Заметим, что и односоставные глагольные и именные структуры также часто встречаются в репликах диалога, где один текст полнозначен лишь тогда, когда соотнесен с другим. Так, заглавия структуры «Выпрямила», «Не воскрес» Г. Успенского немыслимы вне «диалога» с текстом; как и заглавия номинативной структуры («Обломов», «Обрыв» И. Гончарова), они становятся художественными высказываниями лишь при учете ретроспективных «диалогических» связей с текстом. Значит, «диалогические» отношения между заглавием и текстом также находят свое формальное выражение.
Многие заглавия произведений равным образом распределяют свои внешние и внутренние свойства и функции по отношению к тексту.
Подобное явление наблюдается, например, в аллюзивных заглавиях типа «Гамлет Щигровского уезда» и «Степной король Лир» Тургенева. Из внешних функций у данных заглавий преобладает соединительная, она тянет за собой тему и тональность произведений, ставших литературными образцами; из внутренних — функция композиционной организации. Заглавия типа «Хождение по мукам» (1922–1941) А. Н. Толстого, с одной стороны, имеют сильное внешнее «диалогизирующее» начало, с другой — становятся индивидуально-авторскими высказываниями с внутренними текстообразующими функциями. Гармонично сочетают в себе внешнее и внутреннее начала заглавия «Живая жизнь» В. Вересаева, «Корни и крона» (1981) В. Кожевникова и т. п. Заглавие Кожевникова интересно в двух отношениях. Оно семантически, видимо, связано с более ранним произведением — «Дерево жизни» (1977) — и в то же время использует форму заглавия, впервые найденную в поэзии: ср. «Кроны и корни» (1960) А. Вознесенского. Использование приема паронимической аттракции сразу привлекает внимание читателя к форме заглавия. Необычность формы порождает стремление глубже вникнуть в семантическую структуру, которая держится на двух смысловых опорах, взаимосвязанных союзом «и». В таком заглавии начинает реально проявлять себя «теснота стихотворного ряда», и в то же время расширяется семантический план взаимодействия паронимической конструкции с прозаическим текстом.
Чем более развернутым является современное заглавие, тем в нем больше ощущается внешнее начало. Одно- и двусловные заглавия чаще всего являются внутренне направленными. Три и более полнозначных слова в заглавии свидетельствуют о проникновении в него внешнего начала, которое с увеличением числа слов все больше заявляет о себе. Элементарная конструкция все больше обрастает внешне эффективными распространителями: ср. «Край возле самого неба» В. Распутина, «Пегий пес, бегущий краем моря» Ч. Айтматова, «Повесть без названия, сюжета и конца…»
В. Липатова и др. Заглавие по форме становится все более подобным поэтической строке, что ведет к широкому распространению поэтически аллюзивных заглавий: «Охота к перемене мест» Е. Воробьева (с аллюзией к Пушкину), «Ряд волшебных изменений милого лица» С. Абрамова (аллюзия к Фету), «О ты, последняя любовь!..» Ю. Нагибина (аллюзия к Тютчеву) и др.
1.2. О лингвопоэтическом и семиотическом статусе заглавий
стихотворных произведений[**]
Заглавия стихотворных произведений давно привлекают внимание исследователей. Любой аспект изучения целого поэтического текста ставит вопрос о заглавии. Так, в лирической поэзии особую значимость приобретает проблема озаглавленности/неозаглавленности текста [Джанджакова 1979; Козлов 1979], а также вариативности заглавия [Фризман 1981]. Особую значимость проблема заглавия приобретает при циклизации лирической поэзии, где понятия целостности/отдельности и завершенности художественного текста находятся в прямой зависимости от факторов озаглавленности и рубрикации [Фоменко 1983; 1986]. Построение и тематическое структурирование лирических циклов во многом опирается на систему заглавий [Гинзбург 1974: 258–259, 330–331].
Все уровни организации стихотворного текста прямо коррелируют с заглавием. Такая корреляция устанавливается в работах, посвященных как изучению лексико-синтаксической и композиционной организации поэтического текста [Золян 1981; 1986б], так и его звуковой [Кожевникова 1984, 1990] и ритмической организации [Иванов 1981]. Особый интерес представляет проблема корреляции фонических связей между заглавием и текстом и системой семантических преобразований [Кожевникова 1986: 108–118; 1988].
