«I. В. М.». Ни одна корпорация в мире, пожалуй, не воспользовалась столь успешно достижениями науки и техники за истекшие двадцать лет, как эта прежде ничем не примечательная фирма. Ее неоновые инициалы настойчиво бросаются в глаза на самых фешенебельных магистралях практически всех промышленных и финансовых центров капиталистического мира. В 1937 году, по данным Временной национальной экономической комиссии, «I. В. М.» занимала скромное, 185-е место среди американских компаний. Стремительно взошедшая на дрожжах научно-технической революции, она ныне превратилась в ведущую международную монополию по производству и сдаче в аренду современного электронного оборудования и вычислительных машин. На монополистическом Олимпе она вошла в первую десятку крупнейших промышленных корпораций капиталистического мира, списки которых традиционно публикует журнал «Форчун». Деятельность этой международной корпорации распространяется на 112 стран, где расположены ее 20 промышленных предприятий, 8 лабораторий и 346 учреждений по сбыту и обслуживанию. На предприятиях «I. В. М.» занято почти четверть миллиона рабочих и служащих, которые ежегодно производят продукцию на сумму около 8 миллиардов долларов, что превышает валовой национальный продукт таких стран, как Новая Зеландия, Колумбия, Нигерия или Таиланд. Ежегодные прибыли корпорации приближаются к миллиарду долларов.
Но, став олицетворением научно-технической революции на Западе, «Интернэшнл бизнес мэшинз» одновременно разделила и ответственность за многие ее отрицательные экономические и социальные последствия. По мере того как эти последствия болезненно давали о себе знать, страдала и репутация фирмы в общественном мнении: акции ее поднимались в цене на биржах, моральный же престиж котировался все ниже. И тогда руководители корпорации позволили себе широкий жест — в начале 60-х годов они выделили 5 миллионов долларов на исследования социальных последствий автоматизации и обязались в течение десятилетия финансировать различные университетские программы по данной проблеме. Трудно сказать, рассчитывали ли они при этом, что практические результаты исследований окупят со временем расходы на них. Так или иначе капиталовложения в науку в перспективе должны всегда оправдывать себя если не в виде финансовых прибылей, то, во всяком случае, в форме идеологических дивидендов.
Гарвардских ученых, активно включившихся в программу, никто не вынуждал ни жертвовать своей академической свободой, ни поступаться своими убеждениями и научной объективностью. Они, несомненно, вольны заниматься апологией «технотронной цивилизации» или обличать ее. Сам Макдермот, кстати, характеризует позицию Местина как «антикапиталистическую по духу, хотя и недостаточно боевую». Тем не менее, к каким бы выводам исследователи ни пришли в итоге, сам факт щедрости корпорации, ее «озабоченности социальными последствиями своей деятельности» заведомо морально обеляет ее в обыденном сознании широких слоев населения. Вот почему памфлет Макдермота «Технология — опиум интеллигентов» не просто научная полемика с Местином, но как нельзя более своевременный призыв к социальной ответственности американских ученых, интеллигенции вообще перед лицом научно-технической революции.
Обстоятельно излагая и анализируя программу Гарвардского университета, профессор Макдермот упрекает ее авторов в том, что они не только сами заблуждаются насчет последствий современной технологической революции, но и сеют беспочвенные иллюзии среди американской общественности. Вслед за У. Ростоу, Э. Шилсом и 3. Бжезинским они, даже сознавая отдельные отрицательные стороны научно-технического прогресса в США, тем не менее уповают на то, что в конечном счете «благо во много раз превосходит зло». Более того, единственное эффективное средство смягчения этого зла, если не его устранения, гарвардские ученые усматривают в дальнейшем внедрении новой технологии во все поры современного общества, иначе говоря, придерживаются взгляда: «Спасение от технологии — в еще большей технологии». Эта установка, предостерегает Макдермот, грозит завлечь общество на опасный путь.
Официальные пророки «технотронной цивилизации» в лице Бжезинского, пустившего в оборот этот термин, и прочих идеологов государственно-монополистического капитала спекулируют на всеобщем увлечении достижениями науки и техники. Они стремятся связать с технологической революцией широко распространенные надежды и чаяния, уверяя массы, что она автоматически приведет к установлению всеобщего изобилия и мира, к радикальному решению проблемы бедности и проклятого расового вопроса, к прекращению всяких политических разногласий и к конечному торжеству разума над властью. Одним словом, научно-технический прогресс преподносится ими как универсальное средство от всех социальных несправедливостей и конфликтов современной Америки. Именно это убеждение, ставшее своего рода символом веры значительной части американской общественности, Макдермот называет «опиумом интеллигентов».
