Пупо Моррисон Масса. Звучит классно для рок-звезды.
Я уже видел его на сцене с электрогитарой в руках рядом со мной. Даже нет, я видел его одного, еще более заводного, чем я, играющего тяжелый рок а-ля «Блэк Саббат»!
Когда Элиза сказала Лауре, что мы решили назвать девочку ее именем, это потрясло ее до глубины души. А когда Элиза добавила, восхитительно солгав, что это была моя идея, потрясение Лауры перешло в рыдание.
— Она плачет, — сказала Элиза, прикрывая трубку рукой.
Я взял трубку:
— Сейчас-то чего плакать?
— Это из-за имени… спасибо, Франческо… просто не ожидала от тебя такого… спасибо.
— Я назвал ее в честь Лауры Паузини[29]. Она мой кумир.
Лаура не перестала плакать.
Она мне не поверила, подумал я, стало быть, приходит в себя.
Когда Элиза не занята работой, мы частенько выходим в город. Бываем в ресторанах или каких-либо заведениях, где можно послушать хорошую музыку. Но чаще всего мы проводим время дома, всей семьей. И когда Лаура засыпает, мы вдвоем, я и Элиза, уютно располагаемся на диване в майках и домашних тапках… В домашних тапках, надо же! Мы сидим перед включенным телевизором, который не смотрим, или смотрим какой-нибудь фильм на видеокассете. Мы открываем бутылку хорошего красного или охлажденного белого вина, которые я откапываю, бродя по энотекам Нью-Йорка, и мы запиваем им странные китайские блюда, и нам доставляют домой в маленьких картонных пирамидка
Вкусно. Мы потихоньку приканчиваем бутылку и слегка пьянеем. После чего иногда танцуем. Я знаю, это может показаться чересчур сентиментальным, и если бы мне сказали что такое случится со мной, я бы не поверил, и тем не менее иногда мы танцуем. Прижавшись друг к другу, молча, мы отдаемся ритму музыки. Элиза расслаблена и спокойна, не отпускает никаких шуточек, видимо чувствуя, что это не к месту, и позволяет вести себя. Ей это доставляет удовольствие. У меня на душе умиротворение, какого я никогда прежде не испытывал. Я наконец-то абсолютно спокоен. Состояние, в котором я пребываю… как его определить, я не знаю. Меня распирает… что?.. Счастье?.. Счастье — нужное слово? Бог весть. Может быть, полнота жизни?.. Что-то очень близкое к этому. Но верное определение все-таки другое… Оно есть. И нет смысла ходить вокруг да около, потому что я знаю, что это такое. Точное слово — любовь. Я никогда не произносил его, а может, произносил, но только сейчас я не просто произношу его, я чувствую то, что за ним стоит. Я понимаю глубинный смысл любви.
Элиза постоянно старается затащить меня на свои деловые ужины — я, как могу, увиливаю от этого. Я предпочитаю оставаться дома с Лаурой, есть всякую дрянь, которую сам готовлю, что, впрочем, намного вкуснее той дряни, что подают в нью-йоркских ресторанах.
Иногда нам звонят Лаура и Флавио. Разумеется, по отдельности. Флавио информирует меня о своих успехах, которые в какой-то степени и мои тоже, поскольку я являюсь совладельцем фирмы.
С Лаурой иначе. Это я рассказываю ей о перипетиях жизни в Нью-Йорке, умышленно сгущая краски, чтобы подогреть остывающий, как мне кажется, интерес к этой теме.
— Послушай, Лаура, чего ты до сих пор торчишь в Милане? Твое место здесь! Знаешь, кого я встретил сегодня утром на лестничной клетке? Шварценеггера! Ты как угадала!
Он действительно живет в нашем доме. И мы дружим. Он просил передать тебе привет.
— Я тебе говорила, что он живет в твоем доме? Не припомню такого. Ну и как он?
— Как?.. В общем… я выгляжу мускулистее его.
И она все это «съедала». Не то, что я мускулистее его разумеется, а то, что мы живем в одном доме. На самом деле «Джорнале» арендовала для нас небольшую квартирку — зато в Верхнем Вест Сайде, районе с самой высокой концентрацией знаменитостей, где, как утверждала Лаура, живет и ее кумир Шварценеггер, которого я если и видел, то только на киноэкране.
Справедливости ради надо сказать, что Элиза тоже нередко попадает под обаяние «звезд», одна оригинальней другой. Однажды она вернулась домой в сильном возбуждении. Открыла дверь, напевая бравурный мотивчик. Переступив порог, поцеловала меня с порывом эмигранта, вернувшегося на родину. Схватила на руки Лауру и сделала с ней несколько туров вальса на сверхзвуковой скорости, так что, когда опустила ее на пол, чуть не упала сама, не поддержи я ее. Уселась на диван и воскликнула:
— Ты не поверишь!
