Мне не дожить до этого, но слова эти рано или поздно оправдаться должны.
Итак (возвращаюсь к исходу этой побочной вставки, стр. 250), господствующее у нас мнение, Тенгоборским ясно выраженное, о пользе низких тарифов для того, чтобы иметь сбыт русскому хлебу, не только неосновательно, т. е. построено на посылке, справедливой лишь для торговли, едва начинающейся в отдаленной стране, за какую нельзя считать нашу страну, но и прямо вредно для России, потому что не позволяет ей заменить свой маловыгодный (как будет подробнее показано в гл. 3) хлебный отпуск более выгодным отпуском других товаров, которые равномерно, без скачков и «страды», могут идти из России за границу. Распространение вышеупомянутого ложного и пагубного мнения столь велико, что я считал своим долгом остановиться на нем, излагая историю русского тарифа. Но не в этих общих соображениях и крупных цифрах я надеюсь найти главные опорные пункты для внушения иных исходных мыслей, а в рассмотрении отдельных частностей, к чему и приступаю, начиная с хлебных товаров, поставленных во главу русского тарифа. Разбирая хлебную, угольную, железную и другие потребности русского и других народов, я буду часто показывать, что на место хлеба может и будет отпускать от себя Россия, вступив в семью европейских народов, извлекающих полезности из всего доступного при помощи усиленного труда. Не деньги, всем векам известные, а созидающий и природу покоряющий усиленный и всеобщий труд составляет истинный девиз современного просвещенного мира. Из рабского дела он стал вольным, из злой необходимости стал чистым, любимым и всепобеждающим делом просвещенных людей. […] Меркантилисты кланялись из людских дел золотому тельцу, а ныне если пред чем людским преклоняется весь современный мир, свободно и сознательно покоряющийся божьим или естественным законам, то разве одному созидающему и всепокоряющему труду. Время златого тельца прошло, оно и не воротится, потому что вся сила, бесспорно, не в нем, а в труде; золото же должно спуститься на роль средства, и притом такого, которое всюду с успехом прячется в кладовые, заменяясь кредитом или доверием, а оно стремится лишь туда, где труд господствует, где он стал делом чистым и желанным, а не достоянием рабов или злою обязанностью бедняков. Полное торжество труда над золотом еще не наступило, но уже близко и видимо из того, что сила и богатство устремляются туда, где трудолюбие стало добродетелью, где ему отдаются лучшие люди и где перестали доверять одному бряцанию мечей, золота и слов.
Протекционизм и фритредерство, земледельцы и заводчики сходятся в том, что пришло время дать честь и место труду, понимаемому не как простое дело «рабочих», а как всеобъемлющее дело производства полезностей, начиная от семейных и хозяйских до государственных и общечеловеческих. При этом труд все более и яснее специализируется, потому что таким путем он становится наиболее производительным. Тут Адам Смит разобрал дело в корнях. А при специализации труда посредники неизбежны. Думающие обойти их ошибаются или бьют в пустоту, как те, которые ворчат на деньги. Задача сводится на определение того, кому же быть посредниками или при какой организации посредничества достигается наилучшее «распределение». Растущее, очевидно, должно усложняться. Но сложное решаемо и разрешится. Люди, научившиеся дифференцировать или видеть дело в его бесконечно малых составных долях, начинают постигать и сложение их в конкретные, конечные величины, т. е. научаются интегрировать, сперва над случаями простыми и легкими, а потом, понемногу, и для случаев сложных, на первый взгляд кажущихся просто неразрешимыми. Анализ есть неизбежный предшественник синтеза. Эпоха одного чистого анализа постепенно переходит в эпоху, усложненную синтезом; из облаков, бесконечно малыми величинами образованных, происходит и слагается реальный, плодотворный и конечный дождь, необходимый жаждущей почве, испарения которой и дали облака. Как при интегрировании прибавляется постоянное, так при синтезе жизни, вытекающей из ее анализа, приложится история как неизменное постоянное, и через это все предстоящее незаметно сольется в гармоническую эволюцию с прошлым и современным. Не предвзятый оптимизм, а сознательное отношение к жизни заставляет верить и говорить столь оптимистически.
Май 1891 г
Примечания
1. Но это отрицают лица, решающиеся у нас очень часто от имени науки говорить только о глубоком вреде, везде и всегда, будто бы причинявшемся протекционизмом. Не то чтобы я не хотел называть лиц, но не называю их просто по той причине, что мне стыдно за них, а особенно за ложную ссылку на науки, которые они эксплуатируют ради только красного словца. Но чтобы не остаться голословным, я цитирую для примера одну статью, подписанную полной русской фамилией в журнале, который мне, однако, совестно называть полным именем, равно как и подпись автора. Скажу загадкой. В названии журнала 14 букв, в фамилии автора 10 букв, год 1876, статья трактует о свободной торговле и протекционизме.
2Янжул. «Английская свободная торговля», II (1882), стр. 5.
3Увеличение вывоза в начале 70-х годов определяется прежде всего устройством железных дорог.
