В демографическом смысле, следовательно, молодежи не приходится беспокоиться, за кем будет будущее, если только в самом ближайшем будущем не изобретут эликсир бессмертия. Собственно говоря, в этом смысле будущее всегда было за молодежью. Но, увы, в социальном отношении это плохая гарантия. Ибо остается открытым самый важный вопрос: каким окажется это будущее? В конце концов, и начало 70-х годов двадцать лет назад было всего лишь весьма отдаленным будущим для не столь уже молодых ныне людей. Однако многие ли в Америке желали для себя такого будущего, каким для них оно стало в настоящем? Наверное, если провести социологический опрос, то оказалось бы, что такого будущего в свое время почти никто не желал. Вот почему, с социологической точки зрения, «конфликт поколений» из-за того, кому будет принадлежать будущее, явно бессмыслен, но в отличие от него принципиальное значение имеет проблема совместной исторической ответственности всех поколений за то, чтобы это будущее не обмануло надежды и соответствовало социальным идеалам тех людей, которые его создадут и будут в нем жить.
III
ТЕХНОКРАТИЯ ИЛИ АНТРОПОКРАТИЯ?
В наше время все как бы чревато своей противоположностью. Мы видим, что машины, обладающие чудесной силой сокращать и делать плодотворнее человеческий труд, приносят людям голод и изнурение. Новые, до сих пор неизвестные источники богатства благодаря каким-то странным, непонятным чарам превращаются в источники нищеты. Победы техники как бы куплены ценой моральной деградации. Кажется, что, по мере того как человечество подчиняет себе природу, человек становится рабом других людей либо же рабом своей собственной подлости. Даже чистый свет науки не может, по-видимому, сиять иначе, как только на мрачном фоне невежества. Все наши открытия и весь наш прогресс как бы приводят к тому, что материальные силы наделяются интеллектуальной жизнью, а человеческая жизнь, лишенная своей интеллектуальной стороны, низводится до степени простой материальной силы. Этот антагонизм между современной промышленностью и наукой, с одной стороны, современной нищетой и упадком — с другой, этот антагонизм между производительными силами и общественными отношениями нашей эпохи есть осязаемый, неизбежный и неоспоримый факт.
Карл Маркс
Идейная и теоретическая борьба, развернувшаяся за последние годы как в самой футурологии, так и вокруг проблемы прогнозирования будущего, является отражением и преломлением идеологической и социальной борьбы в современном обществе. Теоретики государственно-монополистического капитализма с помощью футурологии стремятся сделать свои представления о будущем господствующими в общественном мнении, тогда как прогрессивные силы на капиталистическом Западе пытаются сформулировать и противопоставить им альтернативу не только в сфере политики, но и в области социального предвидения. При всей их противоречивости и непоследовательности различные футурологические концепции, носящие социально-критический характер и отвергающие «неокапиталистическую» перспективу для человечества, выражают настроения и чаяния многочисленных средних слоев населения, которые все больше осознают несовместимость своих интересов с сохранением антагонистического общественного строя. Шаткость и ограниченность тех перспектив, поисками которых занимаются буржуазные футурологи, объясняется в первую очередь отсутствием у них классового подхода к перспективам общественного развития в современную эпоху.
Многие из них в какой-то мере и сами сознают необходимость в классовом подходе к проблемам социального прогнозирования, ибо понимают, что научное предвидение должно совпадать с интересами восходящего общественного класса, который был бы способен воплотить его в жизнь. Именно этим объясняется явная тенденция среди футурологов «обнаружить» в современном капиталистическом обществе такую социальную силу, с которой они могли бы связать надежды на осуществление своих прогнозов «лучшего будущего» для человечества. Так появляются на сцене «техноструктура» Гэлбрейта, различные виды «нового класса», усматриваемого, например, Беллом и Уоскоу в творческой интеллигенции и технических специалистах или, как считают тот же Уоскоу и Г. Мюрдаль, в обездоленном «низшем классе» в лице негров и других «париев» индустриального общества, Н. Бирнбаум рассматривает в качестве пролетариев студенчество и т. п. Поскольку подобные «социальные классы» в действительности являются мнимыми, постольку и сам исходящий от них анализ перспектив общественного развития остается мнимо классовым, в конечном счете мелкобуржуазным и эклектическим. Подлинно классовый, марксистский подход к социальному прогнозированию предполагает понимание исторической миссии рабочего класса как носителя нового общественного строя.
