В итоге получалось, что старая, уже слегка побитая и подуставшая машина стоит на 130–150 процентов больше, чем автомобиль, только что сошедший с заводского конвейера!
Вообще у советского рубля было удивительное свойство – в разных ситуациях стоить по-разному. Например, если вы каким-то чудом попадали в сотую секцию ГУМа (паре моих друзей, работавших переводчиками с иностранными делегациями, выпадало такое счастье), то с вашими рублями творились сущие чудеса. За какие-нибудь сто рублей можно было купить сверхмодный итальянский костюм (что-то ослепительное, но вряд ли «Армани», впрочем, не уверен, мы в те времена таких слов не знали). Или – совсем за какие-то смешные деньги – ондатровую шапку, или «сизую» дубленку, или мохеровый шарф – и вообще все, что душе угодно! Всех этих вещей в обычных магазинах не бывало вообще никогда, а на «черном рынке» или в комиссионке они стоили во много раз больше. То есть ваша зарплата как бы вдруг возрастала в несколько раз – правда, единовременно – в момент посещения этого волшебного торгового заведения, доступного обычно только знатным иностранцам и высшей номенклатуре.
А вот замечательному актеру Анатолию Папанову его поклонники – работники торговли – предложили как-то без очереди купить детскую шубку. То есть слава актера делала его деньги более дорогими. Благородный Папанов отказался, сказав: как же так, люди всю ночь стоят, а я почему-то смогу просто так вот зайти в магазин и получить тайком. Стыдно. Таким образом, Папанов разом снова понизил размер своего заработка до номинального.
Покупательная способность советского рубля и, следовательно, его реальная цена резко колебались в зависимости от места человека в иерархии. Так, зарплату министра или заместителя министра или сотрудника ЦК КПСС надо было умножать на достаточно большой коэффициент, учитывая щедрые продовольственные пайки, доступ к всевозможным спецмагазинам, больницам, аптекам, санаториям, ателье и так далее. Хорошие продукты можно было купить и на колхозном рынке – но по цене в 4–5 раз большей, чем она доставалась номенклатуре. Обеды в столовой ЦК или в «кремлевке» тоже стоили намного меньше, чем в городском общепите (и это при несравненно более высоком качестве еды). Четвертое («кремлевское») управление Минздрава не только лечило, обеспечивало импортными лекарствами, но и субсидировало отдых ответственных товарищей, вместе с семьями, в великолепных санаториях-дворцах на Кавказе или в Крыму. (Ну, или в Подмосковье – это уж как кому угодно.) «Основной контингент» платил лишь около 25 процентов номианальной цены за путевку, супруга «контингента» – 50 процентов. (Рабочий тоже мог иногда – не обязательно каждый год, но время от времени – получать сильно субсидированные профсоюзами путевки, но качество отдыха и лечения не шло ни в какое сравнение с тем, что обеспечивалось Четвертым управлением.)
Даже билеты в театр на модные спектакли можно было купить или у спекулянтов или по специальным «театральным абонементам» номенклатуры. Существовали также абонементы для покупок билетов на модные кинофильмы, грампластинок, книг и так далее. Таким образом, правящий класс обеспечивался дефицитными товарами и услугами по минимальным, нереальным ценам.
Когда я работал в ТАСС, то время от времени нам выдавали достаточно скромные «праздничные наборы» из относительно дефицитных продуктов по низким ценам. Разок я даже получил какой-то квиток, позволявший зайти в Новоарбатский гастроном и «отовариться» с заднего хода. Там процессом командовала полная, очень уверенная в себе женщина, которая строго проверяла категорию квитка, чтобы не перепутать, что кому полагается. Мне, помню, причиталась в том числе и банка красной икры, но не черной. Между тем я заметил целые ряды заветных стеклянных баночек с черными зернышками за спиной продавщицы – но они принадлежали к пайкам более высокой категории.
