Саму сагу о Тидреке можно датировать XI в. и по времени своего возникновения это произведение немецкого эпоса примерно синхронно ПВЛ. Однако к XI в. относится лишь оформление окончательного варианта саги, в котором она дошла до наших дней. Специалистам по фольклору хорошо известно, что эпос обычно содержит разновременные пласты информации, соединенные вместе народным творчеством и им зачастую преувеличенные. Хоть сага знает Смоленск, Киев и Полоцк, однако она именует Гольмгард-Новгород «главным городом над городами» и столицей Гертнита. Очевидно, что эта подробность могла попасть в немецкую сагу до образования единого Древнерусского государства со столицей в Киеве, т. е. до 882 г. Восприятие Новгорода как главного города Руси непосредственно сочетается в саге о Тидреке с известием о победе Вильтина над правителем Восточной Европы Гертнитом и возложении на него дани. Данный эпизод находит свою явную параллель в известии ПВЛ о варяжской дани, возложенной заморскими пришельцами на славянские и финно-угорские племена. Естественно, в сагу он попал не как непосредственная констатация этого факта, а в его преломлении сначала в героических сказаниях самих велетов, а затем, возможно, и немцев, в результате чего и превратился в описание войны двух великих европейских империй. Однако для нашего исследования принципиально важным фактом является не поэтическое преувеличение этого события, а то, что современный ПВЛ иностранный источник отмечает победу велетов над восточными славянами и взимание с них дани.
То, что взимавшие дань варяги принадлежали к племенному союзу велетов-лютичей, подтверждается и другими данными. Биограф Карла Великого Эйнгард так описал положение этого племени в VIII в.: «По окончании всех этих беспокойств открылась борьба с славянами, которые по-нашему называются вильцы, а по-своему, то есть на своем языке, велатабы. <…> Но восточный берег (Балтийского моря. – М. С.) населяют славяне, аисты (эсты) и другие различные народы; между ними первое место занимают велатабы, которым в то время король объявил войну»[185]. Из текста франкского историка следует, что велеты-вильцы обладали бесспорным первенством по отношению ко всем остальным народам, обитавшим на южном и восточном берегах Балтийского моря.
Дальнейшие события хорошо известны нам из летописи: «В лѣт 862. Изъгнаша Варѧги за море и не даша имъ дани. и почаша сами в собѣ володѣти. и не бѣ в нихъ правдъı. и въста родъ на родъ. [и] бъıша в них̑ усобицѣ. и воєвати почаша сами на сѧ [и] рѣша сами в себѣ. поищемъ собѣ кнѧзѧ. иже бъı володѣлъ нами. и судилъ по праву. [и] идаша за море къ Варѧгомъ к Русı. <…> рѣша. Русь. Чюдь [и] Словѣни. и Кривичи. всѧ землѧ наша велика и ѡбилна. а нарѧда в неи нѣтъ. да поидѣте кнѧжитъ и володѣти нами. и изъбращасѧ 3 братья. с родъı своими. [и] пояша по собѣ всю Русь. и придоша старѣишии Рюрикъ [сѣде Новѣгородѣ]. а другии Синеоусъ на Бѣлѣѡзерѣ. а третии Изборьстѣ. Труворъ. [и] ѿ тѣхъ [Варѧгъ] прозвасѧ Руская землѧ Новугородьци ти суть людьє Нооугородьци ѿ рода Варѧжьска. преже бо бѣша Словѣни»[186] – «В год 862. И изгнали варягов за море, и не дали им дани, и начали сами собой владеть, и не было среди них правды, и встал род на род, и была у них усобица, и стали воевать друг с другом. И сами решили: “Поищем сами себе князя, который бы владел нами и судил по праву”. И пошли за море к варягам, к руси. <…> Сказали руси чудь, словене, кривичи и весь: “Земля наша велика и обильна, а наряда в ней нет. Приходите княжить и владеть нами”. И избрались трое братьев со своими родами, и взяли с собой всю русь, и пришли. И сел старший, Рюрик, в Новгороде, а другой – Синеус, – на Белом озере, а третий, Трувор, – в Изборске. И от тех варягов прозвалась Русская земля. Новгородцы суть люди от рода варяжского, а прежде были словене».
