Оба, не сговариваясь, еще раз оглядели зал. В мерцающем свете факелов трудно было заметить, что между угловыми колоннами и собственно стенами есть немного места. Так немного, что даже худенькая девушка Дия едва могла там дышать. Дрожа всем телом, она молилась про себя, чтобы не застонать, не захрипеть от боли в зажатых камнем легких. В руке она сжимала совсем маленькую коробочку из красного дерева.
А совсем рядом от нее, в двух шагах, лежала связанная Джина Бочетти. Мысли еще путались у нее в голове, но постепенно одно желание — убить мерзавца! — вытесняло все остальное. Колиньи не спеша подошел к ней, достал из кармана старый, проверенный в подобных делах нож и склонился над Джиной.
— Прежде всего, нам нужно знать, где выход, — просто сказал он. — Мы с тобой неплохо знакомы, правда? Ты меня знаешь. Просто подумай: как тебе будет удобнее нас отсюда вывести — с двумя глазами, или с одним?
— Выколи мне оба, — дрожащим голосом ответила Бочетти. — Я не хочу его видеть. И я хочу, чтобы он сдох здесь! Вы оба!
— Советую успокоиться, — Колиньи не хотел бы в этом сознаться даже себе, но ему было приятно, что Бонапарт не принял Джину — остатки ревности по прежнему царапали ему душу. — Ты проиграла. Теперь время успокоиться и попробовать поторговаться. Предмет ты назад не получишь, но жизнь.
— Мне не нужна жизнь! А если я выживу, то клянусь: убью сперва его, а потом тебя!
Колиньи помедлил, а потом убрал нож. В таком состоянии от Бочетти вряд ли можно было чего-то добиться.
«Возможно, генерал поспешил? — подумалось итальянцу. — Она была в наших руках, готова была помочь. Впрочем, в играх с предметами выжидать — не лучшая политика. Нет, он прав: надо хватать сразу. Что ж, он выведет нас сам. Наш генерал спасет нас!»
Глава десятая
Охотница и дичь
Если бы графиню Бочетти спросили, кто ее главный враг после Наполеона и Колиньи, кому она более всего желает смерти, то она назвала бы Александра Остужева. В тот первый приступ истеричной, все опаляющей любви к молодому генералу Бонапарту, она хотела проверить его любовь. Но странный русский парень всадил в нее пулю, выбрав друзей. И в Египте история их любви, переросшей в ненависть, получила продолжение. О, Бочетти просто мечтала встретить его в России, узнать спустя много лет и пристрелить, словно бродячего пса, на глазах у всех. Но гибель полковника Збаражского все немного изменила. Джина поняла, что успела привязаться к Войтеку сильнее, чем думала. Теперь ее третьим врагом стал Антон Гаевский, которого она, к сожалению, не смогла убить пятнадцать лет назад. Ах, если бы не так дрожали руки! Теперь ей хотелось отомстить хотя бы ему, перехитрившему её в самый последний момент. Даже месть Мюрату, лишившему ее двух пальцев, не казалась такой сладкой.
С несколькими оставшимися сподвижниками они, как волчья стая, кружили вокруг главного штаба Императора, прячась в лесах и ночуя без костров. Так продолжалось до самого Бородинского сражения. Здесь Джине пришлось отойти в сторону — слишком ожесточенная была битва. Обе стороны без разговоров расстреляли бы оказавшихся в их руках неизвестных. И лишь ночью, когда Бочетти пробралась на поле боя и сумела отыскать живого еще французского офицера, шпиона Колиньи, ей стало известно о сдаче в плен Гаевского. Немедля она бросилась на восток. Возможно, он еще у казаков? С ними иногда можно было договориться, и просто выкупить пленного, а средства Бочетти имела.
Лишь благодаря везению она не потеряла его след. Решив хоть раз заночевать с комфортом, они захватили поздним вечером небольшой трактир. Трех сопротивлявшихся постояльцев пришлось убить сразу, остальных связали вместе с хозяевами. Вот тут, наскоро допрашивая хозяина, Джина и узнала о странной троице: русский офицер, вроде бы пленный французский офицер и совсем непонятный штатский, по виду — просто зажиточный мужик. После небольшого нажима хозяин смог назвать и некоторые приметы.
— Надо бы уходить, пани! — сказал под утро головорез по имени Витольд, занявший место вожака. — Все больше солдат на дороге — отступают русские. Значит, скоро забарабанят в двери, а там и выбьют. Солдаты.
— Подожди.
Она старалась вспомнить один день в Италии. Был там такой русский — совсем молодой парнишка, но фигурой как медведь, и такой же силы. Джина потерла виски.
— Иван Байсаков!
— Что? — удивился Витольд. — Нет у нас такого, пани графиня.