Мы с Лаурой, открыв рот, смотрели на нее. Она сделала глубокий вдох, словно собираясь сообщить нечто необыкновенное, и сообщила:
— Держись крепче!.. Угадай, у кого я завтра буду брать интервью? Я ходила за ним по пятам целых три месяца!.. Тебе не говорила, чтобы не сглазить…
— Судя по тому, как ты вздрючена, это как минимум Били Клинтон.
— Нет, это ерунда…
— Тогда это… погоди… Сэлинджер! Неужели тебе удалось раскрутить на интервью самого Сэлинджера?!
— Нет, не будем преувеличивать мои возможности…
Она бросила на меня взгляд, который читался так: эта затея должна понравиться и тебе тоже.
Я немного подумал, и до меня дошло. Как только мы появились в Нью-Йорке, я попросил ее найти возможность взять интервью у одного полезного для меня человека и взять на это интервью меня.
— Это Джон Ли Хукер!! Ты сделала это! Спасибо… Давай возьмем с собой еще Лауру! Хотя нет, она будет отвлекать нас, а я собираюсь вызнать у него кучу вещей. Позовем бебиситтер и отправимся вдвоем. Когда назначена встреча?
В этот момент я был взволнован сильнее, чем она.
— У нас с ним ланч… Но это не Джон Ли Хукер.
— Нет?! — Моему огорчению не было предела. — А кто тогда?
— Один актер.
— Актер? Но мне не интересны никакие актеры.
— Знаешь что? Я предпочитаю делать интервью не с те-ми, кто интересен тебе, а с теми, кто интересен мне!
— Ты так на меня посмотрела, будто хотела сказал, что я…
— Ничего я не хотела, успокойся.
Я ошибся. Она действительно не собиралась говорить ничего для меня обидного, мне просто показалось.
— Ну и кто это в таком случае? — спросил я, уже слегка ревнуя.
— Величайший человек! Самый великий из всех!
— Ах, самый великий! Понял… Иди-иди, у тебя достаточно милая попка, чтобы он клюнул на интервью с тобой… Де Ниро?
— Уф!.. Нет, не он. Ладно, даю подсказку, поскольку ты сам никогда не догадаешься… Рон.
— Кто?! Розалино Челламмаре?[30] А разве он актер?
— Да нет же! Я не настолько экзальтирована, чтобы интервьюировать Розалино Челламмаре. Ты что, дурак? Рон! Рон «Ридж»!
— Кто?!
— Рон Мосс, ну, «Дерзкие и красивые».
— Этот тип со здоровенной нижней челюстью?
— Ну да, он самый! А разве ты отказался бы иметь такую челюсть? Он — полный отпад! Как только подумаю… Как он мне нравился!.. Знаешь, когда я была девчонкой, я не пропускала ни одной серии «Красивых»!
— Слушай, ты ненормальная? Надеюсь, ты шутишь!
— Шучу? Да я с ума сходила по нему, так мне хотелось познакомиться с ним!
— Ну ты даешь! Большую пустышку еще поискать надо!
— И это говорит мне президент фанклуба Пупо?!
— Какой, к черту, президент фанклуба Пупо? Это была шутка. Может, неудачная. По-твоему, я похож на президента фанклуба Пупо?
— Еще как!
— О господи!.. Неужели?
— Да.
— Извини, но тогда какого черта ты связалась с типом, зная, что он президент фанклуба Пупо?
— Так уж получилось…
Я повернулся к Лауре и заявил:
— Никто тебя не держит.
Я не шутил. Может быть, даже когда воображал себя президентом придуманного мною фанклуба «Тащимся от Пупо», и уж точно, когда мы поцапались из-за Мосса. Потому на следующий день после интервью Элиза ходила с затуманенным взором. Оставалось надеяться на лучшее. Если у меня родится сын с тяжелой нижней челюстью, я хотя бы буду знать, кто его отец.
Если я выхожу из дома один, я посвящаю себя любимому хобби: разглядывать людей. В Нью-Йорке нет ничего, что мешало бы выбору объектов. Правда, я никогда не обращаю внимания на странных типов, хотя они здесь — норма. Мне нравится смотреть на людей, ничем не выделяющихся, незаметных: например, на клерков, которые по утрам идут на работу одними и теми же ежедневными маршрутами, перекусывая на ходу хот-догами, наклоняясь вперед, чтобы не закапать галстук кетчупом; на домохозяек, замученных бытом, несущих тяжеленные сумки; на мускулистых негров, играющих в баскетбол на асфальтовых площадках, отгороженных от несущихся машин металлическими сетками. Еще я смотрю на женщин, на некоторых из них, тех, что, кажется, несут в себе какую-то тайну; на тех, что проходят мимо меня с отсутствующим или беспокойным взглядом, знаком некоего внутреннего потрясения; на тех, что, греясь в солнечных лучах за столиком бара, оглядываются по сторонам в ожидании кого-то, кто никак не придет. Я ищу вдохновения. И существуют места, где я его нахожу.