Исследования, основывающиеся на выводе Художественного текста из темы путем различных трансформаций, а также устанавливающие систему инвариантов определенного поэта, неизбежно вовлекают заглавие в последовательность порождающих операций (см.: [Жолковский 1974, 1976, 1979 и др.], а также [Золян 1981]). Напрямую связаны с феноменом заглавия и доминантные характеристики как отдельного поэтического текста, так и поэтического идиолекта в целом [Золян 1986а]. Метод функционально-доминантного анализа позволяет определить заглавие как одну из наиболее вероятных исходных точек порождения не только тематической, но и композиционной, и звуковой структуры поэтического текста.
Все это позволяет говорить о заглавии как полнозначной единице целого текста. Именно в таком статусе заглавие рассматривается в семиотических исследованиях в рамках общей проблемы «текст в тексте» (см. серию «Труды по знаковым системам»). По определению Ю. М. Лотмана, текст и заглавие, с одной стороны, могут рассматриваться как два самостоятельных текста, расположенных на разных уровнях иерархии «текст — метатекст», с другой — как два подтекста единого текста [Лотман 1981а: 6–7]. Такой подход делает правомерным рассмотрение заглавия поэтического текста с точки зрения интекстовых и межтекстовых отношений [Лотман 1981б; Тороп 1981; Тименчик 1981], в частности отношений цитации [Джанджакова 1988]. Рассмотрение заглавия в аспекте отношений интекст/интертекст позволяет поставить вопрос о системе поэтической «трансфразеологии» [Григорьев 1989].
Определение лингвопоэтического статуса заглавия как единицы текстового уровня дает возможность по-новому взглянуть на коммуникативную организацию целого текста и обсудить проблему своеобразия тематически-рематических отношений в рамках целого поэтического текста [Ковтунова 1986: 147–148].
Таким образом, становится очевидным, что явление заглавия поэтического текста должно быть объектом комплексного лингвопоэтического и семиотического исследования.
Вопрос об озаглавленности/неозаглавленности встает только в лирике, поскольку в остальных видах художественных произведений заглавие — обязательный атрибут текста [Кожина 1986]. Коэффициент озаглавленности лирических стихотворений, то есть число озаглавленных стихотворений по отношению к их общему числу, резко отличается у разных поэтов, что, видимо, связано с характеристиками идиостиля каждого из них. Так, например, выделяется группа поэтов с очень низким коэффициентом: Цветаева (20 %), Блок, Мандельштам (21 %), Ахматова (25 %), Есенин (26 %); и с очень высоким: Маяковский (100 %), Заболоцкий (97 %), Антокольский (96 %), Анненский (93 %), Брюсов (91 %), Пастернак (78 %). Ряд поэтов попадает в промежуточную группу: Евтушенко (69 %), Тарковский, Мартынов (63 %), Бунин (61 %), Жданов, Парщиков (50 %).
При этом, во-первых, доля озаглавленных стихотворений различна у каждого поэта в разные периоды творчества (отмечается тенденция к увеличению коэффициента к концу творческого пути) и, во-вторых, общая цифра не отражает специфику композиционного разбиения на циклы, книги, сборники. Так, например, у Цветаевой имеется очень небольшое число озаглавленных стихотворений, но особенность ее творческого метода состоит в том, что стихотворные этюды объединяются в небольшие лирические циклы под общим заглавием (от 2 до 16 в каждом цикле), которые представляют собой единое стихотворное произведение: ср. «Бессонница», «Стихи к Блоку», «Стол» и др. Уникальным по своей структуре является «Кипарисовый ларец» И. Анненского, книга стихов, складывающаяся по типу «матрешки» из различных по величине законченных структур с собственными заглавиями: «не только заглавия стихотворений, но и заглавия трилистников и складней задуманы как действенный элемент, как ключ, в котором должны читаться охваченные ими стихотворения» [Гинзбург 1974: 330].
Такие поэты, как В. Брюсов и А. Блок, отдают предпочтение большим лирическим циклам, хотя способ их организации совершенно различен. По подсчетам Д. Е. Максимова [Максимов 1986: 80], разница показателей озаглавленности «вершинных» сборников Брюсова «Urbi et Orbi» и «Stephanos» и «вершинного» третьего тома лирики Блока велика: соответственно 89,7 % и 21,3 %. Эти цифры свидетельствуют, что композиционная и семантическая организация как отдельных стихотворений, так и циклов в целом у данных поэтов в некотором смысле полярна: ярко проступают «программно точная» манера Брюсова и «импрессионистично-набросочная» у Блока (определения Пастернака).
