Петр Вегин
– Трагизм - или трагикомизм?- положения был в том, что я с 1976 года вбивал в голову тысячам людей: нас постоянно посещают инопланетяне. Я это принял как догму, слепо поверив Циолковскому. В этом меня также постоянно укрепляли контактанты, выносящие из каждого близкого общения с пришельцами уверенность, что они прибыли с той или другой планеты. Да какие, черт возьми, могли быть сомнения, когда мы сами уже щупаем другие небесные тела зондами и луноходами, и представители рода человеческого прошлись по Луне. Но осторожность в суждениях, оказывается, надо соблюдать всегда, особенно, когда громоздишься на трибуну и говоришь не о прошлогоднем урожае в Австралии, а на тему, которая волнует каждого. Лекции лекциями, но ведь сколько разошлось конспектов. А сколько магнитофонных лент? Множество людей, поверив тому, что я проповедовал не щадя живота, основательно и надолго вписали инопланетян в выстроенное в каждом из них понимание естественно-научной картины мира. Люди шли за мной, как школьники из легенды о хаммельнском флейтисте, не ведая, что окажутся в западне. "Судить меня надо праведным судом или с позором сжечь на костре как носителя ереси". Да, и такие мысли посещали меня в те дни. Но были и другие, оправдательные.
Ведь в пирамиде НЛО я заменил только один камень: откуда они. Сама проблема от этого не проиграла, она лишь усложнилась. Еще в 1980 году в рукописной книге "Кое что о НЛО" мы вместе с Никитой Шнее (как я уже упоминал, Шуринов из числа соавторов самоустранился, боясь не угодить режиму) привели не одну, а несколько гипотез происхождения НЛО, допуская не только внеземной вариант. Но ко мне конкретное осознание того, что это - не инопланетяне, пришло вдруг, как удар молнии. И причина тому - время пребывания НЛО на земле, то есть длительность посадки. Как раз Шнее перевел с английского каталог посадок НЛО, составленный Тэдом Филлипсом. Не везде там указан временной промежуток, но среднее арифметическое из того, что удалось извлечь, составляет около пяти минут, из нескольких сообщений по СССР удалось получить еще меньше - около трех минут, но здесь число случаев для анализа было совсем мало, то есть, как говорят в науке, выборка была нерепрезентативной.
Всего пять минут. Спрашивается, для чего же тогда пускаться в непростые транспланетарные или трансгалактические путешествия? Чтобы посидеть на вожделенной цели каких-то триста секунд? Так ведь за это время не только какое-то изыскание, но, простите, малую нужду совершить не успеешь. Ведь даже у альпинистов, покоряющих вершины ради спорта, финишная пауза длится гораздо дольше.
Можно, конечно, полагать, что НЛО - это сателлиты, разлетающиеся с базыносителя. А можно и не полагать, а полагаться только на факты. А фактов, указывающих их инопланетное пристанище, увы, пока нет. Никто не видел, как они взлетают с других планет или туда возвращаются. Их хитроумная техника и необычные маневры тоже не показатель. Мы реагируем на них так же, скажем, как отреагировали бы сегодня папуасы Новой Гвинеи на новизну телерадиоэлектроники, найдя ее, допустим, в зарослях бамбука. Им и в голову не придет, что эта штука сработана на Земле.
А нести свои сомнения и свои новые, еще пахнущие нафталином мысли в аудиторию я уже не мог. Запрет на мои выступления действовал повсеместно, моя фамилия стала одиозной, я был, как волк, обложен красными флажками со всех сторон.
В этой обстановке НТОРЭС Украины собирает в Киеве научно-техническое совещание по изучению аномальных явлений в атмосфере. Знаю, что оно будет очень представительным и сугубо научным. Справляю себе туда командировку, благо, что в Киеве были учреждения, с которыми взаимодействовал мой почтовый ящик. Приезжаю, звоню И. С. Кузнецовой. Она поначалу испугалась. Мое присутствие могло сорвать мероприятие, на которое с трудом получили согласие властей и Украинской Академии наук. Но мы решили разыграть пессимистическую комедию. Кузнецова внесла меня в список присутствующих, но не меня, а некоего В. Г. Ажаяна из Москвы. А если возникнут вопросы на пропускном пункте, я должен буду изворачиваться сам, ссылаясь на опечатку в списке. Но да здравствует советская караульная служба - самая бдительная служба в мире! Вахтер даже не взглянул на мои документы. И я, забившись на последний ряд, молча, как Штирлиц при свидании с женой, проучаствовал в интереснейшем обмене мнениями. Более десятка докторов наук, с полсотни кандидатов под председательством академика Г. С. Писаренко высказались в решении за то, чтобы дать научную путевку в жизнь изучению НЛО на украинской земле. В последние годы, если мне не изменяет память, в Киеве прошло еще четыре подобных совещания.
