Мы входим в какую-то комнату, где на нас надевают такие же, как у присутствующих, маски. Теперь мы похожи на всех. Заглядываю в соседнюю комнату: там несколько человек без масок. Их просят надеть маски, а нас – наши пальто и головные уборы. Но у нас с Борисом их нет: год назад в это время было значительно теплее. Герман, смущаясь, достает из кармана своего пальто берет. Борису надевают на голову чью– то шляпу, мне – медицинскую шапочку. Все, увлекая нас, устремляются к выходу. Вдруг останавливаемся. Дальше нельзя. Все заполнено людьми. Что делать?
«Давайте к другому выходу. Быстрее! Быстрее!»
Мы выскакиваем из дверей, и тут я впервые глотаю свежий воздух поздней осени. Он показался мне холодным и сырым. Одна секунда, и нас буквально заталкивают в машину, кладут на колени цветы, и машина трогается.
Город! Люди! Знакомые очертания улиц и площадей! Мы жадно вглядываемся в темные улицы и переулки. Обмениваемся первыми впечатлениями.
Когда мы подъезжаем к хорошо знакомому зданию клиники, сопровождающий нас старший врач говорит: «Прошу не трогать ручки дверей. Я открою сам».
Но кто-то из нас уже распахнул дверцу машины.
Мы трое идем по хорошо знакомому коридору клиники, как ровно год назад. Большой плакат над головой: «Добро пожаловать, дорогие друзья!» Очень приятно, конечно, внимание друзей…
Сопровождающие нас врачи меняют халаты, надевают на обувь короткие чулки – «бахилы». Мы сразу попадаем в ванную комнату, где нам предстоит вымыться и сменить одежду. Я чувствую себя невероятно уставшим. В ушах сильный шум от окружающей тишины.
Ванна! Мы лишь молча переглянулись и сразу без слов решили, кто идет первым; врач Юрий Семенович только удивленно произнес: «Ну и ну!»
Первому выпало идти мне.
Ванна невероятной белизны! Наполняю ее водой до краев, до самых краев! Хотелось как можно больше воды. Как давно не видел так много воды! Я смотрел на нее как на какое-то чудо, как на ранее неизвестное мне состояние материи. А вода била бурной струей. Зеленовато-голубоватая гладь, чистая и прозрачная. Еще минута – и я в ванне.
Нет слов, чтобы выразить мое состояние. Я лежал по самые уши в воде, забыв обо всем на свете. Но ведь там, за дверью, еще двое, которые так же, как и я, целый год мечтали о воде.
Я вытащил пробку и, когда вода стала вытекать, вспомнил, как в детстве мы с братом играли в большой ванне в дельфинов и вдруг вода вытекла. Оказалось, брат, весело ныряя в мыльную пену, вытащил пробку под водой зубами и спрятал ее за щеку. «Здесь зубами не возьмешь, пробка с цепочкой», – подумал я, невольно улыбаясь. А как приятно надеть свежее чистое белье и пижаму!
Я вышел в коридор, где нам были отведены две комнаты: столовая – она же гостиная – и спальня. Гостей нам еще долго не придется принимать у себя: в течение десяти суток к нам вообще никто не имеет права зайти, кроме дежурного, который будет постоянно находиться у дверей. Затем нас начнут посещать специалисты-медики. А пока мы будем сами проводить исследования, точно так же, как и в «Земном звездолете».
Увидеться с родными и друзьями мы сможем не раньше чем через две недели, если все будет хорошо. Но у нас теперь есть телефон, телевизор, радиоприемник, которые связывают нас с миром.
Первый мой звонок в город был к ней, к Виолетте. Волнение охватило меня, когда в трубке услышал ее негромкий, знакомый, ставший дорогим голос. Никогда не думал, что несколько минут обычного телефонного разговора могут перевернуть всю жизнь человека. В этот вечер я твердо решил, что больше мы не расстанемся. И с этой минуты слышать ее стало для меня просто необходимо. Потом я вдоволь наговорился с родными. Ребята включили радио и телевизор. Чего-то все-таки не хватало. Чего же именно? Наконец понял: нет шума, его не хватает! В ушах от тишины стоит звон.
Первый ужин. Его принесли на подносе и поставили на стол дежурного: дальше нельзя! Я поднял салфетки. Опять сублиматы? Да, мы постепенно будем переходить на обычные продукты, и постепенность эта начинается сейчас же с кефира, обыкновенного кефира. Чувствуем себя непривычно оттого, что не нужно самим готовить пищу и мыть посуду, а главное, экономить воду.
