По другую сторону древнего моста в Дунай некогда вливался вонючий ручей, заполненный нечистотами. После того как в середине позапрошлого столетия в Регенсбурге появилась канализация, ручей упрятали в трубу, передав его нарицательное имя сразу двум переулкам. В переулке Нижний Ручей я и квартировал, ежедневно прогуливаясь к реке по бывшему дну ручейной долины, ширины которой едва хватало, чтобы между фасадами зданий протиснулся автомобиль. Вниз по течению встречаются многочисленные лавки, пивные, магазины, меняльные конторы; на площади стоит памятник знаменитому уроженцу Регенсбурга дону Хуану Австрийскому. В 1546 году император Карл V, самый могущественный властитель своей эпохи (Габсбургам благодаря династическим бракам принадлежали громадные территории в Европе, Южной Америке и Африке), почтил присутствием сессию рейхстага в Ргенсбурге и мимоходом зачал ребенка с юной особой по имени Барбара Бломберг. Император был мировым рекордсменом по числу корон (девять), но бастарду не досталось ни одной; двухлетним ребенком его отняли у матери, присвоили малышу испанское имя и отправили на воспитание при мадридском дворе. Отец признал свое дитя только перед смертью.
Хуан вырос в честолюбивого полководца и 24 лет от роду одержал славную победу над флотом Османской империи в битве при городе Лепанто. В последние годы жизни этот идальго был наместником Испанских Нидерландов. Родной город, в который дон Хуан так и не вернулся, почтил его мемориальной доской по адресу рождения и статуей в полный рост, по нынешним временам политически небезупречной: облаченный в латы воитель попирает отсеченную голову врага. Но в ту пору, когда отливалась эта скульптура (1572-й, оригинал установлен в Мессине), представления о доблести были не такими, как сейчас. На Ратушной площади в ассортименте кондитерской Prinzess, именующей себя, “возможно, самым старым кофейным домом Германии”, я обнаружил воспоминание о внебрачном сыне императора: пралине “Поцелуй Барбары”. Конфета оказалась горьковатой.
Гостиница в переулке Нижний Ручей настойчиво напоминала еще об одном историческом персонаже: меня разместили в номере “Иоганн Кеплер”, о чем извещал даже коврик у входной двери. На стенах красовались портрет бородатого астронома, математика и оптика, а также схема его модели Солнечной системы из пяти небесных тел. Астролябии и квадранта я не обнаружил, но заботливая горничная вместе с Библией сунула в тумбочку томик кеплеровских трудов на неведомом для меня немецком. Я смог разобрать только несколько названий на латыни: De nive sexangula (“О шестиугольных снежинках”), Nova stereometria doliorum vinariorum (“Новая стереометрия винных бочек”) и Harmonice Mundi (“Гармонии миров”).
Свои самые плодотворные творческие годы Кеплер, новатор изучения законов движения планет и составитель астрономических таблиц, провел в Праге, при дворе императора Рудольфа II, поклонника астрологии и хиромантии. С Дунаем связана осень жизни Кеплера: уже немолодой и небогатый ученый почти полтора десятилетия провел в Линце, в 1626 году очередная европейская война прогнала его выше по течению, в Регенсбург и Ульм. В 1630-м Кеплер опять приехал в Регенсбург, но, как выяснилось, лишь для того, чтобы умереть: попытка добиться от представителя императора при рейхстаге обещанного жалованья обернулась роковой простудой. Наследникам Кеплера достались 22 флорина наличными, 29 тысяч флоринов невыплаченной зарплаты, 27 опубликованных трудов и множество неопубликованных рукописей. Кладбище, где похоронили ученого, разрушено, его могила не сохранилась (в начале XIX века в качестве замены надгробию в регенсбургском парке установили памятный кеплеровский павильон), значительная часть архивов утрачена. 18 из 22 сохранившихся томов приобрела по случаю Петербургская академия наук.
Ничего не случилось только с планетами, за которыми Кеплер так внимательно наблюдал. Он, как и все настоящие исследователи, был дерзким романтиком, верил в геометрическую гармонию Вселенной. Об этом я размышлял, стоя у окна гостиничного номера, выходящего в ручейный переулок, по которому неторопливо журчала жизнь; низенькое окно не позволяло мне увидеть неба не согнувшись. В честь Иоганна Кеплера названы кратеры на Марсе и Луне, орбитальная обсерватория НАСА, университет в Линце, станция метро в Вене и гостиничный номер в Регенсбурге. Улица, на которой стоит дом, где умер человек, ставивший небесные законы выше земных, также носит его имя. Раньше улица называлась Дунайской.
