Ознакомительная версия.
Настойчивая проповедь двойственности, бесспорно, вдохновлялась представлением, что каждый двойственный образец во Вселенной являлся дополнительным аргументом в пользу двойного правления Церкви и государства. Ведь каждую конкретную дуаду следовало понимать исключительно как индивидуальное выражение Всеобщей двойственности, согласно видению Данте Господа, где образ и форма связываются воедино.
Также верно, что всякое двойственное число, даже архетипическое, несовершенно в отношении к Единству (или Троичности). Так что совершенный член всякого двойственного числа несовершенен в отношении высшей реальности. Светская жизнь — земная, несовершенная, активная по сравнению с созерцательным, духовным совершенством Церкви.
Земная Церковь несовершенна, активна в сравнении с Церковью Небесной. В «Пире» Данте называет основные добродетели активными по сравнению с умозрительными добродетелями (Пир, IV, 22, 201–206). Однако в «Монархии» кардинал и интеллектуальные добродетели рассматриваются вместе как активные в сравнении с созерцательными теологическими добродетелями (Монархия, III, 16, 53–63).
Ощущение согласованности всей двойственности, возможно, лучше всего проявляется в средневековых символах правого и левого, чьи окончательные определения разрешаются в соответствии с фактом, что правое более совершенно, а левое стоит ниже. Концепция унаследована из глубокой древности.
В Бытии Авраам отправился направо, а Лот налево (Быт., 13: 9), Христос распорядился, чтобы овцы стояли справа от него, козлы — слева (Мф., 25: 33). В соответствии с традицией Дионисий сделал правую часть божественной, а левую — дьявольской.
Как отмечает Рабан Мавр, левое указывает на земную, плотскую, порочную жизнь, безнравственных ангелов и людей.
Принятие Данте этого образа прежде всего отразилось в его контрастных путешествиях через Ад и Чистилище. В Аду его путь идет налево. Когда он и Вергилий останавливаются перед Дисом, ангел приходит им на помощь, двигая левой рукой перед ним (А., IX, 83).
В Чистилище, двигаясь ближе к Божеству, свои шаги он всегда направляет вправо. В пышных процессиях Церкви в Земном раю четыре основные добродетели располагаются с левой стороны колесницы и три, «которые сильнее сияют», находятся справа (Ч., XXIX, 121–132).
Перед нами двойственность действия и созерцания заменяется двойственностью добра и зла, значит, двойственность и использует тот же самый символ. Колесница Церкви покоится на левом и правом колесе, значение проясняется, когда два колеса снова появляются в небе солнца, одно содержит Бонавентуру, который размещен «с заботой левой рукой», что, похоже, здесь воплощает активную жизнь (Р., XII, 127, ср. со строками 106–111), выбор доминиканцев.
Интерпретация «заботой левой рукой» основывается на определении Бонавентуры двух колес колесницы, доминиканской и францисканской (Р., XII, 31-111). Подтверждение — те же самые колеса. По поводу количества двух колес в небе солнца Фомой и Бонавентурой подразумеваются обширные отсылки к доминиканцам и францисканцам. Правая и левая стороны колесницы определяются разделением добродетелей на активную (слева) и созерцательную (справа). Закономерно появляется отсылка на «левостороннюю заботу», похоже, она тоже восходит к общему образу.
Великий старец с Крита, смотревший на Рим, как в зеркало, стоит на двух ногах (А., XIV, 103–111).
Если ноги интерпретировать как Церковь и государство, глиняная нога (правая) должна символизировать Церковь. В данном случае зло, основные добродетели, активная жизнь и империя определяются как левое, когда противопоставляются теологическим добродетелям, созерцательной жизни и Церкви.
К отмеченной группе двойственности могут быть добавлены Ветхий и Новый Завет: Ветхий, левый, относительно несовершенный, и Новый, правый, относительно совершенный. Ведь, в соответствии с Аквинским, Старый закон был дан человеку несовершенному, еще не получившему духовного благоволения. Он состоит из временных обещаний. Новый закон, напротив, исключительно духовен (Сумма теологии, II–I, 106–107).
Интерпретации чуда хлебов и рыбы, пяти хлебов обычно относились к категории левого, отождествляясь с благочестивыми делами, пятью чувствами, активной жизнью, евреями, Ветхим Заветом, Старым законом. Таков образец, к которому прикреплены ключи многих двойственных чисел «Божественной комедии».
