Этот довод, в принципе, убедителен, но мы можем попытаться представить несколько возражений. Во-первых, я постоянно настаиваю, что мы с Оргелом попытались построить научную теорию, а размахивать руками и заявлять, что, в конечном счете, все возможно, — то не совсем научный подход. Более того, у нас действительно нет сегодня техники, чтобы отправить бактерии на другую планету за пределами Солнечной системы, хотя как мы доказали, для создания этой техники у нас есть хорошая основа. Идея о направленной панспермии необязательно ограничивается также довольно прямолинейной ее реализацией, которую мы описали в общих чертах. Новые технические достижения могли бы создать большие возможности и, по крайней мере, дать больше шансов на успех, чем все, на что мы можем надеяться, по крайней мере, в этом столетии. Наконец, если меня загонят в угол, я решительно подниму знамя "Бактерии могут путешествовать дальше» и буду утверждать (хотя не без некоторых приступов малодушия относительно того, что может принести будущее), что какую бы новую технику ни изобрели, этот лозунг все же окажется истинным. Всегда будет существовать расстояние, за пределы которого единственными реальными объектами для отправки являются бактерии. Тех, кто мог бы сказать, что в последующие века проекты такого рода окажутся слишком легкими, я спрошу: «Смогла бы ваша ракета долететь до Андромеды? И если да, то кого бы вы послали?»
Все эти споры представляются мне не слишком продуктивными, потому что они, по-видимому, не ведут к существу вопроса. Нам следует обратить внимание не столько на пикантность идеи, сколько на ее положение в качестве научной теории с хорошей репутацией. Когда мы это сделаем, то увидим, что здесь присутствуют другие недостатки.
Первое — это характер данных, используемых для построения теории. Многое в них представляет собой чуть более, чем роспись на заднем плане. Есть лишь одно основание, которое могло бы вызвать серьезное замешательство при размышлении, и им является явная универсальность генетического кода, хотя, как мы видели, она все еще далека от того, чтобы получить веское обоснование.
Загвоздка в том, что мы с Оргелом натолкнулись на идею о направленной панспермии, главным образом, вследствие размышлений над этим довольно странным фактом. Это означает, что в соответствии с правилами (по крайней мере, теми правилами, по которым играю я), при проверке теории этому следует придавать или небольшое значение, или вообще никакого. Отличительный признак успешной теории заключается в том, что она правильно предсказывает факты, которые не были известны, когда теория была представлена, или, еще лучше, о которых тогда имели неверное представление. Хорошей теории должны быть присущи, по крайней мере, две особенности: она должна находиться в остром противоречии, по крайней мере, с одной альтернативной идеей, и она должна делать прогнозы, которые можно проверить. Третье желаемое свойство заключается в том, что она не должна быть поверхностной теорией, — а именно, что она должна относиться к очень широкому кругу наблюдений, и оно действительно здесь неприменимо.
Направленная панспермия, безусловно, отвечает первому требованию И лишь обращаясь ко второму, мы попадаем в затруднительное положение. Теория дает довольно определенный прогноз: все древние организмы должны были появиться внезапно, без каких-либо признаков более простых их предшественников здесь, на Земле. Второй прогноз правдоподобен, но не существенен для успеха теории, несколько различных типов микроорганизмов должны были появиться более или менее одновременно. Очевидно, что если бы мы располагали полными ископаемыми останками древних клеток, то мы, наверняка, смогли бы так или иначе прояснить вопрос, поэтому теория не полностью бессмысленна.