Вот так. В условиях несвободы даже свой брат уфолог при встрече со мной был вынужден делать вид, что мы не знакомы. Я хочу, чтобы меня правильно поняли. Судорожная моя усмешка относится не к этим людям, которым я заочно благодарен за их усилия, а исключительно к малым возможностям, которыми они тогда располагали. Вольтеру принадлежат крылатые слова: "Мне могут быть ненавистны ваши убеждения, но я готов отдать жизнь за то, чтобы вы могли их свободно высказывать". От таких слов хочется воспарить. Но, к сожалению, в отличие от Вольтера люди страны советов еще до Морковкина заговения будут сгибаться под тяжестью единомыслия. Несмотря на перестройку и демократию.
На крыльях перестройки, кроме надежд и новых правил выезда за границу, пришла отмена цензуры на публикации о НЛО и долгожданная гласность. "Мы все живем в эпоху гласности. Товарищ, верь! Пройдет она, и Комитет Госбезопасности запишет наши имена" (шутка).
А я вопреки повеявшим надеждам был вынужден уйти из закрытого института. Во-первых, в силу инертности начальства, то есть свойства сохранять состояние покоя или прямолинейного равномерного движения, из которого его не способна вывести даже такая сила как перестройка. Уж больно много осело в отделе режима и в отделе кадров телефонных звонков и рекомендаций по моему поводу. Время для меня не шло, а бежало, и мне трудно стало работать с людьми, которые категорически отрезали "нет!", а потом, подумав года два, добавляли: "А впрочем, давайте!" Во-вторых, и я сам, особенно после поездки в Болгарию, все чаще ощущал себя Лаокооном, опутанным змеями секретности.
Я устроился на правах доцента читать в институте повышения квалификации курс по теории и практике принятия управленческих решений. Чтобы идти в ногу со временем, там свою квалификацию, в основном, повышали руководящие работники министерств и предприятий.
Обычно, проведя с ними деловые игры и приняв зачеты, я завершал цикл уфологическим ликбезом. Сам планировал себе расписание, стал высыпаться и, самое главное, ни тебе секретов, ни замков. И, почувствовав аромат перемен, решил опубликовать статью на мучившую меня тему - о генезисе НЛО. Начал я в этой статье с Циолковского, а заканчивал текущим уфологическим моментом. С такого шага я замыслил поход против самого себя, то есть против мною же посеянного ложного знания. "Ложные знания вместе с их носителями образуют систему, которая, как и всякая система, озабочена самосохранением и отторгает все, в чем видит угрозу своему существованию". Эти слова я вычитал у петербуржца Л. В. Куликова.
Но газета, опять-таки в силу инерции, сохранив мой заголовок "Возвыситься над здравым смыслом", изложила суть космической философии Циолковского, но отрезала кусок о возможном происхождении пришельцев. Вот тебе и прогресс. Воистину преодолевая трудности, человечество идет вперед, в будущее, где его давно уже поджидает его прошлое.
Несмотря ни на что наша Московская уфологическая комиссия с четкостью метронома продолжала ежемесячно и плодотворно собираться в Доме культуры энергетиков. Но и в ней произошел раскол. Мой, скажем так, мягкий отход, от жесткой инопланетной концепции был воспринят неоднозначно. Монолитный вроде бы коллектив быстро разделился. Примерно половина согласилась с моими доводами, другая во главе со Львом Чулковым никак не хотела заменять такой удобный для понимания прилет инопланетян каким-то эфемерным Солярисом. Но я и думать не мог, что это произойдет столь бурно. Не все работали в разбухшей до полсотни человек комиссии активно. Многие играли роль любопытствующих статистов, демонстрируя при этом большой творческий импотенциал. Но в этот раз доходило до очень резких высказываний. Некоторые негодовали молча, демонстрируя несогласие нецензурным выражением лица, придерживаясь принципа: тише будешь - дальше уедешь.
Мне приходилось встречать людей, у которых другие представления о жизни в сравнении с моими. Каждый - эпицентр мироздания. Временами кажется, что вся культура вместе взятая не в состоянии одолеть их колоссальную нетерпимость: почему ты думаешь и делаешь не так, как я? Плюрализм, плюрализм. А откуда возьмется способность к нему, когда десятилетиями воспитывалась нетерпимость, регламентированность мышления?