В Новгородской I летописи выражение «въста родъ на род» заменено на «въсташа град на град», что, как показали археологические раскопки, более соответствовало происходившим событиям. Достоверность летописного известия подтверждается одновременными пожарами или прекращением существования в середине IX в. целого ряда поселений на северо-западе, таких как Холопий городок под Новгородом, Псков и Труворово городище. Первоначально в этот список включали и Ладогу, где, как писал Г. С. Лебедев, V ярус (ок. 840 – ок. 865) оказался уничтожен сильным пожаром, при раскопках на окраине поселения были найдены обгоревшие останки женщины и ребенка[187]. Однако последующие исследования заставили скорректировать дату ладожского пожара: «Таким образом, привлечение новых дендрохронологических данных позволяет уточнить дату пожара горизонта Е2 и отнести его не к рубежу 50-60-х годов IX в., а ко второй половине 60-х годов (не ранее 863 г. и не позднее 870 г.)»[188]. Очевидно, что вспыхнувшая вслед за изгнанием варягов междоусобная война привела к перебою в функционировании трансконтинентального торгового пути. Выше уже приводились данные по находкам куфических монет в Волховско-Ильменском регионе, где пик торговой активности 800-824 гг. (531 экз. и 8 кладов) сменяется почти полным ее прекращением в 850-х гг. (3 экз. и 1 клад). По наблюдениям нумизматов, исходивших из датировки пожара в Ладоге 860 г., после этого примерно на десятилетие прерывается поступление серебра в Швецию и на Готланд. Очевидно, что нарушение торговли ударило по экономическим интересам восточноевропейской племенной знати. Это, очевидно, повлияло на ее решение на определенных условиях вновь призвать из-за моря варягов для восстановления регулирования трансконтинентальной торговли, с чем они достаточно неплохо справлялись до этого, и возобновления поступления регулярных доходов для племенной верхушки. Кроме того, расположением вдоль пути «из варяг в арабы» во многом и объясняется состав участвовавших в призвании племен. Разумеется, это была не единственная причина призвания Рюрика с братьями, но, по всей видимости, одна из основных.
Другой, не менее важной задачей, которую восточноевропейские племена пытались решить с помощью призвания нового правителя, было прекращение губительной междоусобицы. Лучше понять сложившуюся ситуацию нам поможет аналогия из древнерусской «Повести о Петре и Февронии». Из-за низкого происхождения жены муромского князя Петра бояре вынудили его оставить свой престол. Когда он спустя некоторое время хотел отплыть, его нагнали муромские вельможи, обратившиеся к нему со следующей мольбой: «Господин наш князь! От всех вельмож и от жителей всего города пришли мы к тебе, не оставь нас, сирот твоих, вернись на свое княжение. Ведь много вельмож погибло в городе от меча. Каждый из них хотел властвовать, и в распре друг друга перебили. И все уцелевшие вместе со всем народом молят тебя: господин наш князь, хотя и прогневали и обидели мы тебя тем, что не захотели, чтобы княгиня Феврония повелевала женами нашими, но теперь, со всеми домочадцами своими, мы рабы ваши и хотим, чтобы были вы, и любим вас, и молим, чтобы не оставили вы нас, рабов своих!»[189] Однако уцелевшим муромским боярам было гораздо легче прийти к согласию между собой, чем участникам усобицы IX в., уже в силу того, что все они безусловно признавали авторитет и право своего князя на власть в городе. Как было показано выше, княжеская власть существовала у ильменских словен еще до призвания варягов, и вполне возможно, что аналогичные племенные княжения могли существовать и у некоторых других участников конфликта. Соответственно, необходимо было выбрать такого правителя, чей авторитет и право на власть признавались бы всеми вовлеченными в междусобицу сторонами.
Именно на благородство происхождения делает акцент Иларион при упоминании императорского титула кагана у правнука Рюрика: «Сии славныи от славныихъ рожься, благороденъ от благородныихъ, каганъ нашь Влодимеръ…»[190] На это ссылается и Гостомысл в своей речи, когда он советует новгородцам призвать варяжских князей: «…того ради намъ надобны Князи, которые бы нами владѣли; а таковы три брата Князи, изъ честнаго произведенiя крови, обрѣтаются въ Варяжской землѣ, разумомъ и храбростiю воинскою славны…»[191] Данная речь новгородского старейшины была помещена в «Синопсис» XVII в., и мы вполне бы могли пренебречь этим текстом, расценив его как вольную фантазию позднего автора, если бы аналогичные представления о природе верховной власти у славян нам не встречались бы в гораздо более ранних источниках, заслуживающих безусловного доверия. Так, например, византийский император Юстиниан II в 691 г. набрал войско из живших в Фессалониках славян: «Он набирает из них войско численностью до тридцати тысяч, вооружив которое он нарек его “отборным”, поставив над ними архонтом некоего по имени Небул из более благородных (среди них)»[192]. Данное замечание автора показывает, что у южных славян имелись «благородные», т. е. наиболее знатные и главенствующие роды, из числа которых и избирался верховный вождь. Франкские анналы, описывая войну 789 г. Карла Великого с полабскими славянами, упоминают верховного правителя велетов-вильцев Драговита, отмечая при этом, что «он далеко превосходил всех царьков вильцев и знатностью рода, и авторитетом старости»[193]. Примечательно, что все так называемые «младшие анналы», упоминая титул Драговита, именуют одного его царем (rex), точно так же, как и самого Карла Великого. Все эти данные, относящиеся к самой ранней письменно зафиксированной истории как южных, так и западных славян, свидетельствуют о том, что главенство среди племенных вождей зависело в первую очередь от знатности рода и благородства происхождения. В силу всего этого мы с уверенностью можем заключить, что данное обстоятельство напрямую относилось и к самому основателю русской великокняжеской династии. Соответственно, если приведенное выше утверждение «Синопсиса» XVII в. о Рюрике и его братьях, что они «изъ честнаго произведенiя крови», и не восходит непосредственно к какому-то несохранившемуся древнерусскому тексту, то, во всяком случае, абсолютно верно по смыслу и отражает древнюю общеславянскую традицию.
