Нужно сказать, что, даже когда я был первоклассником, моих знаний было достаточно для того, чтобы заметить, что траектория движения Плутона вокруг Солнца совсем не такая, как у других планет. На плакате было изображено, как Плутон пересек орбиту Нептуна, но это был лишь небольшой участок его траектории. Внешний круг орбиты был настолько сильно удален, что, для того чтобы совершить полный круг, Плутону пришлось бы вылететь далеко за границы моего плаката: на стену, затем - в окно, на полпути пересечь дворик и добраться до улицы и лишь потом развернуться и вернуться назад, к Солнцу. Мне казалось странным, что орбита Плутона представляла собой совсем не идеальную окружность, как у остальных планет, а наоборот: она отклонялась почти на двадцать градусов. Изображения планет на плакате были точно скопированы со снимков, сделанных из космоса, однако Плутон - только Плутон - был изображен так, как если бы вы стояли на его поверхности и оглядывались на крохотное тусклое Солнце. Поверхность Плутона художник изобразил сплошь покрытой ледяными шпилями. Разумеется, сейчас я понимаю, что в то время, когда была нарисована эта картина, художники и понятия не имели, как выглядит Плутон, и, возможно, хотели показать зрителю нечто необычное, изобразив на нем возвышающиеся ледяные пики. Когда я учился в первом классе, я был твердо убежден в том, что Плутон иначе и выглядеть не мог, а Нил Армстронг мог бы легко расколоть эту ледяную, хрупкую конструкцию на миллионы маленьких осколков одним лишь своим прикосновением. В том, что Плутон сильно отличался от других планет, сомнений не было: он хранил в себе множество тайн и, вероятно, поэтому казался таким хрупким. К отведенному мне сроку я бы добавил еще лет тридцать пять, чтобы выяснить, насколько хрупким он был.
В третьем классе мы окончательно изучили все планеты. Большинство людей используют так называемые мнемонические фразы для запоминания порядка следования планет: My very excellent mother just served us nine pizzas[2] (букв.: «Моя замечательная мама только что приготовила нам девять пицц»), что соответствует порядку планет: Меркурий, Венера, Земля, Марс, Юпитер, Сатурн, Уран, Нептун, Плутон. Тогда же мы выучили еще одну поговорку, которую я раньше никогда и не слышал: Martha visits every Monday and just stays until noon. Period (букв.: «Марта приходит к нам каждый понедельник и как раз остается до полудня. Точка»), Союз «и» (and), стоящий в предложении между Марсом и Юпитером символизирует пояс астероидов, находящийся как раз между ними, хотя я всегда подозревал, что это было всего лишь совпадение. Слово «точка» (Period) в конце предложения показалось мне каким-то странным еще в третьем классе. Разумеется, эти мелочи не дают повода считать Плутон особенным, в отличие от других его свойств, которые выделяют Плутон среди остальных планет.
Как бы странно это ни звучало, будучи ребенком, интересующимся планетами, я никогда не заглядывался на само звездное небо. Бесспорно, я мог бы назвать самые известные созвездия и небесные тела, как то: Большая Медведица, созвездие Ориона, Полярная звезда. Я также мог показать на небе Млечный Путь, который каждый мог легко увидеть в ночном небе над Алабамой, и я даже мог убедить других детей в том, что то, что они привыкли считать облаками, на самом деле был Млечный Путь. Однажды я даже увидел настоящую комету в бинокль. Это случилось холодной зимой 1973 года. Тогда ночью мой отец буквально вытащил меня из постели и отвез на вершину горы понаблюдать за полетом кометы Когоутека. Я ожидал увидеть нечто захватывающее, волнующее, но вместо этого увидел лишь подрагивающее пятно света, и как же я хотел тогда вернуться обратно в постель! Нужно сказать, что никогда в жизни я не относил себя к числу тех детей, кто однажды соберет свой собственный телескоп, по кусочку подбирая для него зеркала, или тех, кто наизусть помнит координаты спрятавшихся среди созвездий туманностей, или тех, кто может с точностью вам сказать, что мерцающая точка перед самым закатом вовсе не самолет, а Венера. Для меня было удовольствием рассказывать о кольцах Сатурна, лунах Юпитера, скалах Марса и, разумеется, ледяных пиках Плутона. Тем не менее тот факт, что этот мир был так далеко от меня, не определял мое к нему отношение. Например, когда я думаю об Антарктиде, в моей голове возникают пейзажи, я сразу представляю себе ее поверхность, но никогда мне не приходила мысль о том, что если бы я запрыгнул в лодку и держал курс на юг, я бы скорее всего там и оказался.