4Чтобы дать понятие об общем ходе английских торговых оборотов, привожу из вышеуказанного источника крупные цифры, присовокупляя к ним баланс. Все цифры даны в миллионах фунтов стерлингов:
Года
Весь вывоз
Весь ввоз
Баланс
Сумма оборотов
1880
286
411
-135
697
1881
297
397
-100
694
1882
307
413
-106
720
1883
305
427
-122
732
1884
296
390
-94
686
1885
271
371
-100
642
1886
269
350
-81
619
1887
281
362
-81
643
1888
298
388
-90
686
1889
313
427
-114
740
Если бы предположить, что средним числом от 10 до 20% стоимости товаров приходится за их перевозку и что перевозка вся идет на английских кораблях (что недалеко от правды, как увидим впоследствии — говоря о кораблях), то оказалось бы, что баланс Англии близок к нулю- Так важна ценность перевозки.
5Пишущим против денег, оставаясь последовательными, следовало бы писать и против всякой мены, всякого счета и расчета, против единиц меры, веса, теплоты, силы и т. п. Зачем считать? Ведь можно прожить и без счета. Цена, деньги — суть своего рода единицы для выражения меновых отношений. На мой взгляд, восстающие против денег только перефразируют: «веревка — вервие пустое». Да и существо их вожделений, очевидно, относится не к самой идее денег, а только к их распределению. Вопрос этот, правда, очень сложен, труднорешим, но понемногу, мирно и разумно он идет к решению, и множество путей — помимо простого уничтожения денег — ведет к желаемой цели, уже намеченной человечеством. Отношения между капиталом, землей, посредниками и трудом уже составляют предмет общих дум. Их объективного изложения и обобщения, к сожалению, еще нигде не видно. Ретроградам хотелось бы похоронить все это, радикалам — разрубить классически, как гордиев узел, но ни та ни другая крайность истории и действительности не отвечают, а потому здесь ряд недоразумений нарастал бы, а не разъяснялся, если бы понемногу не шли вперед. Победа, во всем мире видимая, разумного протекционизма над принципиальным фритредерством принадлежит, по моему мнению, к фазисам, показывающим, что человечество начинает распутывать, а не рубить сложные запутки, или гордиевы узлы, своего недавнего прошлого.
Оправдание протекционизма
Д. И. Менделеев
[Газета «Новое время» 11(23 нов. ст.) июля 1897 г . No 767.
Публ. по: Менделев Д. И. К познанию России. М.: Айрис-пресс, 2002. С. 473—483.]
[Статья "Оправдание протекционизма", датирована 2 июля 1897 г ., т.е. была написана Менделеевым через три недели после первого письма Николаю II и отчасти повторяет содержащуюся в нем аргументацию в пользу покровительственной системы. О письмах Менделева Николаю II см.: Исторический архив. 2004. № 2, 4]
* * *
[473] Когда господство пессимизма и безучастности ко всеобщему заставляет оправдывать само «добро»1, тогда едва ли может быть излишним — оправдание протекционизма.
Исторические изменения (эволюции) вырабатывают общее совершенствование посредством блага отдельных лиц, семей, народов и государств. В признании этого сходятся идеалисты с позитивистами, и в этом направлении мыслей легче, чем во всяком ином, разрешимо множество запутаннейших сомнений или вопросов, например, из числа современных русских: о торгово-промышленной политике, о дворянстве и о патриотизме. Всего более разноречий существует у нас в отношении к первому из этих вопросов. И немудрено — он новее двух остальных. Ведь ни Будда, ни Конфуций, ни Платон не знали еще различия фритредерства (freetrade — свободная торговля) от протекционизма (покровительство промышленности и торговле страны), а о сословиях и о патриотизме и тогда много говорилось. Классического, укреплявшегося в умах поколениями, решения торговой политики и быть не может, потому что вся первичная жизнь чужда ее требований, определившихся лишь новейшими временами, когда стали очевидны: единообразие людских интересов, возможность братской жизни всех народов и полная неизбежность, для всех и повсюду, усердной, трудовой, промышленной работы на себя и на других, если не сейчас, когда еще многим можно лежать на печи, то в близком, уже предвидимом, будущем. Под этим углом зрения множество древних вопросов приобрело новые оттенки, и на первый план все более и более выступают вопросы торговой политики. Оттого и видим, что к этим вопросам все чаще и чаще обращаются законодатели и решают их в ту или иную сторону, то под влиянием принятых на веру первичных доктрин, то под давлением усложняющихся требований действительной жизни. И мне хотелось бы в небольшом ряде газетных статей содействовать выяснению существующего и поныне, особенно у нас в России, разноречия этих учений, [474] хотя я и заявил уже себя протекционистом2. В русской литературе преобладают идеи фритредерства, а в русской жизни господствуют понятия протекционные. Мирить их я не намерен, думаю только уяснить и показать связь со многим другим и, между прочим, с двумя вопросами, указанными выше; но к этому обращусь только потом, сперва буду говорить о самой сущности разноречия, касающегося торгово-промышленной политики. Когда же найду время и возможность — предполагаю коснуться и некоторых частностей, например: цен на хлеб, железо и машины, отношений между выгодами предпринимателей и всей страны и т. п.