В таком случае, основную трудность представляет не столько характер теории, сколько крайняя недостаточность соответствующих данных. Дело не только в том, что существует мало осадочных пород той эпохи, которые на некотором этапе не подверглись изменениям внутри Земли в течение своей долгой истории в земной коре, но даже если бы у нас имелся достаточный их набор (и, по-видимому, весьма вероятно, что со временем их будет обнаружено несколько больше, чем мы имеем сейчас), все же было бы довольно трудно получить достаточное их количество для того, чтобы быть уверенным, что не упущены важные данные. Когда мы примем во внимание, как трудно было исследовать до конца, во всех подробностях, эволюционную историю даже такого животного, как первый человек, особенно когда мы примем в расчет, какой недавней на геологической временной шкале была эта эволюция, то мы увидим, что задача установления эволюции древних клеток на Земле невероятно трудна. Другие варианты также не выглядят особенно перспективными. Надежда, что живые существа содержат «молекулярные ископаемые» в некоторых своих макромолекулах, обоснована, но для того чтобы позволить нам принять окончательное решение при выборе одной из теорий, непременно должно появиться нечто очень поразительное. То же самое верно в отношении экспериментов, моделирующих пребиотические условия. Действительно, обе последовательности доводов, в силу своей волнующей природы, дали нам надежду. Комплементарная природа структуры ДНК и РНК, с одной стороны, и эксперимент Миллера-Урея, с другой, настолько поразительны, что было бы удивительно, если бы они не имели отношения к вопросу происхождения жизни. Но будут ли проводиться другие подобные эксперименты? Можно ли сегодня провести синтез белка в пробирке в отсутствие каких-либо рибосом, используя только информационную РНК и некоторые прототранспортные РНК, нагруженные аминокислотами? Если это сработает, то это будет весьма впечатляющим. Неужели мы имеем действительно убедительный пребиотический синтез РНК на основании элементарных составляющих, который создал достаточно длинные цепочки с надлежащей степенью точности? И даже если мы смогли бы все это осуществить, докажет ли это возникновение жизни здесь с такой ошеломляющей определенностью, что идея о направленной панспермии покажется излишней?
Выбирая между двумя теориями, очень быстро узнаешь, что одной правдоподобности не достаточно, не говоря уже о том, что на нее обычно оказывают пагубное влияние наши точно не определенные предрассудки. Направленная панспермия, на первый взгляд, может показаться слишком неестественной, но можем ли мы привести веские доводы в пользу такой первоначальной реакции? Тридцать лет опыта в молекулярной биологии научили, что правдоподобия недостаточно. Недостаточно просто подвести гвоздь к краю и сделать им небольшой надрез. Важно вбить его по самую шляпку. Для того чтобы придать теории положение определенности, которое нам необходимо, мы упорно должны вбивать его снова и снова. И, увы, это как раз то, что мы не способны сделать в данном конкретном случае. Каждый раз, когда я пишу статью о возникновении жизни, я клянусь, что никогда не стану писать еще одну, потому что здесь слишком много размышлений, вытекающих из слишком немногих фактов, хотя я должен сознаться, что, несмотря на это, предмет столь захватывающий, что я, по-видимому, никогда не стану придерживаться своего решения.
В таком случае, самая достоверная вещь, которую можно утверждать о направленной пансмермии, — это признать, что она действительно является научной теорией, но как теория опережает свое время. Это неизбежно вызывает вопрос, наступит ли когда-нибудь ее время? И здесь мы должны ступать осторожно. История науки доказывает, что все же слишком легко утверждать, вооружившись наилучшими научными доводами, что такое-то и такое-то никогда не откроют и что так-то и так-то никогда не сделают. «Мы никогда не узнаем, из чего состоят звезды». «Никогда не получим ядерную энергию». «Космическое путешествие — чепуха». Поражает здесь то, как немного времени понадобилось, чтобы опровергнуть все эти отрицательные пророчества. Дело не в том, что я считаю, что все возможно. Я приведу в качестве примера левитацию как нечто, что мне представляется маловероятным[5]. Но, оставляя в стороне левитацию (между прочим, она является хорошим тестом для того, чтобы отделить всех научно мыслящих от просто мыслящих), слишком легко делать опрометчивые отрицательные прогнозы. Я сам не могу представить, какое именно решение мы когда-либо примем по вопросу возникновения жизни, но я считаю, что, по крайней мере, данных, на которых будет основываться такое решение, станет больше, хотя когда (если когда-нибудь это будет иметь место) они достигнут такого уровня, что мы почувствуем уверенность, что нашли ответ, может сказать нам только будущее. Все, что мы можем сказать, это то, что эта проблема и связанная с ней проблема жизни в других мирах настолько важны для нас, что, в общем, нам очень не повезет, если мы не сможем найти ответ.
