Глаза Андрея, цвета виски, были печальными и растерянными.
— Что ты знаешь про метеориты? — начал он разговор с вопроса.
— Ну, начнем с того, что они сыплются из пояса астероидов, где когда-то взорвалась планета Фаэтон.
— Которой никогда не было, — добавил Анд-рей.
— В настоящее время открыто несколько тысяч астероидов. Это глыбы неправильной формы с поперечниками от 1000 км до 500 м. Например, орбита астероида Икар, с диаметром 1,5 км, почти пересекается с орбитой Земли. Сближение его с Землей происходит через каждые 19 лет (1968, 1987…), Слушай, так следующее сближение уже в этом году. Правда, ученые утверждают, что Икару не грозит столкновение с Землей.
— Не грозит, так не грозит. Что еще?
— Энциклопедия «Физика космоса» утверждала, что наиболее крупным космическим телом, упавшим на Землю, является Тунгусский метеорит. Его масса могла достигать миллиарда тонн. Однако в более позднем издании этого не повторили. Но в Тунгусе так ничего и не поняли, до сих пор нет нормальной теории. Это так и останется величайшей загадкой XX века.
— Насчет Тунгуса не знаю, — сказал Андрей, набросав какие-то цифры на салфетке, — а масса Икара больше чем миллиард тонн.
— Ты думаешь, что все-таки грозит? Нам грозит столкновение с Икаром? В этом году?
— Да фиг с ним, с Икаром. Понимаешь, мой друг, в общем, он защитился под моим руководством, всю жизнь занимался Тунгусским метеоритом. Так вот, он решил эту загадку! Она решаема! Две недели назад он звонил мне из экспедиции…
— Решил?! — Какая-то сила чуть не выбросила меня из кресла. — Этого не может быть! Уже почти сто лет ученые многих стран пытаются разгрызть этот орешек — и все безрезультатно.
— Я ему верю. Если он сказал, что решил, значит, решил. У него была изумительная интуиция. Беда в другом: сегодня пришла весть, что он исчез.
— Как?
— Имущество экспедиции брошено, родственники шум подняли, милиция начала розыски. Есть подозрение, что его убили. По крайней мере, это единственная официальная версия.
— Твоя версия отличается?
— Отличается. Ты знаешь, в шестидесятых была выделена куча средств на изучение места Тунгусской катастрофы? Как ты думаешь, почему?
Я недоуменно пожала плечами.
— Искали следы уникального оружия. Представляешь, объект небольшой — радиус несколько десятков метров, а грохнул, как 25 мегатонн тротила. Ты можешь представить себе такую гору? Только для ее перевозки нужен состав из 400 тысяч железнодорожных вагонов… Взрыв, равный… если пересчитать на атомные бомбы, сброшенные на Хиросиму… одновременной детонации более чем тысячи американских атомных бомб. Как тебе?
— Впечатляет.
— Вот механизм этого чудовищного выделения энергии и пытались разгадать, чтоб подчинить себе разрушительную силу, в тысячу раз большую, чем сила атомного оружия. Да ничего из этого не вышло. А он догадался…
— Ты думаешь, что его похитили?
— Мы должны понять, к каким выводам он пришел. Кого это могло заинтересовать? Тогда и будет ясно, что дальше делать. Ты со мной согласна?
— Согласна. Но что ты хочешь от меня?
— Покопайся в этом деле. Ты же технарь, хоть и с задвигом в журналистику[1]. Ты сможешь. У меня есть ссылки на литературу, которую он штудировал, его записи. Я буду рядом, помогу тебе с расчетами, ежели надо. Вместе мы повторим его путь.
— А почему ты сам не возьмешься?
— Я пробовал. Я не могу, я не женщина.
— То есть?
— У женщин развита интуиция, а у мужиков, как правило, только логика. Он был исключением. А логикой здесь не возьмешь. Сколько академиков зубы пообломали! А у женщин интуиция развита от природы. Все просто. Новорожденный ребенок говорить не может, когда ему плохо, он плачет. Самое сложное — угадать причину, вернее, почувствовать. Женщина, мать, — может. Мужчина — нет. Ты — мать, да не единожды, ты поймешь, нащупаешь. Я верю в тебя. Ты все можешь.
— Неправда, не все. Даже на тебя я не могу повлиять… Ты знаешь, о чем я.
— Хорошо. Ладно. Давай за попутный ветер, — Андрей поднял бокал и устало улыбнулся. — А я на досуге подумаю… Ты знаешь, о чем я.
Вечером в мою форточку ввинтился какой-то неведомый птах с нахальным желтым хохлом на макушке и внимательными, даже, скорее всего, какими-то проницательными глазами. Он сел на клетку, оставшуюся от моего волнистого попугая Жорика, и четко произнес: «Привет», а потом, я могу поклясться, в его невнятном бормотании послышались слова «двуногая жрица».
