В общем, потерпели и выжили. А стагфляция была побеждена. С помощью вроде бы Кейнса и Филипса, но несколько по-другому. А чтобы как-то объяснить знаменитую кривую, ее развернули горизонтально. Породив всякие шутки насчет того, как еще больше «окривел этот Филипс».
Но все равно его работы вошли в историю как немалое достижение экономической мысли. Равно как и еще одна кривая, вызвавшая не меньше, а еще больше споров и очень полюбившаяся поклонникам рейганомики. Большим поклонником этого простого, колоколообразного рисунка до самого конца своего президентского срока оставался и президент Буш-младший.
Называется она «кривая Лаффера». Хотя некоторые говорят, что называть ее так несправедливо. Поскольку ее якобы открыл на несколько столетий раньше арабский мыслитель и экономист Ибн Хальдун.
Абдель Рахман Абу Зейд ибн Мухаммед ибн Хальдун был выдающимся арабским мыслителем и экономистом конца ХIV – начала ХV века. Считается, что расцвет исламской философии и научной мысли приходится на куда более ранний период, до того, как в ХI—ХII веках, после яркого арабского ренессанса, утвердилась жесткая пуританская школа ислама. Ее сторонники считали любую инновацию ужасной ересью. С их точки зрения, разделяемой суннитскими радикалами до сих пор, Коран содержал все необходимые человеку знания, а всякие попытки искать их вне пределов священной книги бессмысленны и даже греховны.
Ибн Хальдун был мусульманином, но не буквалистом, к тому же вырос, получил образование и начал научно-просветительскую деятельность в Магрибе, на Западе арабского мира, вдали от главных центров жесткого пуританизма, располагавшихся на Востоке. Позднее, когда его вольнодумство довело-таки его до беды на родине, он бежал в Египет, где пользовался покровительством правивших там в то время мамлюков – восставших гвардейцев султана, создавших там свое собственное государство.
Он не только продолжал дело приостановленного, «замороженного» арабского ренессанса, но и соединял его традиции с Возрождением европейским.
Он много размышлял о природе общества и целях человеческого существования. Историки полагают, что он первым подошел вплотную к открытию экономических циклов, а марксисты хвалили его за создание трудовой теории стоимости. Пришел он, в числе прочего, к интересным выводам относительно эффективности и предельной полезности налогов.
Тема эта была крайне актуальной: налоговые поборы казны душили экономику, не давали ей развиваться. И вот Ибн Хальдун предположил, что их снижение налоговой ставки может, как ни странно, не только стимулировать рост, но и привести к увеличению общей суммы собираемых налогов.
Если ставка в 0 % и ставка в 100 % неизбежно означают нулевые поступления в бюджет, то где-то между этими двумя крайними точками должна находиться оптимальная цифра. Ставка в 98 % или, например, 80 % не всех побудит заниматься предпринимательством, для очень многих, возможно большинства, остаток 20 % и менее не будет достаточным стимулом для того, чтобы рисковать капиталом. В таком случае налоговая база будет очень узка и будет снижаться, и государство соберет гораздо меньше налогов, чем при более низкой налоговой ставке, но более широкой базе.
Представьте себе, что в вашем оазисе, где вы трудитесь сборщиком налогов, живет сто семейств и в среднем одна семья зарабатывает по 100 динаров в месяц. Если вы обложите всех 80-процентным налогом, то десять богатых семей до поры до времени будут исправно платить налог, отдавая вам, например, по 400 динаров из 500. Но остальные не смогут или не захотят жить на жалкие суммы, которые вы им оставляете, и либо перейдут на натуральное хозяйство, либо будут скрывать свои доходы, либо вообще сбегут. И вы вместо того, чтобы собирать примерно половину всеобщих доходов – 5000 динаров, останетесь только с 4000. Да и то вскоре и богачи либо разорятся, либо скроются. И никакие репрессии не помогут.
Но где же эта «золотая середина», оптимальная точка на прямой между нолем и ста процентами? 50? 40? Или, может быть, 13?
Когда пять столетий спустя Артур Лаффер нарисовал колокол, нависающий над прямой между цифрами 0 % и 100 %, он показал, что больше всего налогов будет собрано в некоей его высшей точке.
