А тем временем в школе я буду делать свое…
«Какие у вас очаровательные улыбки, дети! Разве я имею право погасить их в классе? Может быть, есть среди вас такие, которых пугали мною ваши мамы и папы, бабушки и дедушки? Ах, эти взрослые! Не бойтесь меня, дорогие мои, я вовсе не пугало и совсем не злой! Вы любите доктора Айболита? Он же мой друг! Вот видите, у нас есть общий любимец! Так приходите завтра без опоздания. Вы все мне очень нравитесь, и я жду вас с нетерпением!»
Мое общение на расстоянии со своим классом я заканчиваю. Каждую фотокарточку кладу в личное дело. Завтра надо будет отнести их обратно в школу.
Бухгалтерия педагогического времени
У меня давно появилась привычка: в канун сентября подсчитывать количество будущих школьных дней и уроков на весь времени учебный год, на все четыре года начального обучения, высчитывать даже минуты моего непосредственного общения с детьми. В результате меня всегда охватывала тревога из-за нехватки времени, ответственность за то, чтобы не потерять по дороге ни одну секундочку, не посеяв ее на хорошо вспаханном и облагороженном педагогическом поле.
В детстве вместе с сельскими ребятами я собирал на убранном поле оставшиеся колоски. Мы собирали по одному колоску, но когда складывали их вместе, взрослые удивлялись: сколько же могло быть потеряно зерна!
Но как собрать секунды и минуты, которые исчезают сразу, как только их разбросаешь?
Иногда мне представляется, что классные комнаты, школьные коридоры, заполненные детьми, — это то же самое поле, воспитательное, обучающее, по которому непрерывно проходит «педагогический комбайн» — сея и убирая урожай. Но остаются пропавшими бесследно тысячи секундочек и минуточек, которые уже никогда нельзя будет собрать. Это как беспечный сеятель сеет пшеницу, разбрасывая горстки семян направо и налево, не замечая, что они оказываются за пределами' поля или попадают на невспаханные участки, так и беспечный учитель разбрасывает неповторимые и бесценные семена педагогического времени направо и налево. Если можно было бы собрать все эти драгоценные секунды и израсходовать их содержательно, экономно, скупо, то что это могло бы дать? Мы без труда ввели бы пятидневную учебную неделю, сократили бы длительность уроков, увеличили бы продолжительность перемен. А самое главное — не страдало бы своевременное развитие детей. Ведь каждая педагогическая секунда каждому школьнику нужна в строго определенное время — не раньше, не позже.
Нет, не следует растрачивать педагогические секунды, ибо мы бедны ими, и нет никакой физической и человеческой силы, способной умножить их, приостановить их.
Давно я уже ввел в своей практике пятидневку и 35-минутные уроки. По субботам дети будут дома, а если родители захотят, то могут привести их в школу, и я для них устрою игры, походы, поведу в музей, зоопарк, цирк, кино. Что же в таких условиях получится? Вот что:
Количество учебных дней в одном году — 170
Количество уроков в подготовительном классе — 630 = 28800 мин.
Количество уроков в I, II, III классах в каждом в отдельности — 850 = 29750 мни.
Количество уроков за четыре года начального обучения –3230=113050 мин.
Время активного общения педагога с детьми (на уроках, на переменах, после уроков) в подготовительном классе) — 32300 мин.
Время активного общения педагога с детьми в I, II, III классах в отдельности — 39950 мин.
Время активного общения педагога с детьми за четыре года начального обучения — 154700 мин.
Кажется, какой он длинный — учебный год! Но в какие короткие периоды времени вмещается процесс преобразования растущего человека! За 3230 школьных уроков ребенок вырастет до неузнаваемости: и физически, и умственно. Много ли этих уроков? Надо ли увеличивать их количество? Каков процент соотношения времени общения педагога с детьми за четыре года начального обучения (154 700 мин.) с четырьмя календарными годами жизни детей (2103380 мин.)? Получается… около 7 %! Неужели так мало? Только 7 % времени жизни младшего школьника приходится на долю школьного воспитания! В подготовительном классе еще меньше — приблизительно 5,5 %.
Я встревожен. Может быть, не стоит вводить пятидневку и сокращать уроки на 10 минут? Однако короткие уроки нужны мне, чтобы помочь детям работать, мыслить плодотворно. Чувствую, что нахожусь в педагогическом цейтноте. Ну что же… Человек, любящий жизнь и увлеченный делом, всегда находится в цейтноте. И я записываю заповедь, которой буду следовать с завтрашнего дня:
Находясь в педагогическом цейтноте, часто буду вынужден за считанные секунды решать сложнейшие задачи воспитания, способные менять всю последующую жизнь ребенка. Я должен делать это без спешки и помнить, что я ответствен за его судьбу.