Все мы очень устали – переход к нормальной, обычной жизни оказался нелегким. Я посмотрел на ребят: они сидели задумчивые, ушедшие глубоко в себя, отрешенные и расслабленные. Герман вдруг поднялся и… начал по привычке собирать грязную посуду. Мы недоуменно переглянулись, Герман улыбнулся, махнул рукой и… все-таки сложил тарелки в стопку и унес их на столик дежурного.
После ужина мы все трое погружаемся в глубокие удобные кресла у телевизора: смотреть и смотреть бы передачи, но глаза просто слипаются – так хочется спать. Веки тяжелые, усталость заполнила все мышцы. Какой же длинный сегодня день!
– Закурить бы! – с тоской в голосе сказал Герман, как когда-то в первые дни в термокамере.
Борис понимающе улыбнулся, но курение по-прежнему для них мечта, и это удовольствие у них еще впереди. «Неужели будут курить?» – подумал я. Вот хороший случай бросить. Но, кажется, они не собираются воспользоваться им. Видимо, им интересно прочувствовать вновь одно из тех наслаждений, которые так долго были под запретом.
Одновременно все отправились спать в соседнюю комнату. Три постели с белоснежными покрывалами! «Вот это да!» – вырывается невольный возглас у всех. По привычке разыгрываем кровати, хотя все они совершенно одинаковые, и начинаем укладываться.
Лежу на широкой мягкой кровати, на пуховой подушке, белоснежной накрахмаленной простыне, закрытый по самый подбородок теплым красивым одеялом. Не верится, что это возможно. И в сотый раз за несколько часов спрашиваю себя: «Не сон ли это? Красивый, радужный, цветной сон?»
Мелькают, бешено скачут картины сегодняшнего дня. Они перемежаются с воспоминаниями о нашей жизни за железной дверью. Временами теряю реальное представление, и мне кажется, что мы опять там, в «Земном звездолете».
Все время звон в ушах. Звенящая тишина! Вот не думал, что так может быть… Я посмотрел на часы – почти два часа ночи. Ребята тоже не спят. Беспокойно ворочаются. Все заняты своими мыслями. «Где-то скребется мышь или мне кажется?» – шепчет Борис. Я ничего не слышу, кроме звона и шума в ушах. Мысли путаются, уходят от реального…
На Землю напали существа, похожие на спрутов, не знающие жалости к людям. Через правильные промежутки времени они выходят из ракет, вооруженные «зеленым лучом», который сжигает все, что может гореть и плавиться.
Но вот однажды их машины – огромные шагающие треножники – стали неподвижны. Люди с опаской подходят к треножникам и видят – все пришельцы мертвы! Они погибли от непривычных для них земных микробов.
Это фантастика. Герберт Уэллс. «Война миров». Но опасность вполне реальна. Опасность для пришельцев из космоса погибнуть от земных микроорганизмов, и нисколько не меньшая опасность для землян, если инопланетные микроорганизмы попадут на Землю.
Статья девятая Международного договора, подписанного СССР в январе 1967 года, налагает определенные обязательства в отношении стерилизации космических объектов. Вот почему при полете советских и американских космических аппаратов к Марсу и Венере были приняты меры, чтобы избежать попадания земных микроорганизмов на поверхность этих планет. А сжатый азот, который использовался в реактивном двигателе американского «Маринер IV», проходил через два фильтра, что согласно расчетам снижало вероятность попадания земных микроорганизмов в атмосферу Марса до одной десятимиллиардной доли процента.
Меры безопасности были предприняты также при возвращении на Землю американских космонавтов из путешествия на Луну. Карантин – вот что ждало их на Земле. И понятно. Это необходимо, это сделано во имя блага всего человечества.
Мы тоже находимся на карантине, хотя и не совершали посадку на другой планете, и не привезли с со– бой ее микробов. Опасность угрожает нам…
Ученые ищут способы обеспечения благополучного возвращения людей из гермообъекта в обычные земные условия. Известно, что микробы в герметических помещениях, с одной стороны, вырождаются, становятся по видам однообразны, а с другой – могут накапливаться. Все это нарушает бактериальное равновесие – важный защитный механизм человека к заболеваниям. И тогда человеческий организм становится очень восприимчив к «микробному шоку» – быстрому и пагубному действию болезнетворных микроорганизмов.
Специалисты установили, что некоторые микроорганизмы, почти безвредные для человека, могут стать опасными для него в неблагоприятных условиях герметических помещений при нарушении бактериального равновесия, при резких изменениях в составе микрофлоры. К счастью, никто из нас троих не заболел от «чужих» микробов соседа, а ведь такая возможность в принципе существовала. Правда, еще до эксперимента специалисты провели изучение у каждого из нас аутофлоры – микрофлоры кожных покровов и слизистых. И существенной разницы в ней не обнаружили. Мы, оказавшись «биологически совместимыми», по-братски поделили даже микробов во время совместной жизни в термокамере.
