Эти смелые революционные взгляды на историю Г. Е. Грумм-Гржимайло уверенно развил в следующей своей тематической работе «Белокурая раса в Средней Азии» (СПб., 1909). Прежде всего русский автор ссылается на слова французского авторитетного ученого в области антропологии, профессора Поля Топинара, указывавшего: «Можно считать доказанным существование в былые времена в Центральной и Северной Азии расы с зелеными глазами и рыжими волосами».
Раскопки курганов и могил в долине реки Селенги вскрыли существование в доисторическое время в этом районе двух расовых антиподов: это короткоголовый тип с цефалическим указателем 93,6 и длинноголовый тип с цефалическим указателем 68,4. «Раскопки могил в пределах Алтайско-Саянского нагорья указывают нам на эту горную область как на продолжительную стоянку длинноголовых. Сюда, надо думать, и должны были, главным образом, передвинуться если не автохтоны Забайкалья, то последующее длинноголовое население этой области, принадлежавшее, подобно длинноголовым алтайцам, к высшей расе, скорее всего, даже европейской, что доказывается как формой их черепов, так и гипсовыми масками, из коих многие отличаются замечательной красотой и чертами лица совершенно европейскими».
Кроме того, классические древние китайские трактаты повествуют о племенах, населявших Среднюю Азию вне Китайской стены, а именно: об усунях, хагясах, динлинах и бома, при этом подчеркивая, что у них голубые глаза и белокурые (рыжие) волосы. Примечательно, что у китайцев под именем «рыжих» известны все нечерноволосые племена, начиная от белокурых и кончая темно-русыми. Трактат «Бэй-шы» прямо подтверждает, что южная окраина Гоби была родиной динлинов. Для обозначения многих племен, обитавших на этих гигантских просторах, китайцы использовали иероглифы, в точном переводе означающие «белый» и «пегий».
Только к концу IV века после Р. Х. Алтайско-Саянское нагорье было наводнено тюрками, смешавшись с которыми динлины и образовали уйгурский народ, долго называвшийся в китайских летописях «желтоголовыми». Что касается киргизов, обитавших поблизости, то сохранились сведения относительно канонов расовой красоты, существовавших у них еще в начале IX века: рост высокий, цвет кожи белый, румяное лицо, цвет волос рыжий, глаза голубые. И этот базовый тип преобладал настолько, что черные волосы считались нехорошим признаком, а люди с карими глазами просто считались потомками китайцев. Уже в XVII веке, когда русские принялись осваивать Сибирь, то столкнулись с совершенно иным в расовом отношении народом, представленным в основном черноволосыми и смуглыми типами. Китайские летописи отмечают, что еще в XVIII веке среди маньчжуров встречалось множество субъектов «со светло-голубыми глазами и орлиными носами».
Обобщая всю эту богатейшую информацию, Г. Е. Грумм-Гржимайло приходит к выводу, что «динлины составляли обособившуюся ветвь белокурой расы».
Ну и наконец, приведем самый наглядный и убедительный довод в поддержку концепции нашего великого этнографа и путешественника. Во всем мире Конфуций признан одним из столпов китайской культуры, но он по своим расовым признакам никак не может быть отнесен к чистым автохтонным монголоидам, ибо, как известно, для них характерна незначительная волосяная растительность на лице. Однако Конфуция на всех канонических изображениях до сих пор рисуют с весьма пышной бородой, что в свою очередь может свидетельствовать, как минимум, о высоком проценте у него европеоидной крови.
Все вышеизложенные взгляды и научные построения Г. Е. Грумм-Гржимайло были хорошо известны в среде духовенства и интеллигенции тех областей Азии, где он проводил свои исследования, и никому никогда и в голову не могло прийти назвать его белым расистом. Что было бы весьма возможно, начни он сегодня излагать свои взгляды с кафедр престижнейших университетов, где вся «наука» оплачивается грантами «Соросов» и тому подобных биржевых спекулянтов.
Когда десятилетие спустя один русский путешественник повторил маршрут экспедиции Григория Ефимовича Грумм-Гржимайло по Монголии, то из уст местного мудреца услышал песню «о русском с длинной бородой, который знает, как вырастают горы и какие тайны они в себе хранят».