Глава II
«КОГДА Я БЫЛ МАЛЕНЬКИМ…» (День первый)
«Когда я 1 сентября прихожу в школу и встречаюсь с детьми, мне кажется, что я бессмертна!» — сказала мне как-то раз Тинатин Михайловна Гелашвили, мой друг и соратник. Тогда я задумался над тем, что в действительности педагог и есть тот человек, которому даны возможность и право стать бессмертным, если только он сам сможет вселить. в своих воспитанников доброту своей души и сделать их сердца отзывчивыми к людским заботам. Истинные педагоги не могут умереть, они только растворяются в тысячах юношей и девушек, превращая их в личности, в людей высоких целей с сердцами Данко.
Сегодня 1 сентября, и я горд. Я внушаю себе, что советский педагог 80-х годов XX столетия — это человек из XXI века, пришедший к детям для того, чтобы зажечь их мечтой о завтрашнем дне, впустить в радости сегодняшнего дня светлый, прозрачный веселый ручеек их завтрашней жизни.
Рано утром я направляюсь в школу. Она находится недалеко от моего дома, и сегодня мне лучше пойти пешком. Во-первых, пока еще рано, во-вторых, надо кое-что обдумать.
Какими будут первые слова, с которыми я обращусь к детям? Эти слова мною найдены давно — «Здравствуйте, дети!» У нас в подготовительном классе будет 170 учебных дней, и столько же раз, войдя утром в класс, я буду произносить: «Здравствуйте дети!»
Впрочем, дело не в самих словах, а в том, каким голосом я их произнесу, какое будет у меня при этом выражение лица. Мой голос, разумеется, должен быть добрым, располагающим. А выражение лица должно соответствовать моему тону. Как будто все ясно, но я не уверен, что практически у меня получается именно так. Часто я оставался недоволен тем, как произношу свое приветствие: оно звучало то строго по-деловому, то слишком приподнято, празднично, а иногда (боюсь сознаться) — беспечно.
А может быть, и не стоит ломать голову, думая о какой-то неуловимой тональности произнесения обычных слов приветствия? Может быть, нет здесь никакой педагогической проблемы? Разве детям так важно, как я их буду каждый день приветствовать? Был же у меня такой случай. На проводимый мною открытый урок пришли 15 учителей. Я начал урок этим приветствием и тут же радостно осознал, что мне удалось произнести его в той особой тональности. После урока я подходил к каждому присутствующему и спрашивал: «Вы, наверное, обратили внимание, как я произнес „Здравствуйте, дети!“? Что вы скажете?» И они ничего не смогли мне сказать, даже не смогли точно вспомнить, с какими словами я обратился к детям. «Приветствие как приветствие, — говорили они в недоумении, — что тут особенного?..» Как, удивлялся я, особая тональность приветствия — располагающая, добрая, стимулирующая бодрость духа, радость учения, счастье общения-не достойна того, чтобы ее рассматривали как прием воспитания любви и доверия человека к человеку, надежды в человека? Скажите человеку «Здравствуйте» тоном снисхождения или тоном, выражающим радость встречи, и вы увидите, как одно и то же слово, произнесенное по-разному, будет менять отношение к вам людей!
Как произнести приветствие — «Здравствуйте, дети!» — это серьезная педагогическая проблема, а для меня лично в данный момент важнее овладеть нужным сплавом его звучания и мимики. Ибо моя заповедь гласит:
Если я стремлюсь проявить свою действительную любовь к детям, то я обязан делать это в наилучших формах.
И на улице я ловлю себя на попытке потренироваться. «Здравствуйте, дети!» — шепчу я и прислушиваюсь к своему шепоту. Не получается. Наверное, потому, что нет передо мной детей, к которым обращены эти слова. Надо представить их в воображении: вот мой класс, я вхожу в него, дети увидели меня, смотрят с любопытством, я улыбаюсь всем и говорю: «Здравствуйте, дети!..» Почему так удивленно взглянул на меня этот прохожий?
Что я буду делать на первом уроке — может быть, тоже не проблема?
На первом уроке, да и на следующих уроках тоже я не стану рассказывать детям о значении учения, о важности знаний в жизни людей, не буду им говорить и о правилах поведения в школе, классе. О значении учения, о важности знаний пока очень рано говорить с детьми, только что пришедшими в школу. Да и нужно ли вообще говорить об этом? Зачем подвергать сомнению очевидность важности знаний и образования? Шестилеток не надо призывать к учению, они сами по природе своей тянутся к нему. И эта тяга прервется, как только мы станем пичкать их знаниями и одновременно внушать: «Они необходимы!»