Когда я перешел в «Известия», моя семья стала питаться чуть лучше – качество наборов, да и частота их выдачи повысились. Время от времени в газете проводились так называемые «распродажи» – смешно сейчас вспоминать, но это было грандиозное событие в жизни коллектива! Самые знаменитые журналисты страны и их жены с выпученными глазами носились по залу, где работники торговли со снисходительными лицами продавали мастерам пера какой-то ширпотреб. Не высшего качества, не Италия и не ФРГ, все больше Чехословакия и Венгрия, до спецсекции ГУМа далеко, но все же в простом магазине таких вещей было не купить, а на черном рынке – дорого, зарплата не позволяла. Свитерок какой-нибудь социалистический или шарфик можно было оторвать… Дубленки – нет, это нам было уже не по рангу, это уже где-нибудь в Госплане или Госснабе, наверно, распродавали…
Причем и рабочие на крупных заводах тоже имели некие, более скромные, но тоже «коэффициентики» к своим зарплатам. Иерархия и там была строгой – рубль на оборонном предприятии стоил больше, чем на каком-нибудь автомобильном или велосипедном… И так далее и тому подобное. Важен был сам принцип – ваш реальный заработок определялся не числом, за которое вы расписывались в ведомости (или могли «подхалтурить», работая «налево»), а вашим местом в советском табеле о рангах.
И в результате рубль никак не мог выполнять нормальных денежных функций!
Встает вполне серьезный, научный вопрос: а можно ли было считать «деревянный» рубль деньгами вообще? Мой коллега Михаил Бергер, заведовавший в начале 90-х экономическим отделом «Известий», придумал такое определение: рубль в советские времена был справкой о том, что вы ходите на работу, а не деньгами. (Надо бы добавить – справкой еще и о том, насколько важной считалась ваша работа в советской системе ценностей.) И вот, в соответствии с вашими карьерными успехами, эта самая «справка» или удостоверение получала некую покупательную способность. Почему же нельзя было поступать просто и ясно – платить начальству намного больше, установить при этом реальные цены на товары и услуги и дать таким образом деньгам работать, как во всем мире?
Нет, вот этого как раз сделать никак нельзя было, потому что министру тогда пришлось бы платить не в пять-шесть раз больше, чем рабочему, а в пятнадцать или двадцать раз. Рабочие высокой квалификации, например токари-инструментальщики высоких разрядов, получали гораздо больше своих менее талантливых и обученных товарищей – уже практически столько же, сколько министры и секретари ЦК КПСС. Но реально образ жизни и этих рабочих не шел ни в какое сравнение с номенклатурной жизнью. Спасало положение только незнание массами истинного положения вещей.
Но в этой системе рубль не мог полноценно осуществлять обменных функций даже и в межведомственных отношениях. Если ваш завод имел деньги на развитие и на закупку нового оборудования, это вовсе не значило, что он мог их реально заполучить. Нет, гораздо важнее было «выбить фонды», а для этого надо было отправляться в Госснаб и договариваться об их выделении. Личные связи директора часто имели решающее значение.
Предприятия были жестко закреплены по фондам за министерствами, и далее по подчиненности. «Кто такой этот „Главк“, который не может обеспечить вас столь остро необходимыми деталями? Откажитесь от его услуг, поменяйте поставщика», – посоветовал представитель австрийского партнера руководителям одного московского предприятия. И никак не мог взять в толк, почему его столь разумный совет вызвал приступ почти истерического смеха у присутствующих инженеров и администраторов. А объяснить ему, в чем дело, в присутствии представителей райкома было невозможно…
В Советском Союзе появилась уникальная профессия – снабженец. Даже объяснить западному человеку, что это такое, почти невозможно.
В 1989 году мой друг, профессиональный экономист, выпускник Плехановского института Григорий Каневский работал в НИИ томографии, и на его базе было создано модное тогда совместное предприятие с General Electric. Советская сторона предоставляла программное обеспечение, американцы – «желeзо». И вот вздумалось одному американскому коллеге как раз задаться этим вопросом: чем заняты эти люди – «снаб-же-ентсы»? Гриша честно попытался на этот вопрос ответить. После того как он минут двадцать атаковал проблему то с одной, то с другой стороны и уже стал приходить в некоторое отчаяние, видя стеклянное непонимание в глазах иностранца, Гриша случайно выронил фразу «они звонят поставщикам…». И тут американец просиял и сказал: «О, понял наконец! Это люди, которые звонят на фирмы! О, очень толково придумано: иногда бывает так трудно дозвониться, особенно в последнее время, с этими чертовыми автоответчиками!»
На снабженца официально нигде не учили, официально признавать его значение и распространенность не хотели… Но без снабженцев не могло существовать ни одно уважающее себя предприятие или учреждение. Да что там предприятие! Вся советская экономика мгновенно рухнула бы без этих людей!