Одним из самых инклюзивных (включающих множество предметов), а для Данте самым значимым двойственным оказалось число, включавшее две жизни, активную и созерцательную. Активная касалась в основном любви к ближнему, созерцательная связывалась с любовью к Господу.
Поскольку Данте верил, что гармонические действия этих двух жизней (примером служат Церковь и государство) необходимы для людского счастья, то подходят к его дидактической задаче не только рассеять непосредственные нравоучения, но и показать их взаимодействие на протяжении всего текста «Божественной комедии». Они позволили также описать его столкновения с различными выражениями действия и показать процесс созерцания во время его путешествия через три области.
Фактически во время всего путешествия спутниками Данте были Вергилий и Беатриче. Беатриче обладала явным значением небесности, церковности. В отличие от нее Вергилий, поборник Рима, вполне вероятно, представлял государство. Или, в более ординарной интерпретации, Беатриче, как Откровение, относится вместе с теологическими добродетелями к созерцанию, располагаясь в Раю во время пышной процессии с правой стороны колесницы. Вергилий же, как Разум, занимает свое место вместе с основными, активными добродетелями.
Предназначенной Вергилию обителью в Лимбе становится Благородный замок, который можно рассматривать как духовное воплощение языческого Рима. Данте настаивал на божественной предопределенности величия Древнего Рима. Но он также настаивал на том, что добродетельное правительство не может существовать без четкого разграничения материального и духовного благосостояния.
Следовательно, в Благородном замке устанавливается именно данное различие, активная или гражданская жизнь представляется такими деятелями, как Цезарь, Брут, Камилла (А., IV, 121–129). Умственная жизнь (должна быть языческим аналогом созерцательной) символизируется Сократом, Платоном и Аристотелем (А., IV, 130–144).
Чистилище еще более последовательно наполнено подобной двойственностью. Мы уже отмечали сходство этой области с земной жизнью человека, который «один лишь занимает промежуточное положение между тленным и нетленным» (Монархия, III, 16, 30–33).
Здесь встречаются Вергилий и Беатриче. Тут же смертность смешивается с бессмертием и семью добродетелям противопоставляются семь пороков. Таким образом, получается, что 7 становится образом человека, составленным из четырех тел и трех душ. 4 считается активным, созерцательным. Иначе говоря, земная жизнь представлена четырьмя основными добродетелями.
Теологические добродетели обладают преимуществом над духовной или созерцательной жизнью. В Чистилище Данте деятелен весь день, а перед рассветом, до начала активного дня, погружается в сон. Соответственно, три звезды, сиявшие ночью как обозначение света («Три этих ярких света»), остаются весь день над горизонтом, в то время как четыре звезды, освещающие лицо Катона, заходят.
Те, что ты видел до рассвета,
Склонились, все четыре, в должный срок;
На смену им взошло трехзвездье это[49].
На первом уступе Чистилища приводятся три примера покорности в образах Траяна, Марии и Давида. В этих трех фигурах можно увидеть телесно-духовную, активно-созерцательную двойственность. Траян, Язычник, император, представляет активную, или земную жизнь. Давид, еврей, предок Церкви и Христа, являет собой образ певца Святого Духа (Монархия, III, 4, 84–87).
Святого духа некогда воспел[50].
Отношение подкрепляется в «Пире», где две строки нисхождения выводятся от Энея к Риму и государству (активному), линия же Давида продолжается до Христа и Церкви (созерцательному) (Пир, IV, 5).
В Марии, матери Бога, линия связывает первого и второго. В земной жизни она представляет телесную сущность Христа, как Царица Небесная являет подходящий символ духовной жизни. Соответственно, Мария и активная, и созерцательная, как говорит Альберт Великий, «подобно ангелам». Последующие уступы Чистилища следуют той же схеме, представляя примеры добродетелей. Римская добродетель иллюстрируется Орестом, Писистратом, Цезарем, Фабрицием, римскими женщинами, Дианой (типичной обитательницей Лимба). Церковная добродетель — Христом, святым Стефаном, святым Николаем и Даниилом (жителями Рая).
Вряд ли стоит считать римскими жителями Писистрата, Ореста и Диану. Они римляне только в том смысле, что Аристотель и Платон являются римлянами, то есть внесли свой вклад в языческую римскую культуру, которая породила совершенство гражданской жизни в Римской империи (которое Данте хотел видеть восстановленным). В том же смысле, как Давид и Даниил, евреи, являлись предшественниками и духовными членами Церкви Данте.
Ознакомительная версия.
