Ознакомительная версия.
Временами флоты помогали поддерживать мир на побережье. Тацит пишет о подавлении моряками в 24 году мятежа рабов близ Брундизия.[529] Преторианские флоты, патрулировавшие итальянское побережье, помогали, возможно, предотвратить либо подавить и другие мятежи. Отряды моряков из Равенны, Брундизия, Путеол, Остии и Центум Целлы – не говоря уже о военно-морских силах в портах провинций, – по-видимому, выполняли полицейские обязанности в процветающих торговых гаванях, где возникали волнения. После того как преторианская гвардия сконцентрировалась в своем лагере на Виминальском холме в Риме, не осталось необходимых сил, которые могли выполнять такие функции в большинстве других областей Италии.[530]
Можно упомянуть на страницах этой книги и другой памятник миру, сооруженный частично имперским флотом, а именно взлет торговли в эпоху династии Юлиев – Клавдиев. Торговый интерес нуждался прежде всего в безопасности на морях, и ее установление купцы оценили. Во время последнего объезда Августом побережья провинции Кампания моряки и пассажиры александрийского корабля, который зашел в Путеолы, облеклись в белые одежды с цветами и венками на руках. Они возносили ему такую хвалу: «Per illum se vivere, per illum navigare, libertate atque fortunis per illum frui» («В нем вся их жизнь, в нем весь их путь, в нем их свобода и богатство»).[531] Для Августа, «admodum exhilaratus» («безмерно польщенного»), этот прием, возможно, показался выражением последней признательности империи за его долгий и ревностный труд.
Дальше этого, по общему мнению, отношения государства и торговли не заходили. Империя была равнодушна к торговле, или, выражаясь точнее, она придерживалась laissez-faire (неограниченной свободы торговли), которая часто сопровождает здоровую, быстро развивающуюся экономическую жизнь. Для развития торговли никаких усилий не прилагалось, патерналистские тенденции появились лишь в конце II столетия, когда торговля стала клониться к упадку. В последнее время доказывали, что торговля оказывала гораздо большее влияние на государственную политику, чем это обычно допускалось.[532] Проблемы, возникающие из этого расхождения во мнениях, невозможно обсудить здесь обстоятельно, но, как минимум, стоит определить, использовался ли флот где-либо непосредственно для развития торговли по водным путям.
В бассейне Средиземноморья не было нужды в приемах нынешнего империализма, так как безопасность была обеспечена, а тарифы установлены на умеренном стандартном уровне, поскольку Рим контролировал все его берега. Трудно сомневаться в том, что Август имел целью обезопасить моря для торговли. От этого зависели финансовое здоровье и единство империи.[533] Разрешение загадки заключается в том, что вассалы Рима проявляли такую склонность, а императоры ее оберегали. Когда же безопасность была обес печена, деятельность императоров в этом направлении прекратилась. Вопрос менее ясен в отношении отдаленных регионов. Вернер Шур связал Черное и Красное моря в рамках амбициозной теории, которая приписывает Нерону обширные устремления на Востоке, основанные главным образом на торговых мотивах. На юге этот император стремился контролировать Красное море, чтобы держать в зависимости Аксумское царство и развивать торговлю с Индией. На севере (в Причерноморье) он планировал поход с целью приобрести контроль над западной оконечностью северного шелкового пути из Китая.[534] Этот маршрут является мифом, и устремления Нерона в целом преувеличены. Тем не менее в отношении Понта Эвксинского (Черного моря) ясно, что господство Рима в этом регионе имело тенденцию к усилению посредством вмешательства с помощью флота в дела Боспорского царства и других территорий. Римская торговля в Понте Эвксинском развивалась довольно интенсивно. С другой стороны, посты вдоль морских берегов на севере империи образовывали первую оборонительную линию в Малой Азии и Мёзии, Боспорское же царство являлось государством, над которым следовало установить протекторат, чтобы оно не попало во власть враждебных сил. В отсутствие античных свидетельств, мотивы Рима в регионе нельзя формулировать догматически. На Рейне, если переместиться на другой край северной границы империи, усовершенствование портов и речных стоянок было продиктовано военными соображениями. Действия германского флота в устьях Рейна были направлены в первую очередь на защиту прибрежной торговли Галлии. Это служило гарантией обеспечения связи между легионами в Германии и Британии.[535]
Красное море (тогда Аравийский залив) дает прекрасный пример политического действия, опирающегося на торговые мотивы, ибо в 25 году до н. э. Август отправил Элия Галла на покорение сабеев на юго-западе Аравии, посредников в торговле с Индией. Это предприятие, возможно, было продиктовано исключительно коммерческими мотивами, ибо прежде Рим не был вовлечен в дела этого региона, не было у Августа и целей завоевания всей Аравии. Галл совершил поход в 24 году до н. э. и вернулся без триумфа (хотя сабеев разгромил, но потерял много людей не от боевых действий, а от болезней и лишений). В лучшем случае это действо продемонстрировало интерес Рима к Красному морю.[536] Торговля же с Индией процветала феноменальным образом без дальнейших военных усилий. Императоры контролировали по крайней мере северную часть Красного моря, но римский флот никогда не имел там постоянных стоянок.