В действительности же повсеместное внедрение новейшей технологии, как считает он, не столько избавляет общество от хронических социальных болезней, сколько усугубляет их. «Люди часто говорят, что Америка — больное общество, имея в виду, что в Америке много отдельных больных людей, — пишет Макдермот. — Но правы они в первом случае; общество настолько больное, что индивидуальные попытки исцелить его и индивидуальный разум оказываются бесполезными». В создавшихся обстоятельствах технология оказывается бессильной противостоять злу; ее широкое внедрение вопреки надеждам сопровождается эффектом, прямо противоположным ожидаемому: «Растет социальная иррациональность общества. Техника властвует над человеком. Люди становятся придатком к системе… Паранойя становится общим явлением». Все это, согласно Макдермоту, «естественное следствие социальных и организационных форм развития технологических систем», при которых «социальная иррациональность лишь увеличивается личной интеллигентностью людей, вовлеченных в эту систему».
Одним из самых отрицательных и опасных последствий научно-технической революции в США Макдермот считает усиление антидемократических тенденций в обществе, в том числе и в культуре. Новая технология еще более противопоставляет управляющих управляемым, «посвященных» — «непосвященным», углубляет и расширяет пропасть между привилегированными и обездоленными, сопровождается не духовным ростом широких масс населения, а распространением среди них своеобразного невежества, имя которому некомпетентность как в вопросах управления, так и в сфере культуры, которая все более распадается на массовую и элитарную. Социальная иерархия возрастает; право принимать важные национальные решения сосредоточивается в руках все более узкого круга людей. Технология, по словам Макдермота, порождает свою собственную политику. Она «в самой основе требует, чтобы маленькие группы технически оснащенных людей, действующих в иерархической системе, осуществили рационализированный контроль над большими группами людей, машин и событий».
Благодаря повсеместному внедрению технологии, продолжает Макдермот, «по-настоящему творческая роль в социальных процессах, связанных с технологическими изменениями, резервируется для научной и технической элиты, которая открывает и организует новое „знание“, полагая, что „масса простых людей — это в основном тормоз для общественного благосостояния“». Даже язык, употребляемый специалистами, оказывается насыщен таким количеством новой терминологии, что, подобно средневековой латыни, становится непонятным для простого человека, который все менее способен постигнуть происходящие события, сопоставить политические цели и средства их достижения. «По мере того как технические формы речи, в которых протекает основная деловая активность американского общества, становятся непонятными или малопонятными, происходит упадок одной из существенных черт демократии».
Макдермот иллюстрирует свои утверждения рядом примеров, почерпнутых из собственных наблюдений над поведением американских солдат во Вьетнаме, где, как он говорит, технологическая целесообразность, поставленная на службу интервенции, безжалостно растоптала все нравственные нормы и чувства людей, превратив их в послушные винтики гигантской машины разрушения. Аналогичный процесс, хотя и не в столь явной форме, происходит, по мнению профессора, и в самих Соединенных Штатах. Элементарные социальные ценности — свобода личности, равенство, справедливость, народовластие и т. п. — при этом прямо не отрицаются, но исподволь разрушаются и подменяются принципом «технологической эффективности».
Новая «технологическая аристократия», по словам Макдермота, все больше выступает в роли самозваных благодетелей человеческого рода. Миф о так называемых «бюрократах-альтруистах», готовых бескорыстно взвалить на свои плечи все заботы общества и предоставить остальным людям возможность целиком посвятить себя «гуманистическим и гедонистским аспектам жизни» (8. Бжезинский), — это опасное заблуждение, поддавшись которому американский народ может горько поплатиться. «Альтруизм наших бюрократов — это слишком тяжелое бремя для остальных». Ибо, продолжает Макдермот, «если освободить эти мысли от эвфемизмов, то перед нами окажутся просто доводы, которые усилят общественное значение интересов новой научно-технической элиты и отделят эти интересы от нас, остальных; да и то лишь в том случае, если мы еще сможем сами формулировать свои интересы, если не будем совсем ослеплены безумной погоней за удовольствиями (и нововведениями!!!), используя возможности, которые для нас создала новейшая технология».
