Другой спорный вопрос касается авторства «Грамоты» и, как правило, связывается с проблемой участия в её составления А. Н. Радищева.
Существует две точки зрения на данный вопрос. Первой придерживались Д. С. Бабкин, Н. В. Минаева и ряд других исследователей[143], которые исходили из того, что А. Н. Радищев, будучи близким другом А. Р. Воронцова, активно привлекался последним к работе над составлением двух первых редакций «Грамоты». Особое внимание уделяется достаточно радикальным изменениям, внесённым запиской от 12 августа 1801 г. Воронцова, Кочубея и Новосильцева.
Сторонники этой точки зрения считают, что заслуга Радищева заключается во введении им более конкретных формулировок в определение крестьянской собственности.
Противоположной точки зрения придерживается М. М. Сафонов, полагающий, что считать Радищева соавтором «Грамоты» нет достаточных оснований.[144]
Следует признать, что пока ещё нет достаточных аргументов в пользу причастности Радищева к авторству этого документа. Действительно, не сохранилось, или пока не найдено документальных свидетельств о прямом участии Радищева в работе над «Грамотой». Но, учитывая связи Радищева с Воронцовым, его мировоззрение, вполне можно предположить, что Радищев прямо или косвенно участвовал в разработке «Грамоты».
Что касается назначения «Грамоты», то и в этом вопросе единой точки зрения также не сложилось. Одни, как, например М. М. Сафонов, считают, что «Жалованная грамота» мало чем отличается от феодальной хартии, т. к. определяла права человека чисто крепостнического общества, несмотря на ряд заимствований из Habeas corpus act’a и термидорианский Декларации прав.[145] Другие, как, например Н. В. Минаева, П. С. Грацианский, выделяют именно конституционную сторону проекта, не отрицая при этом и её феодальной основы.[146]
Таким образом, создаётся впечатление, что исходя из первой точки зрения, в «Грамоте» явно преобладают феодально-сословные тенденции и поэтому она мало чем отличается от предшествующих «Жалованных грамот», как по форме, так и по существу. Сторонники второй точки зрения, уверены, что в проекте превалируют конституционно-просветительские тенденции, а сам проект можно считать введением в Конституцию, которую предполагалось разработать позднее.
Кто же прав? На этот вопрос можно ответить, лишь проанализировав содержание разных редакций «Жалованной грамоты российскому народу».
Как уже отмечалось выше, «Жалованная грамота» задумывалась, как противовес реформе Сената. Поэтому для «молодых друзей» было важно, чтобы формально инициатива исходила от кого-нибудь из сенаторов, чтобы тем самым скрыть истинный замысел и дезориентировать противников конституционных преобразований. Используя доверительные отношения, сложившиеся у «молодых друзей» с А. Р. Воронцовым, ему и было поручено составление первоначального проекта «Грамоты».
10 июля 1801 г. Воронцов передал Александру набросок «Грамоты», т. н. Article’s, состоящие из 20 статей.[147] Их содержание заключалось в следующем:
Ст. 1 – в ней предлагалось подтвердить привилегии и преимущества дворянства, провозглашённые Манифестом Петра III 1762 г. и «Жалованной Грамотой» Екатерины II, только что восстановленной Александром I.[148]
Ст. 2–3 – провозглашали «раз и навсегда» уже содержащиеся в «Жалованной грамоте» (параграфы 18–19) права дворян на свободу от обязательной службы, перемену места жительства, выезд за границу.
Ст. 4 – касалась порядка наследования имения (по «Жалованной грамоте дворянству» параграф 22); каждый помещик мог распоряжаться благоприобретённым имением по своей воле, а родовым – только внутри рода. Воронцов считал необходимым оговорить этот вопрос особо, чтобы «ни в какое время, ни под каким видом не мог быть сей порядок нарушен или отменён…», т. е. предлагал, чтобы император торжественно провозгласил, что самодержавная власть впредь отказывается нарушать законный порядок в столь важном вопросе.
Ст. 5 – нужно еще раз подтвердить параграф 33 «Жалованной Грамоты дворянству» о праве собственности помещиков на полезные ископаемые, обнаруженные в их имениях.
Ст. 6 – все виды собственности, включая движимую и недвижимую, должны быть утверждены и предохранены законом.
Ст. 7 – подтверждала 10-летний срок, по истечении которого любое неоглашённое преступление по уголовной или гражданской части предавалось забвению, то есть устанавливался срок исковой давности по гражданским и уголовным делам.