Сила марксистского предвидения, блестящие образцы которого содержатся в работах Маркса, Энгельса и Ленина, в документах международного коммунистического движения, как раз и состоит в научном анализе общественных закономерностей и тенденций развития с позиций рабочего класса.
Марксизм отнюдь не считает социальное предвидение какой-то сверхъестественной способностью отдельных индивидов. Дар предвидения, которым столь блестяще владели Маркс, Энгельс, Ленин, был результатом органического сочетания в их творчестве и в их деятельности, с одной стороны, глубоко научной объективности, опирающейся на накопленные человечеством знания об обществе, а с другой — принципиальной партийности, которая позволяла им подходить к социальным проблемам и перспективам «не только с точки зрения прошлого, но и с точки зрения будущего…».[124]
Исходя из этого фундаментального положения, французский ученый-марксист Леон Лавалле подчеркивает, что перед социальным прогнозированием стоит задача «переосмыслить настоящее в соответствии с этим будущим, а не поступать наоборот», как это делают буржуазные футурологи.[125]
Марксисты не отвергают и не умаляют огромного значения научной методологии и техники социального прогнозирования, в том числе экстраполяции, аналогии, моделирования. Однако сами по себе эти методы, как бы они ни были совершенны, не могут гарантировать достоверности прогноза. Тем более такая достоверность не вытекает из различных частных методик, вроде «дельфи», «паттерн» и т. д., покоящихся в конечном счете на квалифицированном учете и обобщении мнений о будущем, ибо они оставляют открытым вопрос, чьи интересы эти мнения выражают и чем обусловлено наличие именно тех, а не иных мнений. Экстраполяция способна дать нам определенные знания о будущем, поскольку оно всегда так или иначе является продолжением настоящего; но оно же вместе с тем является отрицанием настоящего, перерывом постепенности, а следовательно, объективно ограничивает экстраполяцию. Аналогия помогает уловить определенную повторяемость в поступательном развитии общества, но последнее предполагает вместе с тем и возникновение чего-то существенно нового, что не в силах предусмотреть никакая аналогия. Моделирование позволяет ограничить круг реальных вариантов, устранив из анализа мнимые и формальные возможности, но само по себе не предопределяет их вероятности.
Вот почему марксистско-ленинское предвидение экстраполирует не просто статистические ряды, но исторические закономерности и тенденции, прибегает к аналогии не между отдельными событиями, а между социальными взаимоотношениями, моделирует не формальные возможности, но исход реальных противоречий и социальных конфликтов. Не случайная ситуация, а диалектический анализ общественного прогресса и материалистическое понимание истории позволили Марксу и Энгельсу предвидеть не только общую тенденцию поступательного развития от капитализма к коммунизму, грядущий революционный скачок человечества из «царства необходимости» в «царство свободы», но во многих случаях и конкретный ход важнейших исторических событий в будущем. Ярким подтверждением силы марксистско-ленинского предвидения могут служить такие примеры, как предсказанное Марксом и Энгельсом перемещение центра мирового освободительного движения на Восток, предвосхищение Энгельсом роли Тихого океана в XX веке и характера первой мировой войны, гениальное ленинское обоснование возможности победы социализма первоначально в одной стране и многие другие.
Маркс и Энгельс, как и Ленин, не имели ничего общего с такого рода утопистами, которые охотно распространялись на тему о том, сколько ступенек должно быть во «Дворце справедливости» будущего общества, но не могли сказать, какие промежуточные ступени ведут человечество в это общество из настоящего, которые больше думали о том, как будут жить люди в XXX веке, но не знали, что произойдет завтра. Основоположники марксизма не стремились предвосхищать то, что нельзя было научно предвидеть. Они отвергали всякого рода необоснованные предположения как «праздные гипотезы» и оставляли различные детали далекого будущего на усмотрение тех людей, которые будут жить в нем и «будут не глупее нас с вами».
