний мир, а цели, поставленные людям, вполне конкретные и земные: плодиться и размножаться, захватывать власть над миром, попутно уничтожая и порабощая тех, кто стоит на пути элитарного, «богоизбранного» народа. Ветхозаветный Бог не только всемогущ и вездесущ, но и жесток, непредсказуем и коварен. «… сам Бог был вынужден постоянно прибегать к силе или к угрозе её применения, пася „овец“ своих любимых… Он дал Народу не только заповеди и законы, но и дотошно расписал и регламентировал всю его жизнь во всех её больших и малых проявлениях, определил разветвлённую систему ответственности и наказаний за все отступления от данных им правил. Если судить по Библии, Бог поистине был первым великим Политиком и Администратором» (199, с.113), – писал склонный к апологии авторитаризма философ Э. А. Поздняков. На деле же ветхозаветный Бог во многом походит не столько на великого политика, сколько на великого тирана. На наш взгляд, в Ветхом Завете содержится замаскированная под священное писание достаточно универсальная концепция завоевания власти и социального управления, созданная властолюбивыми древними жрецами. В Ветхом Завете можно найти как методики захвата и удержания власти над народами, так и конкретные технологии внутрисоциального управления и контроля. Потенциальный тиран, поставив себя на место ветхозаветного Бога, может вычленить из писания универсальную программу действий, а используя современную технику, дающую хотя бы относительное всемогущество, может достичь и большего «богоподобия», превратившись в тоталитарного диктатора.
Ознакомительная версия.