Когда я учился в третьем классе, мне на Рождество подарили телескоп, и, по-видимому, это был лучший подарок для мальчишки вроде меня, но у меня никак не получалось заставить его работать. Мой брат отлично собирал различные конструкции из «Лего», тщательно подбирал цвета и делал все это так аккуратно, что модели получались идеально ровными, как уменьшенные копии. Он легко собирал бальзовый самолет, который мог даже летать. Верхом же моего мастерства были фигурки, которые хотя бы не разваливались и были собраны из более или менее одинаковых цветов. Мои попытки создания бальзовых самолетов заканчивались обычно тем, что я убеждал себя в том, что на самом деле хотел собрать самолет, потерпевший крушение, и было бы здорово поджечь все это безобразие. Время шло, и я начал потихоньку разбираться в том, как заставить работать мой телескоп. Нужно было точно установить зеркала, зафиксировать штатив и настроить окуляры, но у меня снова ничего не вышло. Правда, я думаю, что однажды я даже увидел звезду хотя, учитывая, как должна выглядеть звезда, когда ты смотришь на нее через такой маленький телескоп, а в моем случае еще и шатающийся из стороны в сторону, вполне возможно, что я увидел всего лишь свет от фонаря.
Однажды поздней осенней ночью, мне было 15 лет, я поймал себя на том, что искал в небе созвездие Ориона, тогда это было для меня единственное по-настоящему родное, если можно так сказать, место в том зимнем ночном небе, и вдруг я кое-что заметил. Созвездие Ориона само по себе очень яркое, и даже дилетант смог бы легко разглядеть в небе три звезды, составляющие пояс Ориона, небольшой крест из звезд чуть ниже и остальные звезды, очерчивающие основную часть созвездия. Звезды, составляющие созвездие Ориона, настолько яркие, что не заметить их просто невозможно. Однако немного выше и чуть левее его я заметил две звезды, яркостью не уступающие звездам созвездия, и могу поклясться, что никогда их раньше не видел. Не могу сказать, что я обладал фотографической памятью, и поэтому решил, что, возможно, просто не замечал их раньше. Точно так же я мог бы не заметить свои ботинки, лежащие посреди комнаты. Тем не менее шли месяцы, а с теми двумя звездочками происходило нечто необычное. Они двигались! Вы бы никогда не смогли заметить этого, наблюдая за ними одну ночь или даже неделю, однако спустя несколько месяцев можно было легко понять, что они медленно приближались друг к другу. Зима сменилась весной, а две звезды удалились и теперь двигались друг вокруг друга в тщательно продуманном небесном танце, в то время как остальные звезды созвездия оставались недвижимыми. Во мне появилось непреодолимое желание каждую ночь наблюдать за звездами. Зимой мне приходилось долго не ложиться, пока звезды не появятся в небе, но весной они появлялись сразу после захода солнца.
Я ни с кем не заговаривал о движущихся звездах, а лишь молча отслеживал их путь. Той весной я каким-то образом наткнулся на одну короткую статью в газете, в которой говорилось о том, что каждые двадцать лет орбиты двух самых больших планет - Юпитера и Сатурна - соединяются, и кажется, будто две огромные звезды блуждают возле созвездия Ориона. Это были планеты! Странно, что тогда я был так шокирован. Как же я мог не знать! Что же это еще могло быть? Как, будучи в возрасте 15 лет, столкнувшись с чем-то мне неизвестным, я даже не попытаться узнать, что это было такое?
Сдается мне, никто вообще не говорил о том, что в небе можно увидеть планеты. Тем не менее, как только я узнал, что те перемещающиеся звезды были на самом деле планетами, все сразу стало ясно: планеты были не только воображением художника на том моем плакате, и даже не только снимками, сделанными с космического корабля, а яркими пятнами, которые двигались среди других звезд. Представьте, будто всю свою жизнь вы посвятили изучению геологического строения Большого каньона, который видели лишь на картинках, но затем вы оказались в экспедиции, и это был ваш первый рафтинг. А однажды, когда вы думали, что этот день ничем не будет отличаться от других, вы вдруг завернули за угол и неожиданно увидели обрыв каньона, пропасть и чуть не провалились в нее. Ну разве не охватило бы вас пылкое желание исследовать каждый уголок каньона, каждую долину, узнать все, что только можно об этом чуде на вашем - глубоко личном - внутреннем дворике.
С тех пор я уже не мог думать ни о чем, кроме настоящих планет, я практически влюбился в них. Каждый год я стал отслеживать траектории движения Юпитера и Сатурна, и каждый год они удалялись все дальше на восток, каждая по своей траектории вокруг Солнца. Сатурн находится очень далеко и двигается настолько медленно, что для завершения полного круга своей орбиты ему требуется тридцать лет. Сейчас, почти тридцать лет спустя с тех пор, когда я впервые заметил в небе Сатурн, он почти завершил свой круг, это и есть целый год, такой, каким бы он был на Сатурне. Когда сейчас я смотрю в небо, то вижу, что Сатурн почти вернулся на то самое место, где я впервые его увидел. Тогда я был еще подростком и думал, что же это за танцующие звезды там наверху... Если повезет, я еще раз увижу, как Сатурн проделает свой путь по небу и остановится в этой же точке, но, вероятно, всего один раз.