В 80-е годы этот график мгновенно покорил сердца и умы консервативного истэблишмента в Вашингтоне и лидеры правого крыла республиканцев просто влюбились в Лаффера и его кривую! Еще бы, ведь она вроде бы научно доказывала то, во что консерваторы верили инстинктивно. Их вера – это низкие налоги и мало расходующее государство, больше индивидуальной свободы и в то же время больше личной ответственности. А теперь вот еще выясняется, что и собирать налогов можно больше, если уменьшить ставку!
Потом, правда, оказалось, что все обстоит сложнее, чем виделось на первый взгляд. Золотую точку очень непросто вычислить, к тому же она, видимо, все время сдвигается то вправо, то влево, в зависимости от конъюнктуры и даже психологического состояния общества. То есть просто автоматическое снижение налогов далеко не всегда достигает желанного эффекта.
Но в тот момент, когда Артур Лаффер познакомил с рисунком вашингтонских политиков, он сразу прославился. Вел себя вполне скромно, ссылался на Кейнса и Ибн Хальдуна и так далее.
Но в самом исламском мире идеи Ибн Хальдуна не получили большого признания, потому что никак не могли быть востребованы. Оказался последним серьезным арабским экономистом. То ли безнадежно отставшим от своего времени, то ли сильно его опередившим.
Много столетий у арабов не было, видимо, нужды в новых экономистах.
Почему? На эту тему много копий сломано. Вот, например, одно из правдоподобных (хотя и не бесспорных) объяснений. В арабском средневековье требовалось сильное централизованное государство, чтобы в условиях нехватки воды проводить необходимый минимум ирригационных работ. А мобилизационная экономика требовала и соответствующей идеологии, не поощрявшей индивидуализма и свободы дискуссий, и активного предпринимательства тоже. Тем более не пользовались среди арабских правителей популярностью идеи снижения налогов. (Впрочем, в Европе короли тоже не были готовы ее принять.)
Не способствовал развитию коммерции и категорический запрет ростовщичества. То есть не было стимула для развития банковского дела, и его величество Кредит не мог начать свою благотворную деятельность. Недаром исламские банки появились совсем недавно.
Но и по сию пору они вынуждены приспосабливать всю свою деятельность к строгим нормам исламского права – шариата. В этом их сила – они привлекательны для миллионов мусульман, все больше нуждающихся в банковских услугах, но не готовых прибегать к ним, если они вступают в противоречие с религиозными предписаниями.
Но в этом же и их слабость.
Тот факт, что ислам не допускает взимание процента по кредиту, известен сегодня чуть ли не каждому школьнику. Многие не знают при этом, что его запрещали в принципе все мировые религии, но практика как-то постепенно переломила теорию по мере отделения церкви от государства.
Но исламское право – шариат – по-прежнему твердо стоит на своем, а потому исламские банки должны делать казалось бы невозможное – не давать кредитов или если и давать, то обходиться без взимания процента, по крайней мере явного.
Гораздо менее известно, что исламские финансовые принципы не разрешают и частичного резервного обеспечения – на каждый ссуженный банком динар должен быть в резерве еще один. (Насколько строго это правило соблюдается, это другой вопрос – ведь 100-процентное резервирование очень осложняет банку жизнь и ограничивает возможность заработка.)
Так или иначе, но есть четыре главных способа, какими исламские банки выходят из положения. Первый и, увы, самый распространенный – это так называемая «мурабаха» (почему «увы», скоро станет ясно). Этот термин происходит от корня, означающего «прибыль», и работает эта модель достаточно прямолинейно. Если банк «помогает» вам купить дом, то происходит это таким образом: вы выбираете жилище, узнаете, сколько оно стоит на рынке, и идете с этими данными в банк. Тот же, убедившись в вашей платежеспособности, затем покупает дом сам, а затем перепродает его вам – с накруткой, маржой, в рассрочку на несколько лет. В результате вы будете каждый месяц делать взносы, как правило, не сильно отличающиеся от сумм, которые вы платили бы, если бы взяли ипотечный кредит в самом обычном банке. Что, конечно, возмущает многих – и мусульман и немусульман, которые говорят, что это все тот же процент, только замаскированный, причем не слишком плотно.
Вот почему – «увы».
Второй принцип называется «мушарака» и означает «партнерство». И вот он-то вызывает наибольший интерес, поскольку действительно выглядит очень привлекательно с этической точки зрения и вроде бы многообещающе с финансовой. Именно за подобные модели ратовал Ибн Хальдун.