Как и многие другие крупные средневековые торговые города, Регенсбург славится особенно мощным кафедральным собором. Но едва ли не больше самого храма (главного памятника готической архитектуры в Баварии) впечатляют его задворки, зарешеченный дворик реставрационных мастерских. Здесь хранится разобранная по косточкам, как кубики детского конструктора, святость: половинки и четвертинки серокаменных фигур монахов, монархов и воителей веры, химеры с отбитыми лапами, грифоны с отбитыми головами, поврежденные кресты, некондиционные распятия. Отвалившаяся плитка, фрагменты оконных рам, витражей, колонн, потолочных перекрытий разложены и расставлены аккуратными немецкими стопками и рядками, пересчитаны и пронумерованы. Все это тщательно сортируется, чистится, восстанавливается, чтобы в один прекрасный день снова быть вознесенным куда следует, строго на свое соборное место.
Любой храм, впрочем, пуст, если в нем не звучит голос Божий. Регенсбургу в этом отношении повезло: больше тысячи лет назад епископ Вольфганг (впоследствии святой) учредил при соборе Святого Петра школу духовного пения. “Соборные воробушки” теперь так знамениты, что фотографии их выступлений помещают на почтовых марках, а записи концертов тиражируют сотнями тысяч копий; мальчики поют и в Ватикане, и на Тайване, и на саммите НАТО, и в честь столетия Бенджамина Бриттена, и – почти строго через день – на литургиях в Регенсбурге. Благочиние и тут идет под руку с пороком: руководители хора не избежали смутных, столь характерных для нашего времени обвинений в причастности к растлению музыкальных отроков. Тридцать лет воробушки чирикали под художественным управлением домкапельмейстера Георга Ратцингера, старшего брата папы римского Бенедикта XVI. В годы Второй мировой войны братья, будучи в возрасте регенсбургских хористов, были мобилизованы: младший (семинарист) попал во вспомогательное подразделение люфтваффе, старший – в действующую армию. Им приходилось петь иные, совсем не церковные гимны.
ЛЮДИ ДУНАЯ
УЛЬРИХ ШМИДЛЬ
конкистадор
Левин Хульсиус. Ульрих Шмидль. Гравюра 1599 года.
Ульрих Шмидль родился примерно в 1510 году в семье бургомистра придунайского городка Штраубинг, а умер около 1580 года в Регенсбурге. 23 лет от роду он отправился в Новый Свет в составе экспедиции Педро де Мендосы – исследовать реку Рио-де-ла-Плата в нынешней Аргентине. Под командой Мендосы состояли 2500 человек, среди них были и полторы сотни аркебузиров из Баварии, Саксонии и Фландрии. В Южной Америке Ульрико Шмидль задержался на два десятилетия; он принял участие во множестве опасных сражений и походах по долинам рек Парагвай и Парана, став одним из основателей Буэнос-Айреса и Асунсьона. Новый Свет не принес этому солдату удачи богатства, поэтому, получив в 1554 году письмо от заболевшего брата, Шмидль вернулся в Штраубинг, чтобы унаследовать часть семейного состояния. Несколько лет он прожил в почете, принял лютеранство и даже состоял членом городского совета, но в 1562 году вынужден был перебраться в Регенсбург: Бавария переживала пору религиозных войн, а Штраубинг слыл оплотом католиков. В Латинской Америке Шмидль в перерывах между подвигами и сражениями вел дневник. Эти записки стали основой изданной в 1557 году на немецком языке книги с длиннющим классическим названием “Правдивая история о занимательном путешествии Ульриха Шмидля из Штраубинга… написанная им самим”. Эта книга военных путешествий, которая и теперь считается важным свидетельством конкисты, не предназначается детям. Лаконичным и сухим стилем, не упуская деталей, Шмидль рассказывает, например, о жестоком уничтожении местных индейцев. Но и завоевателям приходилось туго: из маленькой армии де Мендосы уцелели всего 560 человек.
Водные системы Дуная и Рейна ближе всего сходятся у долин речушек Швабский Рецат и Альтмюль. Задачу переброски грузов через Главный европейский водораздел (для чего требовалось связать бассейны Северного и Черного морей) впервые попытались решить в конце VIII века – по приказу Карла Великого, в 793 году еще не императора Запада, а просто короля франков, лангобардов и герцога Баварии. Однако инженерный проект Карла был плохо продуман: начало строительства совпало с осенними дождями, и регулярные оползни свели уже проделанную работу на нет. От канала, известного под латинским названием Fossa Carolina и немецким Karlsgraben (“ров Карла”), уцелели кое-какие следы земляных работ, а также примерно километровой протяженности канава неподалеку от деревни Грабен.