Современная критика такого «пренебрежения» неоправданна, ибо дипломатические и фискальные меры, видимо, обеспечивали любые необходимые уступки.[537] Более того, военно-морские операции в Красном море затруднялись отсутствием хороших гаваней, неприспособленностью средиземноморских судов к этому региону и тем обстоятельством, что подавление пиратства в древности всегда имело следствием захват побережья, служившего пиратам базой. Завоевание неплодородного побережья Аравии и Эфиопии являлось дорогостоящим предприятием, вероятно, по сути невыгодным с точки зрения быстрой отдачи. Операции в самом Индийском океане были невыполнимыми. Патрулирование в этом регионе, видимо, осуществляли правители Аксумского царства, которые были заинтересованы в защите своих купцов из Адулиса.[538] В любом случае рудиментарная экономическая мысль Римской империи быстро ощутила опасный дисбаланс в торговле с Индией, который, должно быть, убавил имперский интерес к энергичному купцу Горация, который спешил попасть в далекие Индии.[539]
Помимо похода Элия Галла, в дальнейшем нельзя назвать какое-либо другое морское предприятие в Римской империи, которое руководствовалось бы коммерческими мотивами. Нет и сколько-нибудь достаточных свидетельств того, чтобы различные эскадры предназначались в первую очередь для защиты и развития судоходства, поскольку оно было частным. В Средиземноморье у Августа политические мотивы формирования флотов были по крайней мере не менее важными, чем торговые. На северных реках римские флотилии сформировались до того, как там возникло сколько-нибудь интенсивное судоходство, и сохраняли свое военное назначение. В целом политическая экспансия просто для продвижения частной торговли была в Римской империи чуждым явлением. Отсутствие такого импульса, однако, не исключает сопутствующего желания активизировать торговлю как средство получения налогов и поставок. Настойчивость римских судовладельцев, видимо, напрямую вознаграждалась. И некоторые шаги имперской политики, возможно, предпринимались в ответ на протесты и требования купцов, как это было в бассейне Черного моря.[540]
Один вид коммерции, торговлю зерном, императоры всецело продвигали и поощряли, ибо население имперского Рима сильно нуждалось во ввозимом продовольствии. Август столкнулся с народными протестами во время блокады торговых путей Секстом Помпеем и сделал annona (годовую жатву хлеба) своей первейшей заботой. Его преемники, которых подстегивали волнения во время дефицита продовольствия, уделяли проблеме обеспечения народа едой не меньше внимания:
vita populi Romani per incerta maris et tempestatum cotidie volvitur… hanc, patres conscripti, curam sustinet princeps; haec omissa funditus rem publicam trahet
«Жизнь римского народа всечасно зависит от превратностей моря и бурь… Вот какая забота, отцы сенаторы, неизменно отягощает принцепса, и, если она будет оставлена, ничто не сможет спасти государство».[541]
Охрана морских путей была, соответственно, весьма важной заботой государства, духовно связанного с Римом. Об опасениях в 49 году до н. э. блокады, наряду с последствиями давления, оказанного Секстом Помпеем, уже шла речь. Упор на подобное давление играл важную роль в походах Веспасиана и Константина, которые будут далее обсуждаться. То, что больше не предпринималось попыток перекрыть протяженный путь из Египта в Рим, видимо, следует считать заслугой флотов, базирующихся как на Александрии, так и на Мизенуме. Однако весьма маловероятно, что эскадры в Мизенуме или Александрии конвоировали транспортные суда с зерном, которые обычно выходили караваном из Александрии в июне и возвращались из Путеол и Остии с попутными ветрами в августе.[542] Что касается угрозы перекрытия пути, то военно-морской флот считал своим долгом нести непрерывную сторожевую вахту в Средиземноморье перед выходом зерновозов. Однако легкие боевые галеры не могли оказать какую-либо помощь более солидным naves onerariae (транспортным судам) во время шторма. Всего лишь несколько судов могло быть выделено сопровождать караваны и поддерживать связь между ними.
Ознакомительная версия.