— Русский был здоровый, как медведь! — повторила Джина слова мертвого уже хозяина. — Ругался с французским офицером по-русски! Вот ты где, Гаевский, и дружок твой Байсаков здесь, а третий. О, только бы это был Остужев!
В заднюю дверь постучали условным кодом. Витольд осторожно отворил и в трактир ввалился тот из поляков, кто хорошо говорил по-русски. Он выходил на разведку.
— Отступает армия! И французы за ними идут! — доложил он и прежде чем продолжить, выпил водки. — Наполеон возьмет Москву и война кончится! Будет Герцогство Варшавское, будет свобода! А русские вроде бы Москву сдают, сами.
— Москва! — отозвалась Бочетти, не особо прислушиваясь. — Вот куда они поехали. Не остались с армией, поехали на восток. С ними что-то есть, и они боятся, что это достанется французам. И они не знали, что Москва будет сдана. По коням, быстро!
Бойцы посмотрели на Витольда, тот знаком приказал им оставаться на месте.
— Пани Джина, в Москву соваться — все равно, что волку в пасть. Французы будут грабить город, и убивать всех, кто им мешает. Их патрули будут расстреливать всех подозрительных. Русские будут убивать всех чужаков, кого смогут поймать. Мы не знаем города, и.
Он прервался, когда Бочетти швырнула ему звякнувший золотом увесистый кошелек.
— Мало? Будет еще. Или ты не хочешь отомстить за своего полковника? Кроме того, в армии Наполеона есть поляки. Все, что нам нужно — достать форму. Город большой, будет паника, устроимся. И карманы заодно набьете.
Витольд кивнул своим и встал. Уже полчаса спустя они скакали к Москве, обгоняя колонны отступавших войск. На них не обращали внимания — до смерти уставшие, едва шедшие солдаты и офицеры просто торопились выполнить приказ. Джина морщилась от ноющей боли в искалеченной руке, но лишь пришпоривала коня. Она пыталась понять, что может такого быть у Байсакова и, возможно, Остужева, что их отослали в тыл. Может быть, Гаевский сумел что-то похитить у Наполеона? От этой мысли Бочетти все же отказалась — Колиньи остался при Императоре, а за Львом он бросился бы лично. Да и Бонапарт без предмета-воителя не пошел бы так далеко на восток.
«Саламандра? — рассуждала графиня. — Хорошо бы, я соскучилась по своей Ящерке. Но зачем увозить предмет, дающий неуязвимость, подальше от битвы? Нет, Гаевский ничего им не привез, просто сбежал после неудачной попытки. Тогда что? Неужели тот предмет, за которым проклятый Бонапарт полез в подземелье Сфинкса? Он исчез, но я знаю, что Колиньи не переставал искать. Наверное, нашел. Но получить его я должна первой! И тогда уж поговорю со всеми вами иначе!»
К вечеру Бочетти ожидал новый подарок судьбы — в колонне пленных французов она заметила де Арманьяка, родовитого, но бедного молодого офицера, служившего, по имеющейся у нее информации, лично Колиньи. По тому, как он нарочито прихрамывал, лелеял раненую руку, и исподлобья стрелял глазами на охранявших колонну казаков, ей все стало ясно. Де Арманьяк в своем полку был известен как один из лучших фехтовальщиков, но Колиньи наверняка обучил его и другим искусствам.
— Не будем спешить! — сказала она Витольду, натягивая поводья. — Когда они остановятся на отдых, нужно быть рядом.
— Казакам мы не понравились! — Витольд сердито оглянулся через плечо. — Лучше бы наоборот, подальше держаться.
— Делай, что я говорю! — Бочетти кинула ему еще один кошелек, который тот ловко поймал. — Войтек кое-что успел закопать в Литве и Польше. Я знаю места, а ты знаешь, что деньги меня не интересуют. Все понял?
— Все!
В глазах Витольда сверкнула жадность, но одновременно и дружелюбие, и даже какое-то желание приключений.
«Словно пират какой-то! — мысленно усмехнулась Бочетти. — Все вы таковы. И насколько же полнее жизнь, когда живешь ради чего-то большего. Итак, Франсуа-Мишель де Арманьяк, зачем же тебе приказали попасть в плен?»
Чутье ее не подвело. Джина не видела, как француз бежал, и убил ли он часовых. Она просто стояла в лесу, неподалеку от опушки, где отдыхали пленные, баюкала раненую руку и прислушивалась. Де Арманьяк вышел почти прямо на нее, точнее сказать — выбежал, на ходу срывая с себя мешавшие повязки. Рослый, плечистый, с породистым лицом потомка крестоносцев, он бежал неторопливо, но в то же время грациозно и быстро, хищно поглядывая вокруг. Бочетти подняла пистолет и прицелилась в широкую спину.