Из выше сказанного следует, что все разговоры о мистической восточной мудрости несколько преувеличены, ибо без первородного гения белой расы она бы просто не смогла возникнуть.
Приоткроем наконец завесу тайны и еще над одним шедевром нашей культуры, также совершенно замалчиваемым.
Современная наука этология, считается всецело достижением современной эпохи, и ее возникновение связывают с именами таких ученых, как Конрад Лоренц и Иренеус Эйбл-Эйбесфельдт. Этология — наука, изучающая биологические предпосылки любых форм поведения, — является по сути самостоятельной формой новейшего социал-биологизма. Однако в контексте ее становления начисто забывается имя прекрасного и совершенно самобытного русского историка Леопольда Францевича Воеводского, который оформил основные принципы этологии еще за сто лет до ее современного расцвета.
Л. Ф. Воеводский родился в 1846 году и по окончании курса в Санкт-Петербургском университете защитил магистерскую диссертацию на тему «Каннибализм в греческих мифах. Опыт по истории развития нравственности» (СПб., 1874), а затем докторскую «Введение в мифологию Одиссеи» (Одесса, 1881). С 1882 года он стал ординарным профессором классической филологии в Новороссийском университете.
Однако в плане рассматриваемой нами темы наибольший интерес вызывает его работа «Чаши из человечьих черепов и тому подобные примеры утилизации трупа. (Этологические и мифологические заметки)» (Одесса, 1877).
Целый букет современных узкопрофильных дисциплин занимается изучением мифов с точки зрения структуры и принципов развития языка, однако Воеводский, наверное, одним из первых в мировой науке сформулировал тезис, что миф — это прежде всего концентрированная проекция биологических фактов, запечатленных в истории. Именно базируясь на таком подходе, он и объясняет причины расовой активности древних ариев. Отвергая всевозможные идеалистические причины возникновения мифов, Л. Ф. Воеводский писал: «Вот почему, признавая в солярных и метеорологических объяснениях мифов долю правды, можно вместе с тем считать их иногда очень неудовлетворительными. Напротив, всё ведет к тому, что в наших мифологических источниках следует усматривать один из драгоценнейших остатков глубочайшей старины, — времени до разъединения индогерманской семьи. Мы находим множество явных следов существования каннибализма у всех индогерманских народов: индийцев, греков, римлян, кельтов, германцев, славян».
Каннибализма древних ариев не следует страшиться, как некоего непристойного факта нашей эволюционной биографии, напротив, его нужно верно оценивать с точки зрения практики борьбы за существование. Рафинированный «культурологический» подход и здесь всё портит и затуманивает, ибо древние арии практиковали не абстрактное людоедство, но конкретное поедание инорасовых врагов, побежденных в процессе борьбы видов. Ни одному арию никогда и в голову не пришло бы поедать своих соплеменников, так же как этого никогда не делают львы, волки, орлы или иные хищники. Биологическому уничтожению подлежит только иноплеменный инорасовый организм, как это и существует в органическом мире. Отсюда закономерно возникает и проблема практической утилизации трупа поверженного врага, который даже питательными продуктами или элементами упаковки своего организма должен способствовать выживанию и возвышению сильнейшего, что мы ежедневно и наблюдаем во множестве телевизионных программ, посвященных живой природе.
«То, что для теперешнего образованного человека является результатом поэтического творчества, может на иных ступенях развития являться путем простого наблюдения и сухой логической работы мыслительной способности».
Демифологизация мифа — вот суть метода Воеводского и в этом заключена его гениальность. Людоедство у древних ариев до момента их распада на племенные группы было основой их биологической активности, приведшей в конечном счете к захвату огромных территорий, за пределами ареала первоначального возникновения их как расы. Но это людоедство не было формой их самоуничтожения, как утверждает современная «гуманистическая философия», но символом физического и ритуального поедания инорасовых противников, что и запечатлено во множестве легенд, сказаний, мифов и сказок.
Вот почему в понимании древних ариев только воин, человек с активной жизненной позицией, считался носителем морали как таковой, ибо безропотная пассивная жертва не наделена от природы никакими этическими принципами. У баранов не может быть морали, ибо с точки зрения древнего арийца в основе любой моральной оценки всегда была заключена свобода выбора, лежащая на хрупкой грани жизни и смерти.