Ст. 8 – устанавливалась свобода избрания места жительства и перемещения внутри страны для мещан и купцов.
Ст. 9 – провозглашала, что в случае конфискации имущества у крестьянина «всё то, что принадлежит до его ремесла, как-то: соха, плуг, борона, лошади, волы и прочее тому подобное, ни под каким видом и ни в какое время не долженствует отнято у него быть». Другими словами, Воронцов считал, что крестьянин может обладать лишь движимым имуществом, собственность недвижимая и «самоличная – не суть подлежащие его сану». Поэтому только движимость должна быть гарантирована так, чтобы ни помещик, ни государство не могли лишить её крестьянина.
Ст. 10–15 – в них излагались нормы судопроизводства, заимствованные из Habeas corpus act’a: обвиняемый считался преступником лишь после того, как его преступление будет оглашено в приговоре; ему должно быть предложено право избрать защитника и отвести судей; заключенный освобождается по незнанию преступления, если в трёхдневный срок ему не будет предъявлено обвинение; он имеет право на личное освобождение под поручительство за исключением двух случаев: оскорбления величества и убийства; освобождённый по незнанию преступления или оправданный по суду не может быть привлечён вторично по этому же делу.
Ст. 16 – провозглашалось равенство сторон в случае разбирательства между казной и частным лицом, причем особо подчёркивалось, что социальное положение судящихся лиц не должно отражаться на процессе судопроизводства.
Ст. 17 – запрещала устанавливать налоги или какие-либо поборы городским правлением, магистратом, цеховой управой или другим учреждениям без именного указа монарха, объявленного «ясно и всенародно» Сенатом: «сей предохранительный способ предоставляет единому в государстве Правящему Сенату право и власть утверждать налоги». В этих словах ясно прослеживается намерение Воронцова преобразовать Сенат в конституционный орган, контролирующий бюджет.
Ст. 18 – оговаривалось, что квитанции об оплате налогов надлежит отдавать без отлагательств.
Ст. 19 – вслед за параграфом 23 «Жалованной Грамоты дворянству» провозглашался отказ государства от конфискаций имений преступников.
Ст. 20 – туманно объявлялось о необходимости в судопроизводстве делать различие между вещью и лицом (т. е. крепостным крестьянином, который не должен теперь рассматриваться как вещь, принадлежащая помещику).
Итак, перед нами то, что М. М. Сафонов назвал «русским вариантом Magna Charta», т. е. феодальная хартия, составленная почти исключительно в интересах господствующего класса.[149] Большую часть своего проекта Воронцов уделил вторичному подтверждению дворянских привилегий. Интересно, что А. Р. Воронцов, бывший 20 лет президентом Коммерц-коллегии, не счел нужным подтвердить «Жалованную грамоту городам». Столь же мало внимания он уделил и крестьянскому вопросу (всего одна статья, да и то, провозглашение неприкосновенности крестьянской движимой собственности в условиях крепостного права было чистой декларацией).
В результате воронцовский проект не вышел за рамки чисто дворянского «подтверждения о правах» и представлял собой явный компромисс с планами аристократической элиты. Лишь статья 17 заключала в себе какое-то конституционное содержание, но с другой стороны, она предоставляла слишком большие, с точки зрения Александра, прерогативы Сенату, да и формулировалось это как-то уж очень туманно.
В общем, члены Негласного Комитета и император не были удовлетворены проектом Воронцова. Решено было его доработать. От имени «молодых друзей» Н. Н. Новосильцев подготовил «Замечания» к воронцовскому проекту, которые затем обсуждались на заседаниях Негласного Комитета 15 и 23 июля 1801 г.[150] В результате жарких споров решено было оставить все те статьи воронцовского проекта, которые касались дальнейшего расширения дворянских привилегий. Но было оговорено, что в будущем император может распространить их и на другие сословия, но так как время этому еще не пришло, то было бы несправедливо лишать дворянство его привилегий только на том основании, что нельзя пока предоставить такие же права другим сословиям. Необходимое условие для этого, по мнению членов Негласного комитета, – просвещение народа.[151] Решено было большее внимание уделить крестьянскому вопросу, в частности пожаловать казенным и помещичьим крестьянам право приобретать незаселенные земли и разрешить оформлять владельческие акты на собственное имя, т. е. другими словами, попытаться сделать из крестьян собственников, без чего, как считали «молодые друзья», невозможна ликвидация крепостного права.[152]