Вот так я и оказалась втянутой в эту авантюру. Загадка Тунгусской катастрофы — загадка прошедшего века. Тайна, покрытая мраком. Много сказано. Много написано. Истина скрыта. Придется искать.
В моем распоряжении был, во-первых, абонемент БАНа, вернее, теперь уже БРАНа (Библиотеки Российской академии наук), изумительное место, хоть в новое название и закрался оттенок ругани. Эти новые, послеперестроечные названия приводят порой в восторг. Когда мирный ЛИЯФ вдруг превратился в хищного ПИЯФа, у меня почему-то пробежал мороз по коже.
Во-вторых, я люблю дышать пылью веков в читальных залах Публичной библиотеки. Там хорошо думается, глядя на изломы ветвей вековых дубов и лип на фоне летящих по голубому небу белоснежных облаков. Вот между этими двумя точка ми мне и пришлось носиться, как комете с горящим хвостом.
Список Андрей скинул солидный. Только моя макушка возвышалась над стопками журналов и книг. Процесс сразу захватил меня. Одна книга заставляла обращаться к другой, другая — к третьей. Это напоминало сбор земляники в жаркий полдень: наклоняешься за одной ягодкой — и видишь еще сразу три, наклоняешься за следующей — и открываются бескрайние дали. Я все глубже и глубже погружалась в тему. Меня интересовали факты, факты и только факты. Естественно, попутно приходилось знакомиться и с соответствующими работами именитых ученых.
Но вот ведь парадокс: такое ощущение, что они просто боялись сделать соответствующие выводы, располагая теми же данными, что и я. Только вот почему боялись? Потому что было не избежать некоторых натяжек и некорректностей в выводах, а следовательно, был шанс прослыть в научном мире дилетантами, недоучками (все же представители академических кругов традиционно берегут свою научную репутацию, как иная девица
бережет свою девичью честь). Или опасались преследований и гонений? Только вот с чьей стороны? Политбюро? Опять же, инквизиторов от науки? Или зеленых человечков? Трудно сказать, почему практически за 100 лет ни у кого руки не дошли и язык не повернулся сделать какие-то основательные вывода по Тунгусской катастрофе. Впрочем, кое-кто все-таки продвинулся в данном исследовании, это был друг Андрея Владимир Скреба, с которым что-то стряслось: в худшем случае — убили, в лучшем, может, всего-навсего похитили. Впрочем, именно это и предстояло в первую очередь выяснить. По-видимому, некая мрачная аура витала над исследователями Тунгуской катастрофы буквально с момента первых попыток осмыслить происшедшее. Академики и светила пониже уровнем чувствовали опасность шкурой и не углублялись в странную проблематику загадочного происшествия.
Инстинкт самосохранения во всю глотку вопил во мне: «Остановись, дура баба! Займись собиранием приданого для своих дочек! Пиши про особенности анималотерапии и не хватайся за столь рискованные и проблематичные темы! Вспомни, что вообще-то семейству надо кушать, а значит, тебе следует работать за деньги, а не чтобы свернуть шею! Опомнись!!!»
Однажды я даже набрала номер Андрея и пролепетала:
— А как ты думаешь, светик-семицветик, меня никто не похитит за то, что я вожусь с тайной твоего метеорита?
— А что, кто-то уже посягает?
— В общем пока нет. Но как-то мне неуютно от мыслей о Володе и о том, что с ним произошло…
— Кидаешь?
— Да ни Боже мой. Просто мысли всякие в голову лезут… А знаешь что, Данилов?
— Что мадам изволит?
— Тебе ведь надо, чтобы я взяла след, да?
— Ну, в общем… Но ты можешь в любой момент отказаться, ты вообще никакого отношения к этой ситуации не имеешь, так что…
— Поздно пить боржоми, когда почки отказали, батенька, поздно: я уже в теме и меня уже понесло. Но как есть втравил во все это меня ты, то должен мне торжественно пообещать, даже, можно сказать, поклясться, что в случае моего исчезновения или гибели во цвете лет ты уматеришь, то есть удочеришь, конечно, моих принцесс, станешь о них заботиться, выдашь замуж, поможешь растить внуков… То есть моих внуков… — голос мой задрожал. Я живо представила себе свой портрет в черной рамке на стене и кудрявого мальчика, рассматривающего его: «Мама, это наша баба?» — «Да, миленький, это наша бедная баба… Она была такая молодая…» — «Мама, почему была?» — «Ее убил Тунгусский метеорит…» На глаза наползали предательские слезы, я потерла нос; хорошо, что Андрей меня не видит.
